Принцесса на Кириешках
Шрифт:
Стаффордшириха протестующе гавкнула. Но я уже схватила ее за шею:
– Давай без капризов!
Вы можете мне не верить, но ткань осталась целой. Я тыкала в нее сначала большими, затем маленькими ножницами, ножом, штопором, вязальной спицей, вилкой, зубочисткой, но на материале не появилось даже крохотной царапинки.
– Может, он из чугуна? – предположил Кирюша. – Давай молотком шандарахнем, авось расколется и свалится.
– Вместе с черепом, – пробормотала я, – нет, этот способ не подойдет.
– Попробуй его расплавить, – предложила Лизавета, – можно к тебе, Кирюха, горящую свечку поднесем? Шлем
– Сдурела, да? – завопил Кирюшка. – Сама изображай Джордано Бруно!
– Замолчите, – велела я.
И тут Рейчел завыла, тоненько, жалобно, ей начала вторить Муля. Ада свалилась на пол и прикинулась мертвой. Феня и Капа стояли молча, похоже, они почти оцепенели от ужаса, бедные мопсята никак не могли сообразить, с какой такой радости их по пояс запихнули в тесные мешки. Только Рамик не выказывал недовольства. Он у нас полнейший пофигист. Рамик, скорей всего, пес не благородных кровей. Мы с Лизой подобрали его в прямом смысле слова на улице. Наверное, поэтому пес стойко переносит любые жизненные неурядицы. Он не станет, как Ада, падать в обморок, оказавшись один в запертой машине, не будет, как Муля, отказываться гулять при виде луж и не примется, как Рейчел, мрачнеть, услышав чужой лай. Нет, Рамик спокойно уляжется на заднем сиденье, без всяких эмоций потопает по жидкой грязи, кроме того, он лоялен ко всем животным без исключения: кошки, мыши, хомяки, жабы, птицы – никто не вызывает у него раздражения.
Не зная, что я мысленно нахваливаю его, Рамик встал и пошел к миске с водой. Морда, закутанная в пакет, ткнулась в плошку раз, другой, третий. Поняв, что жидкость отчего-то не попадает в пасть, двортерьер попятился, затем предпринял еще одну попытку напиться, вновь потерпел неудачу, сел, задрал кверху морду и начал издавать доселе ни разу не слышанные мною звуки, нечто среднее между кашлем и стоном.
– Что это с ним? – подскочила Лиза.
Кирюшка бросился к Рамику и обнял «дворянина».
– Не плачь, мой хороший, я обязательно сниму с тебя купленную Лампой гадость, потерпи, я зубами пакетище перегрызу!
На секунду я возмутилась: ну вот, нашли виноватую – как всегда, это Лампа, но потом увидела, что Кирюша в самом деле пытается прокусить в черном мешке дыру, и крикнула:
– Не смей!
– Надо же его освободить, видишь, он плачет! Пить хочет.
– Зубы одни на всю жизнь!
– Рамик тоже в единичном варианте, – парировал Кирюшка.
И тут мне в голову пришла гениальная идея.
– Вот! Смотрите! На пакете есть название фирмы-производителя и телефон.
– Ну и на фиг он нам сдался? – скривилась Лиза.
– Так позвоним и узнаем, как от «Аргуса» избавиться, – воскликнула я, хватаясь за трубку, – только бы номер не оказался фальшивым!
– Можно попробовать, – протянул Кирюшка, – хотя сомневаюсь, что нам ответят.
Но мальчик, к счастью, ошибся.
– НИИ имени Беркутова [3] , – произнес приятный женский голос.
– Простите, шлем «Аргус»…
3
Такого НИИ в Москве нет.
– Если вам нужно до ста штук, то можете сегодня взять на складе, – моментально среагировала секретарша, – большую партию
надо предварительно заказывать.– Мы уже его купили.
– Тогда в чем проблема?
– Надели, а снять не можем.
Женщина засмеялась:
– Вот уж нет проще задачи. Там, в месте, где шлем крепится к шее, висят два шнурочка, дерните за них, и все дела.
– Тесемок нет.
– Такого не может быть.
– Ей-богу.
– Переключаю на лабораторию.
Понеслась заунывная музыка, затем прозвучал глухой голос:
– Белявский слушает.
Я повторила историю.
– Посмотрите на пакет, – попросил незнакомый Белявский, – там есть голографическая наклейка? Блестящий кружок!
– Не вижу ничего похожего.
– Значит, ворованные.
– Что?
– Ну у нас со склада «Аргус» частенько пропадает, тащат его, а затем сбагривают по дешевке. Только воры часто не знают, что к чему, и хватают не до конца укомплектованные экземпляры, без застежки для разгерметизации.
– И как его снять?
– Никак. «Аргус» специально задумывался таким образом, чтобы его случайно не сорвали. Ну представьте, вы потеряли сознание, а…
– Теперь в нем всю жизнь ходить? – испугалась я. – Носить пока не истлеет?
– Ну… нет, конечно.
– Скажите, чем шлем можно разрезать?
– Материал не поддается бытовым ножницам, мы думали…
– А разорвать получится? – перебила я ученого, желавшего обстоятельно рассказать о своем детище.
– Практически невозможно, шлем делался для использования в экстремальной ситуации.
– Послушайте! – заорала я. – Но не могу же я ходить до смерти с мешком на башке.
– И не надо. Приезжайте к нам, сниму в два счета.
– Говорите скорей адрес.
– Пишите, – заявил Белявский.
– Господи! Это же в противоположном конце от Новорижского шоссе! Бог знает сколько времени проедем! Мы не задохнемся? – завопила я, узнав координаты лаборатории.
– Нет, «Аргус» рассчитан на сутки бесперебойной работы, потом он просто перестает выполнять защитные функции, но ведь вы не в эпицентре газовой атаки, – спокойно сообщил Белявский, – так вас ждать?
– Да, – закричала я, – тороплюсь со всех ног, вернее, колес!
До МКАД я доехала без особых проблем, на Новорижской трассе машин почти не бывает даже в часы пик, а уж в будний день, когда основная масса людей приступила к работе, и подавно никого не встретите. Неприятности начались на Кольцевой дороге.
Водители едущих рядом с моими «Жигулями» машин сначала притормаживали, потом разевали рты и сворачивали себе шеи от любопытства. Хотя чего уж тут такого особо странного? Ну сидит за рулем женщина с мешком на голове, и что?
Впрочем, может, шоферов удивляла не я, а Рейчел и Муля, которые, оказавшись в машине, моментально выставили в открытые окна замотанные морды. Следовало поднять стекла, но эти собаки соглашаются на автомобильные прогулки только с одним условием: они вывешиваются наружу, иначе ни в какую. Даже в студеном январе и не менее холодном феврале их приходится перевозить, устраивая ледяной сквозняк.
Поняв, что вызвала ажиотаж, я попыталась встать в крайний левый сверхскоростной ряд, но меня оттуда мгновенно прогнали мигающие фарами и недовольно «крякающие» джипы. Пришлось метнуться вправо и вновь стать объектом пристального внимания.