Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола
Шрифт:
И вот однажды…
Однажды, когда пролетело бесконечное множество секунд-тысячелетий, из далекого края звуков долетел настойчивый Зов. Вокруг по-прежнему была пустота, но он все-таки долетел, потому что был настойчив и летел из всесильного края Разума. Он прилетел и крикнул: «Тишина! Ты слышишь меня, Тишина?»
Она его не услышала. Она напрягала слух, но не могла уловить ни одного звука. «Тишина! — взывал Зов. — Откликнись, я пришел к тебе, Тишина!» Тишина молчала… Просто столько лет… И хотя время — понятие относительное, но когда его слишком много проходит, Тишина превращается в Глухоту… Когда столько лет стараешься ничего не слышать, невольно превращаешься в Глухоту —
— А я-то мечтал оглохнуть! — сказал дядюшка Децибел. — Гик, или ты издеваешься над стариком, или мне действительно лучше не глохнуть?
6
Фрегат, который фон Этик упорно называл «фрИгат», уносил их все дальше в открытое Книжное море. Фон Этик теперь был с ними: встреча с Морфом напомнила ему о пока еще не решенном споре произношение — написание, и ему захотелось продлить этот спор там, где можно не просто бесконтрольно звучать, но постоянно сверять свое звучание с написанием. Потому что все познается в сравнении, в том числе устная и письменная речь.
Фон Этика потянуло в мир организованных Звуков. Гомон — это, конечно, хорошо. И Вой, и Треск, и Свист, и Галдеж — все это хорошо, но даже все вместе взятые, они не заменят одного значащего Слова.
Они расстались с Мазурием в Периодической системе. У него там было много дел, несмотря на то, что он не оправдал ожиданий химиков как самостоятельный элемент. Но, возможно, существование всех этих элементов было бы неполным без его несуществования? И, может быть, как раз такие, несуществующие, делают простое существование жизнью? Потому что для жизни мало одного существования…
Да, согласно теории относительности, которую так просто и убедительно изложил ухарь Гик, покой может восприниматься как движение, отсутствие как присутствие, нет как есть. Мазурий это и прежде чувствовал, когда собирался отправиться в страну Где Ничего Нет, и на вопрос: а есть ли такая страна? — отвечал:
— Есть. Вернее, нет, но для нее это все равно, что есть: это же страна Где Ничего Нет, поэтому для нее нет все равно что есть.
Он чувствовал: должна быть где-то страна, где он, Мазурий, которого здесь, в природе, нет, может быть полноправным жителем.
— Ах, какая это страна! — мечтательно говорил он. — Чего только нет! Каких там нет рек и озер, каких удивительных восходов и закатов!
И вдруг он перестал говорить о стране Где Ничего Нет и заговорил о тех, которые есть в его родной, хотя и отвергнувшей его, Периодической системе элементов.
— Вы знаете, сколько на Земле Астата? Шестьдесят пять миллиграммов, всего-навсего. Других миллиарды тонн, а его — ничтожная доля грамма, ну как тут не переживать? Ну, я ему, конечно, говорю: спокойно, всем оставаться на своих местах. Тебя, Астат, в природе шестьдесят пять миллиграммов, а меня и вовсе в природе нет. По сравнению со мной тебя вон как много!
Рассказал это Мазурий и заволновался: как там без него Астат? Ведь ему кажется, что его много только тогда, когда он сравнивает себя с Мазурием, а когда ему не с кем себя сравнить… То есть, сравнить-то ему есть себя с кем, только сравнение будет не в его пользу.
— Ать-два, бравой! Пора мне возвращаться к своим, — сказал Мазурий. — Чего доброго Кислород соединится с Железом, а не с Алюминием, а ведь это далеко не одно и то же. Железо он разрушает, Алюминий же — предохраняет от разрушения. Представляете? Один и тот же Кислород!
А Палладий? Ведь он же, наверное, опять не вынимает головы из кастрюли. И это называется благородный металл! Если каждый будет поглощать Водород, то можно вообще
остаться без Водорода. Будем потом бегать, искать, добывать искусственным способом.Пусть посмотрят на Мазурия. Пусть увидят, что бывает, когда какого-то элемента нет. Совершенно нет. И нигде его не достанешь.
— Ать-два, бравой! — сказал Мазурий, как говорил полюбившийся ему солдат Бравоит. — Мне еще нужно один Изотоп застать, повидаться с ним перед разлукой. Ждет он меня, наверно. А может, не надет. Откровенно говоря, зачем я ему нужен?
Изотоп Натрия, Натрий-24, родился всего двадцать девять часов назад, а через час должен был уйти: период его полураспада всего пятнадцать часов, а полураспад и полураспад, как говорил Рубидий…
Их было двое, Натрий и его Изотоп, они сидели друг против друга, присев на часок перед расставаньем.
— Мазурий! — обрадовался Изотоп. — Вот кого я хотел повидать перед уходом!
— Ну еще бы! Только меня тут и не хватало! Между прочим, он прав, — объяснил Мазурий своим спутникам, — перед тем как что-то сделать, нужно непременно с Мазурием повидаться. Мазурий у нас крупный специалист по чужим делам. Потому что своих дел у него нет. У каждого есть дело, а у Мазурия нет, поэтому все идут к нему со своими делами.
— Зачем ты так, Мазурий? Я ведь серьезно хотел тебя повидать.
— И я хотел вас повидать, — серьезно сказал Мазурий. — Хоть я и болтун, и пустомеля, но сейчас, мне кажется, я не обманываю.
— Можешь обманывать, — улыбнулся Изотоп, — все равно я тебе верю. Ни одному элементу так не верю…
Мазурий смутился:
— Ну какой я элемент? Так, ошибка природы… И даже не природы, потому что в природе-то меня нет.
Морф сказал:
— Сегодня ошибка, завтра — не ошибка. Наречие вовсю сегодня пишут слитно, а раньше писали через черточку.
— Вот именно, — кивнул Изотоп. — Возможно, жизнь на нашей планете появилась благодаря ошибке: все безошибочные планеты мертвы.
— Неплохо сказано, — похвалил Синт, — особенно для такого короткого периода полураспада. А сколько мы тратим часов попусту!
— У вас много часов, — улыбнулся Изотоп, — а у меня мало. Вообще-то не так уж и мало… Что ж тогда говорить о тех, кто живет всего лишь долю секунды? А ведь их доля — это их жизнь.
— Я бы не отказался и от такой доли, — сказал Мазурий. — У Рубидия период полураспада семьдесят миллиардов лет, и он дрожит за каждый свой миллиард… Нет! Лучше уж, как Свинец-214, иметь период полураспада считанные минуты, чем трястись за жизнь свою миллиарды лет… У меня нет ни лет, ни минут, но если б они были… если б я был… я бы не обращал внимания на все эти периоды полураспада. Иначе жизнь — это полный распад.
— Как он говорит! — воскликнул Изотоп Натрия. — На такие слова не жаль потратить последний час жизни.
Но Мазурий уже спохватился:
— Я опять тут наговорил… Вот характер: непременно должен что-то наврать, без этого у меня не обходится… А ведь зашел я не для этого.
— Понимаю, — любовно улыбнулся ему Изотоп.
— Я зашел, чтобы сказать вам, Изотоп Натрия: вы не переживайте. Меня открыли в 1925 году два ученых — мужчина и женщина. Зачем? Я думаю, они просто искали повод пожениться. Потому что после того как меня открыли, они вскоре и поженились, вроде бы на радостях. Но для меня-то радости мало: я как не существовал до этого, так и остался не существовать. А вы все-таки существовали, вы немало успели за эти свои часы. И кроме того, не забывайте: вы ведь не исчезнете, вы останетесь во Вселенной, вас охраняет закон сохранения материи. И еще… — Мазурий опять вспомнил теорию относительности. — Пока живы живые, неживые тоже живут…