Принцесса для деликатных поручений

– Миледи.

– Заладила, – рассердилась я. – Миледи я, миледи, ну, и дальше что с того?! Послушай меня. За три года ты отлично должна была понять, что я не просто принцесса, но ведьма. А ведьме до всех этих условностей немного больше, чем просто «начихать». Ага? Так что раздевайся, пока наша одежда будет стираться – сушиться, мы отмоемся от этих пятен крови. И… ты мне расскажешь всё, что помнишь с момента похищения – раз. Кто ты, если не чистокровный вампир – два. Что значит умереть с честью – три. И… пока достаточно. Слушаю тебя внимательно.

Амелис рассказывала и долго, и недолго одновременно.

Проклятыми называли детей, родившихся от вампиров и людей. Редкие случаи, к сожалению, для окружающих всё же случались. Ребёнок, родившийся от такого союза (всегда недобровольного), до какого-то момента сохранял рассудок, а потом сходил с ума. Проклятых детей называли ещё «королевскими убийцами». По той простой причине – что подстроив рождение такого ребёнка, заказчики тренировали и дрессировали будущих убийц, внушая одну-единственную мысль: убить того, на кого укажут.

Амелис была одной из таких дрессированных. Её выкупили и прислали ко мне, чтобы она меня убила. Девушка была на грани оборота, сумасшествия, когда проклятое дитя обретает сущность вампира. Но произошло нечто странное, нечто, что моя убийца себе сразу объяснить не смогла. Рядом со мной тьма отступала, разжимала свои когти. И вместо того, чтобы стать вампиром, Амелис стала чуть больше человеком, чем она когда-либо могла мечтать.

Что человеку у нас свойственно? В первую очередь, свобода мысли, свобода воли – и она приняла решение, что убивать меня не будет. Просто останется рядом.

Идея о том, что в случае провала работы, нужно пойти в свою деревню и умереть там с честью, вбивалась в голову дрессированных убийц с детства. Подкреплялась, естественно, магией разума.

Что касается первого пункта – похищения, то помнила Амелис, к сожалению, немного.

Лекари вышли из комнаты, ей было плохо, она почувствовала, что к спальне идёт кто-то очень страшный, приказала Солару спрятаться, а когда пёс выполнил сказанное – потеряла сознание.

Пришла в себя уже здесь. Вокруг никого знакомого, всё страшно, мысли у всех предвкушающие мою смерть – в смысле совсем мою.

Ну, у Амелис немного снесло крышу. К счастью, она никого не высушила, просто убивала.

Только благодаря этому она удержалась на границе проклятия. Не стала окончательно вампиром, но… и человеком ей теперь не быть. Она могла изображать из себя человека, кровь для питания ей не требовалось, но все её характеристики значительно увеличились.

Собственно, здесь у меня было три варианта. Я могла её убить. И была бы при этом вполне в своём праве. Я могла бы оставить всё как есть: позволить Амелис плыть по течению и решать свои проблемы самостоятельно. Наконец, третий вариант – я могла дать ей своей крови. Драгоценная жидкость, текущая в жилах ведьм, отданная добровольно, навсегда закрепляла стадию, на которой находилось проклятое дитя.

Если бы Амелис сказала чуть раньше, или если бы только я заметила что-то неладное… то она могла бы стать навсегда человеком.

Что касается лично меня, то ничего страшного в случившемся я до сих пор не видела. Ну, рядом со мной проклятое дитя и дальше то что? Куда больше меня волновало, смогу ли я накрыть весь особняк магией таким образом, чтобы он сгорел дотла, не оставив никаких следов, и при этом себя не выдать? Особенно, с тем учётом, что у него уже собрались сотрудники столичной службы стражи.

– Итак, Мисси, – я нервно покусывала губы, натягивая ещё чуть влажную одежду. – Значит, как мы сейчас поступаем. Ты крепко берёшь меня за руку и не отпускаешь ни в коем случае. Когда мы вернёмся в королевский дворец, ты выпьешь моей крови, и это не обсуждается. Из-за какой-то там странной чести, не соответствующей нормальным устоям, я не хочу тебя терять. Да, я эгоистка, я знаю. Но поскольку я теперь принцесса, мне можно. Продолжим. Сейчас, чтобы ни случилось, ты не боишься. Потому что больно не будет, а вот жарко – более чем.

Девушка хлопала ресницами, совершенно не понимая, что происходит, я же… оценив, как она выглядит, одобрительно кивнула. Взяла Амелис за руку и сотворила вокруг огненное «Инферно». Заклинание чудовищной мощности можно было контролировать, если вложить очень много усилий в это. Если магу не хватало сил на контроль, огонь выжигал всё в определённом радиусе.

Что мне, естественно, и нужно было.

Стражи не успели войти в особняк, когда его охватило огнём.

А мы, стоя в центре бушующего урагана, ждали. Амелис просто верила в меня, я ждала, когда огонь накопит максимальную силу. И когда огненная воронка покатилась по рушащимся коридорам, заполненным дымом, треском и жадными языками пламени, шагнула прямо в неё, чтобы выйти уже в собственной спальне.

Дёрнуть за звонок и устроить собственное помпезное возвращение, было делом нескольких минут. Сна в эту ночь были лишены очень, очень многие.

А утро началось с визита… Рауля, графа Земского.

Голова гудела, перепуганные моим состоянием лекарь и маг-лекарь напичкали меня от души какой-то гадостью.

К моменту появления Рауля мечтала я только о том, чтобы мир перестал вращаться.

Принимать гостя по уставу малого этикета я могла в своих гостиных комнатах, но обязательно нужен был свидетель – фрейлина или личная горничная. Наедине, поскольку с Раулем мы не связаны кровью, принимать его я не могла.

С присутствием доверенного лица проблем никаких не было. По той простой причине, что мои девчонки установили рядом со мной настоящее круглосуточное дежурство. Повезло мне в том смысле, что с утра со мной сидела моя четвёртая новоиспечённая фрейлина, а незадолго до появления Рауля, её сменила Кира. Так получилось, что только она была поверенной моим чувствам, только ей я рассказывала о болезненном увлечении Раулем.

И она не одобряла. Не меня и не мои чувства – а как раз самого графа Земского. По утверждению Киры этот пустозвон и болван с самого начала мне категорически не подходил, а уж когда она узнала, на кого он меня променял, самым мягким определением, который он заслуживал от неё – было «самовлюблённый баран». Как я и говорила когда-то, девчонку я испортила. Зато мне лично вот такой – яркой и свободной, она нравилась куда больше. И не мне одной.

Кира молчала, сидя в кресле. Любому входящему она просто была не видна, для этого нужно было догадаться вначале повернуться. Рауль догадался. Когда он вошёл, я удостоилась вежливого поклона, а следом тут же граф повернулся и кивнул Кире. То, что моя фрейлина даже не встала, его не задело.

Пройдя к окну, около которого стояли два кресла и стол, Рауль устроился в кресле, окинул меня оценивающим взглядом.

– Действительно, – пробормотал он, – кому придёт в голову, что столь нежная и воздушная принцесса сама покинет плен, и никто не сможет ей помешать или что-то противопоставить. Мне заранее жаль тех, кто перейдёт вам дорогу, Ваше Высочество.