Принцесса Эрдо

Только через некоторое время Лана осознала, что находится на повозке, лежит ничком, и что голова ее бьется о жерди телеги при каждой дорожной яме или колдобине.

Некоторое время Даберт неподвижно сидел в своем кресле, а аббат отдувался и вытирал пот, выступивший на лбу. Толпа все еще волновалась, видимо, надеясь еще на какое-нибудь зрелище. Один из воинов солнца выступил вперед и приказал крестьянам расходиться. Продолжая колыхаться и шуметь разноголосо, они понемногу начали расползаться в разные стороны. Даберт тяжело поднялся с кресла.

–  Видимо придется отложить сборы?-обратился он к аббату.

–  Попробуйте,-ехидно сощурился священник.-Когда солдаты барона уже рыскают возле ваших границ. Если не вы - то вас. Это очевидно.

–  Две ведьмы… Это очень дурной знак…

–  А я предупреждал! А что вы теперь станете делать с этим монстром, которого вы посвятили в свои вассалы?

–  Я приказал сбросить его в ущелье.

–  Его следовало бы предать огню!

–  Железо не горит, аббат. И вот еще… Вы собираетесь казнить Виланию? Сжечь на костре?

–  Это не я собираюсь сжечь ее!-возразил аббат.-Сбудется воля вечно светлого!

Только он может решить судьбы этих дьявольских девок. Я отбываю сегодня. А завтра жду вас всех в аббатстве!

–  Не жди нас, святой отец,-спокойно заявил Даберт.-Никто из моей семьи не станет присутствовать на этой казни.

Фужак сощурил свои хищные глаза, но не нашел видимо нужных возражений и направился к замку. За ним поспешили все его воины. Кроме Эйдара. Он подошел к отцу.

–  Герцог, я виноват…

–  Что?!-грозно обернулся тот.

–  Это ведь я нашел их в этом проклятом лесу. Мне следовало бы подумать, прежде чем вести их в твой замок.

Даберт был в совсем других мыслях, он словно бы и не понял сначала, но потом недобро взглянул на сына:

–  Нет! Ты не в этом виноват,-сказал он, и глаза его сузились до щелей.-А в том, что перестал называть меня отцом! И в том, что лишил меня надежды на наследника!

Герцог отмахнулся от рыцаря и, грузно повернув свое тело, стал спускаться с помоста. Эйдар остался стоять, смотря ему в след. Еще не дойдя до последней ступени, Даберт снова обернулся:

–  Может быть все же стоит попытаться?-спросил он у своего сына.

–  Попытаться?-не понял Эйдар.

–  Оправдать ее,-уточнил герцог…

Еще никогда процессию, отправлявшуюся из замка, не сопровождало такое количество рыцарей. Случаи нападения воинов Ульгерда уже были не редки, да и Даберт все чаще проявлял агрессию, уже не особенно заботясь о поводе. Вот-вот должна была разразится настоящая война.

Еще совсем недавно все благородное население замка Грофстон воодушевленно готовились к этой поездке, надеясь на славное и поучительное зрелище. Теперь у многих у них были мысли иные. Кто-то недоумевал, как же он мог общаться с настоящей ведьмой и настоящим монстром, и не заметил этого. Кто-то сожалел о том, что так случилось. У других все еще оставались сомнения в том, что праведный суд салигардов и их предводителя был справедлив. Среди них был и сам герцог. Ему было жаль не только рыцаря де Мадуфаса. Впервые после того, как Эйдар объявил о своей клятве Салару, у него появилась надежда на то, что сын покинет орден. Ради Вилании. Ему было непонятно, почему именно у него возникли подозрения в том, что девушка - ведьма…

Наступавший вечерний холод способствовал тому, что Лана постепенно приходила в себя, пытаясь пошевелить руками, и поворачивала голову в сторону заходящего солнца, а потом факелов. Ее везли в наскоро сооруженной деревянной клетке, и она ударялась лбом и локтями об ограждавшие ее жерди. Ее руки были скручены веревкой, глаза завязаны черной непроницаемой тканью, чтоб она не смогла никого околдовать.

Через некоторое время Лана каким-то чудом сумела сесть и прислониться спиной к прутьям. Стало немного легче. По ногам поползли колючие мурашки, шея затекла.

Она уже начала привыкать к тому, что человеческое тело может терпеть многое, в том числе боль, холод и голод. Вернее, она надеялась привыкнуть… И старалась не думать о том, что для этого у нее осталось уже очень мало времени.

Они прибыли в аббатство к полудню следующего дня. Лана поняла, что они приближаются к монастырю, когда услышала отдаленное пение монахов, восхвалявших солнце. Вскоре послышались голоса крестьян, которые целыми семьями стояли лагерем у стен аббатства в ожидании казни ведьм. В ближайшие лет десять-пятнадцать это было единственным развлечением, что их ожидало. Все остальное было обыденным, каждодневным и тяжелым. Повозку с клеткой встретил гвалт и улюлюканье. Ее уже давно поджидали. В клетку полетели клочки земли и грязи. Полудикие и злобные от вечного голода крестьянские животные бросались на колеса телеги с ожесточением, не уступавшим хозяйскому. Салигарды принялись разгонять толпу, но не для того чтоб оградить ведьму, а чтоб предотвратить беспорядок.

Вскоре голоса крестьян остались позади, послышался скрип поднимающихся ворот.

Повозка на время остановилась, дожидаясь, пока откроется проезд в окруженный стеной монастырь, и вскоре двинулась снова, колеса дробно заскакали по жесткому каменному подворью аббатства. Путешествие подходило к концу.

–  Куда ее?-спросил кто-то из салигардов у одного из монахов.

–  Помост еще не готов. Его святейшество приказал не торопиться.

–  Почему?

–  Первая ведьма еще не пришла в сознание после последней пытки.

–  А надо что бы в сознании?

Лана съежилась, прислушиваясь к этому разговору.

–  Я думаю, их не следует помещать в одну камеру,-услышала она голос Эйдара.-Виланию… пусть отведут в одну из келий…

–  Ведьму в келью?!-возмутился монах.

–  Это пока еще не доказано, святой отец…

Руки ей не развязали, только ноги. Но она не могла идти. Несколько часов в дороге, в одном положении, со связанными ногами - Лана не могла даже двинуться и упала возле повозки. Совершенное отсутствие света сделало ее движения и вовсе невозможными. Она не могла сориентироваться, а острая боль, разбегавшаяся по ногам, не позволила сосредоточиться даже на звуках, окружавших ее. Принцессу подхватили чьи-то руки, резко тряхнули, толкнули, усадили куда-то. Она сжала зубы, не позволяя себе закричать. Боль раздирала ее конечности.

–  Надо привести ее в надлежащую форму. Нельзя чтобы она своим изможденным видом вызывала сочувствие или жалость,-услышала принцесса за своей спиной едва различимый шепот кого-то из монахов.

–  Она отличается от той ведьмы. Слишком уж кротка для дьявольского отродья, ни слова дерзости, ни ругательств,-добавил его собеседник.

–  В этом и самое зло. Видимо, эта ведьма очень хитра, в отличие от той черноволосой.

Лана поняла, что монахи говорят об Асмабике. Дорогой она уже решила, что ее нет в живых. Она нашла опору для шеи и головы, прислонилась. Это было дерево… Боль отступала, медленно, жестко…

–  Ты меня слышишь?

Это был Эйдар. Он стоял рядом. Видимо выждал момент, когда отойдут другие салигарды…

–  Да.

Он говорил с оглядкой, с опаской, Лана догадалась по интонации:

–  Как ты себя чувствуешь?-спросил он.

–  Хорошо,-ответила принцесса без лукавства. Теперь она, действительно, стала чувствовать себя лучше и даже немного заволновалась, когда салигард подошел к ней ближе, чтобы ослабить стягивающие ее запястья веревки.

–  Завтра тебя судить будут.