Принцесса без короны. Неправильный отбор

Здесь все взрослые люди. Каждый сам решает, каким именно способом себя убивать.

— Снова в маске, — произнес Леон. Валентин пожал плечами. Бросил заклинание — по воде поплыли белые облака душистой мыльной пены.

— Как всегда.

— Ты помнишь, о чем мы договаривались.

— Помню.

Интересная манера у его величества: задавать вопросы с утвердительной интонацией. Когда-то она забавляла Валентина — когда-то давно, в те дни, в которых не было ни масок, ни магии.

Он почти забыл о тех временах.

— Кто в комнате, — поинтересовался Леон. Валентин одарил его величество обаятельной улыбкой и запоздало подумал, что король ее не увидит из-под маски.

— Никого-то от вас не утаишь, ваше величество, — ответил он. Лицо короля обрело то выражение, которое Валентин видел много лет назад и тогда, в прошлом, назвал сочувствием и пониманием. Признанием чужой боли.

Леон вообще был неплохим человеком. Душевным. Особенно там, где была его вина.

— Я рад за тебя, — сказал Леон. — Хотя ты в это и не веришь. Но я правда рад.

Тучи сгустились, окутывая венценосный лик, и почти сразу же растаяли. Разговор закончился — Леон всегда оставлял за собой последнее слово. А Валентин с ним не спорил.

Он полежал в бассейне еще пару минут и вышел из воды.

Девушка еще спала. Ее лицо в рассветных лучах было расслабленным и тихим. Валентин присел на кровать рядом, погладил Дайну по щеке согнутым указательным пальцем. Она не проснется — будет спокойно спать, пока Валентин не разбудит.

Сейчас, сидя рядом со спящей Дайной, Валентин наконец-то чувствовал себя живым. Не чудовищем в маске, от одного вида которого немеют и студенты академии, и владыки сопредельных стран, что уж говорить о податных сословиях.

Просто живым человеком.

Она понравилась ему еще тогда, на приеме во дворце. В тот день Дайна была похожа на солнечный луч, который пронзил запыленный воздух комнаты. После приема был бал и танцы, и Валентин смотрел, как она кружится в объятиях Кендрика — воздушная, легкая, нежная — и невольно ловил себя на зависти к чужому счастью. В тот день Дайна была счастлива, и Валентин тогда не знал, что в венценосной семье нет ни слова про любовь.

Но она понравилась ему. Валентин отложил воспоминание о том дне в дальние глубины души, и оно ожило, когда прилетела записка Баэрна.

Он вспомнил обряд, который провел в самом начале лета после короткого разговора с Леоном. Тогда Валентин сделал то, что всегда вызывало в нем неприязнь и трепет: пришел в Тайный зал академии и встал перед зеркалом пророчеств.

«Тебе понадобится некромантка, — откликнулось зеркало в тот момент, когда он уже устал надеяться на ответ. — Она придет в последние дни лета. Она спасет многих, если ты направишь ее и будешь хранить и оберегать. Некромантка — вот твоя надежда, вот новая жизнь для всех».

Дайна шевельнулась на кровати, вздохнула во сне.

Валентин поднялся с кровати и стал одеваться. Все намного проще: у него давно никого не было. Очень давно. Вот и все. Вот и вся причина его нынешнего душевного волнения.

Ему вдруг вспомнилось призрачное, далекое. Земля, которую потихоньку сковывали осторожные утренние морозы. Леса — раньше они казались яркими зелеными шевелюрами великанов, а потом плеснули на себя золотисто-алым пламенем и сбросили листву, потемнели. Осень, лучшая охотничья пора: со всех сторон тогда доносился веселый лай старфалийских гончих, чуть приглушенный вуалью тумана.

Девичье лицо, безжизненно запрокинутое к низкому серому небу, казалось маской. Изящной маской, которую надела девушка — ну вот пришла такая блажь. Красоту маски портили ягодные брызги — сейчас, издалека, и не поймешь, клюква это или кровь.

В ушах звенело так, что Валентин не слышал ни голосов, ни лая собак, ни дыхания. Кажется, Леон — потрясенный, в охотничьей куртке нараспашку, с маленьким ружьем в руке — что-то говорил ему. Пальцы правой руки девушки царапали землю, загребали черную мякоть и пожухлые травинки.

Сама она была уже мертва.

Застегнув последнюю пуговицу и набросив на плечи мантию, Валентин провел ладонью над спящей, и Дайна открыла глаза. Какое-то время ее лицо хранило бессмысленно-ласковое выражение, но потом все, что случилось вчера, вернулось, и лицо закаменело. Глаза лишь остались живыми — яркими, страдающими.

— Доброе утро, Дайна, — сказал Валентин так дружелюбно, как только мог. Услышали бы его сейчас студенты — не поверили бы, что это он.

Девушка приподнялась на локте и, пристально глядя ему в глаза, промолвила:

— Вы вчера сказали, что не со всякой магией принимают в академию. То есть…

Она не договорила. «То есть, вы просто сволочь, которая затащила меня в постель?» — так, видимо, ей хотелось спросить сейчас, когда очарование ночи ушло от них.

— Верно, — кивнул Валентин. — С вашей магией не принимают в академию. С вашей магией убивают.

Дайна села в постели. Удивленно посмотрела на себя, обнаружив сорочку. Нахмурилась.

— Вы способны поднимать мертвых, — сказал Валентин. Вгляделся в то облако, которое окутывало каждого мага, увидел в нем множество темно-синих и сиреневых нитей, которые заметил еще вчера, а потом так старательно закрепил. Удовлетворенно кивнул. — Так что забирая вас в академию, а не отводя гранд-мастеру Баэрну, я действительно делаю доброе дело.

— Почему он не заметил? — спросила Дайна.

— Все окончательно проявилось после дракона. Иначе вы уже были бы не в такой приятной компании, как моя, — произнес Валентин. Ему вдруг захотелось, чтобы она улыбнулась — просто потому, что ей шла улыбка. Тогда, в тронном зале, рядом с муженьком-содомитом, принцесса улыбалась — и на щеках мягко прорисовывались ямочки. «Ангел дотронулся пальцем», так когда-то говорили в Саалии.

Такие же ямочки были на лице той, лежащей в лесу с простреленной головой.

— Полагаю, я расплатилась за вашу доброту? — поинтересовалась Дайна. В ней сейчас бил ключом тот самый веселый цинизм, который Валентин не раз видел в своих первокурсницах. Полезная, в общем-то, вещь: помогает не сойти с ума, особенно если раньше тебе не приходилось торговать своим телом.

— Не будьте циничнее, чем вы есть, Дайна, — сказал Валентин. — Вам это не идет.

Девушка усмехнулась. Кажется, она не знала, что лучше: влюбиться в него или начать презирать всем сердцем.

Что там обычно выбирают молоденькие принцессы после ночи любви?