Принц
Шрифт:
– В Париж.
Нора поперхнулась кофе.
– В Париж? Это немного больше, чем поездка на один день, Уес.
– Париж, что в Кентукки. Там находится ферма Талела. Ну, одна из них.
– Сколько же чертовых ферм у него во владении?
– На две меньше, чем у нас.
Уесли посмотрел на нее и подмигнул.
Нора закатила глаза.
– Слишком много для моей фантазии о полунормальном парне.
– Что? Кто полунормальный парень?
– Ты. Или был им. Когда мы жили вместе, я ловила себя на мысли о том, как хорошо было бы с полунормальным парнем. Я имею в виду, полу в том смысле, что ты сексуальнее, чем современные нормальные парни. И
– Ну, это деньги моих родителей, на самом деле. Но, думаю, я унаследую все это когда-нибудь. Десять тысяч гектаров, по последним подсчетам, в том числе вспомогательных ферм в штате Мэриленд и Теннесси. Двести лошадей в обучении. Пять или шесть сотен племенных кобыл и приплод.
Нора отвернулась от него, чтобы смотреть в окно автомобиля. Она никогда не видела так много миль зелени в своей жизни.
– Что ты будешь делать с этой твоей империей?
Уесли покачал головой.
– Я не знаю. Ежедневный объем работы моего отца - это безумие. Он встает в 4:30 утра каждый день с тех пор, как я его помню. Он выглядит сильным и здоровым, но он борется с язвой, с того времени, когда мне исполнилось десять лет.
– Продай ее.
– Что?
– Продай ее. Продай все. Избавься от всего, если ты не хочешь этого. Ты учился в колледже в Коннектикуте, не сказав мне ни слова о твоей жизни здесь. Мы ездили кататься на лошадях, но только ради удовольствия. Ты хочешь быть врачом, а не править империей, верно?
– Верно.
– Значит, продай ее. Гриффин продал лошадей деда. Никогда не оглядывался назад.
– Эта ферма – легенда. И принадлежала моей семье в течение нескольких поколений. Это одержимость моего отца. Это наследие моего отца.
– Кража автомобилей, распиливание их и раздербанивание между мафией - это наследие моего отца, Уес. Просто потому, что наши родители посвятили себя чему-то, не значит, что мы должны сделать то же самое.
Уесли покачал головой.
– Не могу. Я никогда не прощу себе продажи Райли.
– Тогда какой другой вариант?
– Я не знаю. Мы с мамой говорили об этом. Она сказала, что я должен жениться на женщине, увлекающейся лошадьми и позволить ей вести хозяйство, в то время как я делал бы все, что хотел. У мамы аллергия на лошадей. Ей приходится делать уколы каждую неделю, просто чтобы свободно дышать через нос.
Нора рассмеялась.
– Мне нравится твоя мама. Хорошая мысль. Нам придется найти тебе жену, которая по-настоящему увлекается этим дерьмом, а ты сможешь играть в доктора.
– Я предпочел бы жену, которая увлекалась бы мной.
– Это бред.
Нора и Уесли вели бредовые разговоры всю дорогу до Парижа. Когда они подъехали к Фермам Норовистого Края, Нора не смогла сдержаться и снова громко ахнула.
– Что? – спросил Уесли.
– Уесли, это безумие. Почему все в Кентукки живут в чертовых дворцах?
– Очевидно, мне нужно взять тебя в восточный Кентукки. У тебя складывается очень искаженное понятие об этом штате.
– Восточный Кентукки? Что там?
– Когда-нибудь смотрела “Избавление”? * (Прим.: Кинофильм режиссёра Джона Бурмена, вышедший на экраны в 1972 году. Этот фильм не рекомендуется к просмотру лицам моложе 16 лет. Четверо городских мужчин, мнящих себя мужественными и отчаянными покорителями природы, решают совершить путешествие на двух каноэ вдоль одной из рек штата Джорджия. Бурное течение реки временно разделяет друзей на две пары. Во время одной из остановок в прибрежном лесу первая пара неожиданно подвергается нападению, унижению и бесчеловечному обращению с ними со стороны местных деревенских бандитов).
Нора натянула солнечные очки и усмехнулась.
– Видела, Уес? Я жила в этом.
Уесли закатил глаза, когда припарковался на круговой подъездной дорожке перед массивной колониальной усадьбой, которая представляла собой главный дом Норовистого Края.
– Норовистый? Прелестно, - сказала Нора. – Талел развлекается со своим английским.
– Он дает своим лошадям самые забавные имена. Мама называет всех наших лошадей, и она настоящий консерватор. Никакого БДСМ подтекста.
– Я хочу дать имя лошади.
– Если ты останешься здесь, отныне можешь называть всех лошадей.
Сердце Норы сжалось от улыбки на лице Уесли. Она так привыкла, что Сорен любит ее, что вряд ли кому-то удастся перебить это чувство. Любовь Сорена была как небо, огромной и вездесущей, всегда без сбоев. Она ожидала, что его любовь пройдет, не больше чем, если бы она когда-нибудь представила, что, гуляя на улице ночью, увидела пустоту там, где должны быть звезды. Но любовь Уесли казалась ей такой странной, такой романтичной. Откуда она взялась? И почему? Она бы скорее поняла происхождение звезд, нежели она когда-нибудь поймет, почему этот красивый мальчик, такой милый и чистый, будет любить такую женщину, как она.
Уесли позвонил в звонок у входной двери Талела и взял Нору за руку, пока они ждали.
– Так что мы можем просто подъехать сюда и позвонить в звонок?
– спросила Нора, находясь в шоке из-за отсутствия охраны.
– Неа. Мы не можем. Но я могу.
Он снова улыбнулся ей, и Нора показала ему язык.
– Ок. Я понимаю. Ты владеешь Кентукки. Когда мы вернемся в Нью-Йорк, я собираюсь взять тебя в те места, куда только я смогу провести нас.
– А может не надо?
– Не надо, что? Идти в те места, куда только я смогу провести нас?
– Нет… - улыбка Уесли покинула его лицо.
– Возвращаться в Нью-Йорк.
Нора тяжело вздохнула, сжимая его руку.
– Это твой мир, малой. Не мой. Ты знаешь, мне здесь не место.
– Однажды ты сказала мне, что любишь кое-что поюжнее.
– Я говорила об анальном сексе.
– Конечно, так и было.
Дверь открылась, и Уесли начал представлять себя открывшей им молодой женщине. Она проводила их, прежде чем Уесли смог даже договорить свое имя. Когда женщина отвернулась, Нора показала язык Уесли.
– Большая шишка, - гримасничая, произнесла она.
– Большие деньги, - ответил он без тени гордости самим собой.
Нора могла лишь посочувствовать. Уесли было плевать на скачки. За полтора года, что они жили вместе, он обстоятельно говорил про медицинскую школу, о его мечтах стать детским врачом, лечить детей, таких, как и он сам, с диабетом 1-го типа и другими заболеваниями. Помогать людям, помогать детям. Его заботили деньги семьи столько же, как и Сорена заботили деньги его семьи. Сорен отдал все до цента, что унаследовал. Его целевой фонд перешел к Кингсли и лег в основу финансирования Империи Преисподней. Большую часть наследства он отдал двум своим сестрам. Как католический священник, он получал около тридцати тысяч долларов в год. Конечно, с Кингсли поблизости, Сорен имел доступ ко всему чему угодно, и в чем он нуждался. И Нора продолжала отлично его снабжать роялями и шикарным постельным бельем из египетского хлопка. Даже если он говорил ей этого не делать.