Принцесса по ГОСТу

Пока меня несли, я краем глаза запоминала путь. В одном зеркале отразилась смешная кроличья морда, преисполненная блаженства, а потом я увидела свое тело

— Мне кажется, — всхлипнула я, чувствуя угрызения совести. В этот момент меня чуть не уронили.

— Нет, ну скажи честно? Я толстая или пушистая? — требовала я, глядя на пушистую мордочку с перепуганными глазами.

— Куш-ш-шай на з-з-здоровье, — прошипели мне с улыбкой. — Главное, чтобы на блюдо помес-с-стилас-с-сь

— Чего?! — на меня из зеркала смотрел кролик с офигевшими глазами. — Лучше в гарем!

— Что-то мне подс-с-сказывает, что с-с-слово «гарем» нужно произ-з-знос-с-сить, как «горем», — прошипели мне. — И эта внез-з-запная догадка приходит ко мне, глядя на тебя

Меня сгрузили на подушку, ущипнув за хвост.

— А вот хвост — это обидно! — заявила я, поджимая его под себя и прячась за подушкой. — Давай я тебя за хвост подергаю? Тебе приятно будет?

Мне ничего не ответили, а дверь гостеприимно закрылась на ключ. Я немного подремала, а когда очнулась, то увидела золотой поднос с опилками и деревянную коробочку с перинкой, чувствуя, как на глаза выступили слезы умиления.

— А гиде крышечка? — я жалобно посмотрела на ящик, оббитый изнутри бархатом. — Крышка, спрашиваю, где? Вот змей! Ничего! Сам пусть спит в коробочке и гадит в опилки!

На полу появилась мисочка побольше. Нарядная такая, с голубой каёмочкой, а в ней была капуста вперемешку с морковкой. Морковка, чтобы я лучше видела, за кого замуж выхожу, а капуста — чтобы у меня грудь росла! Все правильно! Так и надо! Я тоскливо посмотрела на Зиту, Гиту, Гюльчатай и Гильгамешку, понимая, что гарем может себе позволить только мужик с крепкими нервами! «Я — толстая!», «Мне нечего надеть!», «Я на диете!» — эти и другие этюды в исполнении женской половины — испытание не для слабонервных.

Я прислушалась, ведя ухом. Мне кажется, или я слышу знакомый голос?

— С-с-слуш-ш-шайте внимательно, — послышался негромкий голос, заставивший мой хвостик вздрогнуть. — З-з-заколотить окна в с-с-серале. До с-с-самого верха! Ес-с-сть у меня подоз-з-зрение, что она допрыгнет! С-с-следующее! С-с-следите з-з-за дверью! Внимательно с-с-следите! С-с-с кроликом не раз-з-зговаривать! Я з-з-запрещаю

Жаль, я — очень коммуникабельный зверек!

— С-с-спиной к ней не поворачиватьс-с-ся! — снова прошипел голос, который я уловила краем уха.

Правильно! Судьба ко мне уже один раз повернулась спиной! С этого момента только жизнерадостные и улыбчивые лица!

— И пос-с-следнее! Моего кролика не гладить! З-з-за это я з-з-задушу любого! — послышался голос змея. — Ес-с-сли к ней х-х-хоть пальц-ц-цем прикос-с-снуться, я убью на мес-с-сте!

А что? Если меня за ушком почешут, то все? Измена? Эх! Моя задняя лапка дотянулась до уха и начала с остервенелым наслаждением чесать его.

— Да, — всхлипнула я, зажмурив глаза от удовольствия. — Я — очень одинокий кролик! Имею полное право заниматься самоудовлетворением! Ах Какая прелесть! О, да Да!

Через четверть часа дверь открылась, а ко мне опасливо вошел огромный бородатый и волосатый мужик в рубахе, подозрительно поглядывая в мою сторону. Он хотел повернуться ко мне спиной, чтобы закрыть за собой дверь, но тут же вспомнил про инструкцию, изображая краба отшельника, пробирающегося вдоль стены! Отлично! Они теперь все по стеночке у меня ходить будут!

Взгляд мужика был напряженным, как у дрессировщика диких животных. «Ага! Я еще могу через палочку прыгать!», — мысленно улыбнулась я, глядя, как по вискам мужика течет холодный пот. В огромной волосатой ручище у него были зажаты доски и молоток. Молоток он держал так воинственно, словно готовясь в любой момент отразить удар. Мне кажется, что он готов был откреститься от меня молотком. Я молча следила за ним, глядя, как он сваливает доски возле окна, берет первую попавшуюся и достает длинный гвоздь. — Мяу! — робко мяукнула я, посматривая на огромный молоток, который приколачивал доски к стене. А что? Мы, кролики, очень игривы!

— Гав! — игриво заметила я, глядя, как мужик на меня косится. Я тут, значит, заигрываю со страшной силой, а на меня смотрят так, словно я на первом свидании потребовала справку о доходах и примерила его имя к имени будущих детей. Эх, если в шестнадцать свидания напоминали мелодраму о вечной любви, в восемнадцать — двадцать — романтическую комедию, в двадцать пять — историческую мелодраму, в двадцать восемь — собеседование, в тридцать — собеседование в крупную транснациональную корпорацию, то поговаривают, что к сорока годам это будет — битва экстрасенсов.

— Ррррр! — я сделала вид, что бросаюсь на него.

— А! — заорал перепуганный плотник, роняя молоток на ногу, а сверху неприбитую доску. — А!

Он прыгал, метался, орал, а потом случайно наступил на мою утреннюю морковку, поскользнулся, и в комнате снова стало светло-светло, а сломанные доски, и разбитые стекла художественно валялись вокруг распростертого на балконе тела, которое, судя по воплям, приходило в себя. Искушение воспользоваться орущей подушкой было столь велико, что пушистый десант в моем лице решил не терять время даром, прыгая с невидимым парашютом «Авось пронесет!».

— Тебе сильно больно? Все будет хорошо! Ты будешь жить! Я точно знаю! — участливо заметила я, скатываясь с него вниз и глядя в преисполненные ужаса глаза. — Потому что ты мне фотографию родных не показывал! А вот если бы показал, то все Поминай как звали. Короче, лежи, а я за подкреплением!

Еще бы! Перед побегом не мешало бы снова подкрепиться! Я бросилась вдоль балкона, увидела приоткрытую дверь в роскошные покои, прошмыгнула мимо служанки, которая надраивала пол, а через пару мгновений неслась по коридору.

Ступеньки вели меня вниз, а я чувствовала приятный запах жаркого. С каждой секундой становилось все жарче и жарче, где-то гремели крышки от котлов, слышалась суета, шум, гам, беготня. «Да помешивай!», — раздался грозный окрик, а следом звонкая затрещина.

Едва заслышав шаги, я юркнула в какой-то грязный, открытый мешок.

— Ну вот и последний! В золе спрятался! Ишь, шустрый! — меня схватили за уши, а я попыталась вывернуться, но чья-то рука тащила меня в сторону клетки. — Прогрызли, сволочи!

Несмотря на то, что я кричала, меня никто не слышал, зато меня внесли в огромную кладовку, в которой висели окорока, разделанная туша, стояли огромные бочки с пробками. Кто-то открыл сетчатую крышку и бросил меня на что-то мягкое. Крышка закрылась, щелкнула щеколда. Это мягкое подо мной зашевелилось, на меня уставились кролики.

— Двигайтесь! — хмуро поздоровалась я, глядя, как они смешно шевелят носами. Напротив, в такой же клетке, сидели и нервно кудахтали пестрые куры.

— От нашего стола — вашему! — мрачно заметила я, чувствуя себя, как в автобусе в час пик. Пятнистые, серенькие, беленькие, черненькие кролики встретили меня, как родную, облепив со всех сторон.