Принц в неглиже

Я сняла туфли, подошла к ней поближе.

— Ну?

— В Америке Монтик, — сказала она. — Утром улетел. Соколик мой…

— Не своим же ходом улетел твой соколик, надеюсь? Название и номер рейса знаешь?

— Ага. Там, в отеле, за конторкой, такая милая барышня сидит, я ей фото Монтиково показала, а она мне русским языком говорит: улетел этот человек в Америку, рейс такой-то авиакомпании сякой-то… Так что все я знаю. А сделать ничего не могу…

— Можешь, — возразила я. Мне бы промолчать, но я не выношу вселенской тоски. — Можешь найти телефон и жетоны, или что тут у них в таксофон запихивают. Будем звонить в Америку. Стоп, он в какую Америку улетел — в Северную или Южную?

— В ту, где Нью-Йорк.

— Годится. Будем звонить.

— Кому? — удивилась Ирка.

— Моей кузине Зине.

— Ну ладно, ты не нервничай так. — Подумав, что я волнуюсь, Ирка начала успокаиваться. — Ты нервничаешь и заикаться начинаешь.

— Я не заикаюсь. Это мою кузину так зовут: Зина. Смешно, конечно, звучит. Потому-то я и называю ее кузиной, а не двоюродной сестрой. Ей это, кстати, никогда не нравилось.

— А что ей нравилось? — Ирка отследила, как я подбираю камешек, и тоже взяла голыш.

Я покрутила гальку в пальцах, прицелилась и запустила блюдцем по воде. Раз, два, три прыжка. Неплохо…

— А нравились ей мужики. Желательно богатые, необязательно красивые… Долго перебирала, потом, огорошив родных, вышла замуж за разведенного еврея с двумя детьми, родила ему третьего и укатила с семейством в Америку. Сначала жила в какой-то еврейской общине, потом освоилась, выучила язык, работу себе нашла, с мужем рассталась, живет одна, растит малыша, еврейский супруг помогает деньгами… Вроде вполне довольна жизнью. — Я подхватила и бросила в воду следующий камень.

— И зачем она нам? — спросила Ирка, тоже размахиваясь. Голыш утонул с сочным чавкающим звуком. Мы переглянулись, довольные.

— Твои камни справа, мои слева, — распределила я, загребая гальку горстью. Ирка погрузила руку в грунт, как бульдозер ковш. — Не соображаешь? Мы ей позвоним, объясним ситуацию, попросим найти твоего Монтика. По-моему, это вполне реально — не сумеет сама, наймет частного детектива. Не такая уж она большая, эта Америка. Расходы, разумеется, за твой счет — сама понимаешь, еврейская община… Еще бы Монтикову фотографию в Штаты переправить… Да у них же тут наверняка есть Интернет!

Камни дождем летели в воду. Глядишь, увеличим количество средиземноморских островов…

— Я твоей Зине даже премию выдам, если она мне Монтика вернет, — согласилась Ирка, на удивление легко поднимаясь на ноги. — Ну, чего расселась? Надо же, полпляжа перелопатили! Идем отсюда, пока нам не влепили какой-нибудь штраф!

Я с удивлением оглядела дело рук наших — у Ирки почти окоп получился! — и опасливо произнесла, поворачиваясь к Средиземному морю спиной:

— Надеюсь, аквалангистов в воде не было!

Шумно втягивая соленый морской воздух сквозь два комплекта зубов — своих собственных и накладных собачьих, — Дон Салливан стоял на верхней палубе пассажирского катера «Лазурный». «Морской трамвай», как называют такие прогулочные суденышки местные жители, пересекал Цемесскую бухту. С борта судна открывался впечатляющий вид на белый город Новороссийск, вытянувшийся вдоль моря в полукольце гор. Синие вершины были подернуты серым туманом. Зеленые морские волны, напоминающие глыбы жидкого бутылочного стекла, курчавились жемчужной пеной. Над тяжело ворочающейся водой с пронзительными криками летали чайки. Курортники — на жаргоне местных жителей «матрасники» — на нижней палубе ахали от восторга и непрестанно щелкали фотоаппаратами. Однако Дону в этот момент чувство прекрасного было чуждо: его передние лапы лежали на скользком мокром поручне, ушастая голова свешивалась вниз. Дона мутило.

Минуту назад он избежал совершенно непредвиденной опасности. Девица, которой разудалые и не вполне трезвые парни из команды позволили «порулить» катером, своими неумелыми действиями едва не отправила всех на дно, когда рядом с судном показались дельфины. Занятый своими мыслями, Дон сначала не понял, что это за большие черные колеса крутятся в воде, блестя, как новые резиновые калоши, но рядом нашлись граждане посообразительнее: детище Ильичевского судоремонтного завода в полном соответствии с техническими характеристиками приняло на борт две сотни пассажиров, и при виде афалин все двести с радостными криками дружно ринулись на правый борт. Хорошо, что капитан оказался поблизости: пока горе-кавалеры беспомощно дрыгали ногами в низких креслах с прекрасным видом на девицыны голые коленки, он ворвался в рубку, матерясь, смахнул мамзель с высокого табурета и исправил крен. Дон сомневался в том, что сумел бы вынырнуть из пучины морской и добраться до берега в тяжелой бирсдожьей шкуре!

На борт «Лазурного» он запрыгнул в последний момент, предварительно тяжелым галопом промчавшись по причалу прочь от пришвартовавшейся «Веры».

— Что это за псарня? — увидев Дона, сурово вопросил капитан. Он нахмурился и перебросил сигарету из одного угла рта в другой. — Я спрашиваю, какой кретин взял на борт кобеля?

— Уважаемые пассажиры! Капитан убедительно просит подняться на служебную палубу хозяина большого черного пса в кожаном ошейнике, — в облагороженной форме озвучила эту мысль по корабельному радио дама-экскурсовод.

Капитан в это время убедительно крыл матом «всяких там животноводов, думающих, что они купили билет на плавучую собачью площадку», и сулил бесхозному псу участь небезызвестной Муму. Но Дон вел себя чинно-благородно, команде не мешал, под ногами не путался, а при появлении капитана и вовсе садился и протягивал лапу, так что ему позволили остаться на служебной палубе и даже не привязали.

Свободные от вахты парни из команды, напившись чаю с печеньем, азартно резались в карты, про Дона вскоре все забыли. Тогда он незаметно стянул с поручня на палубу чьи-то непросохшие плавки и, не зная, куда их спрятать, попросту сел на них мохнатым задом, после чего с неподдельным интересом прослушал эмоциональный рассказ экскурсовода о городе-герое Новороссийске, Цемесской бухте и вообще Черноморском побережье Екатеринодарского края.

Между прочим, Дон узнал, что в давние времена путешествие с Кипра в Екатеринодар можно было осуществить без пересадки и смены транспортного средства с водного на сухопутное. Две с половиной тысячи лет назад греческие торговые суда из Средиземного моря прямиком шли туда, куда и нужно было сейчас Дону, к современному Екатеринодару, — через Черное море по реке, ныне известной как Кубань. Дон опоздал почти на два века: стараниями казаков, прорывших пару каналов, с 1819 года Кубань впадала не в Черное море, а в Азовское, так что из Новороссийска в Екатеринодар Дону предстояло добираться сухопутным транспортом. Он мысленно посетовал на несвоевременную инициативу казаков.

— Уважаемые пассажиры, наша экскурсия подходит к концу. Через несколько минут вы ступите на легендарную Малую землю, — торжественно возвестила дама-экскурсовод.

Дона размер земли не интересовал, ему просто не терпелось ступить на сушу.

Теплоход уже подходил к берегу — благо глубина позволяла, на носу матросы готовились опускать трап. Вокруг судна сновали аквабайки, маленькие катера с привязанными к ним резиновыми «бананами» и водные велосипеды, в зеленоватой воде у берега барахтались купальщики, пляж был густо усеян пестрыми зонтами, лежаками, шезлонгами, надувными матрасами и телами разной степени поджаренности.