Принцесса викингов

Старый дворец Каролингов, вотчина Карла Великого, был приданым матери первого короля династии, властной Бертрады. Его залы украшали малахитовые колонны, гранитные полированные лестницы поднимались к бронзовым двустворчатым дверям, украшенным мастерски выполненными барельефами. Повсюду виднелись стражи в блестящих касках, сновали пажи, писцы, дворцовые капелланы. Плиты пола были завалены охапками соломы, которая к ночи превращалась в постель для дворцовой челяди, а стены искрились мозаичными орнаментами в меровингском вкусе, отдававшем предпочтение желто-золотисто-черной гамме в сочетании с белым и серым. Там и сям виднелись выпуклые медальоны с лепным единорогом – эмблемой Карла Великого. Единорог был везде – и на литых створках дверей, и на коврах в простенках узких окон. Единороги поддерживали и настенные светильники, в которых пополняли запас масла дворцовые рабы. Их язычки были слабыми, что объяснялось скверным качеством горючего, и в коридорах дворца царил полумрак.

В узком переходе Эврару пришлось отступить перед стайкой матрон в пестрых вышитых покрывалах. С ними шла совсем молоденькая девушка с жемчужной повязкой на распущенных легких волосах, с бледным невыразительным лицом. В руке она держала молитвенник, глаза были благоговейно опущены. Эврар проводил ее взглядом. Это была принцесса Гизелла, дочь Карла Простоватого, и он невольно сравнил ее с яркой, как солнечный свет, Эммой. Та и в дерюжных лохмотьях выглядела куда более достойной стать супругой его герцога, нежели этот хилый цветок, произросший в сумраке покоев Каролингов.

Герцога Лотарингии Эврар обнаружил на верхней галерее, опоясывающей пиршественный зал короля. Ренье Длинная Шея стоял, прислонившись к колонне, – рослый, с профилем хищной птицы, в украшенном светлыми рубинами обруче на облысевшем темени. Широкие рукава его палевой туники были едва ли не до локтей расшиты бисером, так же были украшены и обвивавшие икры ремни. Ренье стремительно повернулся к Эврару, но, узнав мелита, кивнул и снова устремил взгляд вниз.

– Взгляни на это ничтожество, Эврар. И это потомок славнейшего рода франков, венценосец, перед которым мне приходится склоняться и заискивать!

Эврар проследил за взглядом господина. Внизу стояли «покоем» накрытые полотняными скатертями столы. В высоких светильниках пылало масло. Доносились звуки бубнов и рожков. Фигляры с размалеванными физиономиями, полуголые, но увешанные бубенцами на предплечьях и набедренных повязках, скакали, выделывая непристойные телодвижения. Гости короля поощряли их хохотом и рукоплесканиями. В зале шло буйное веселье. Женщин видно не было, зато мужчины, надушенные и завитые, в плащах и туниках самых немыслимых расцветок, могли посоперничать яркостью нарядов с разряженными шлюхами, зазывающими прохожих. При дворе было отлично известно об извращенных наклонностях монарха, и не было такого придворного, который не стремился бы понравиться Карлу. Даже священники, входившие в его штат, старались придать своим облачениям кокетливый вид, использовали душистые притирания, румянили щеки, унизывали запястья множеством браслетов.

Тон в этом задавал сам король. Сейчас он восседал в тяжелом кресле с позолоченными грифонами на подлокотниках. Волосы Карла были расчесаны на прямой пробор и завиты, глаза подведены, шею монарха обвивали жемчужные ожерелья, парчовая туника с черной каймой сидела на его пухлом теле, как на пожилой матроне. Эта черная кайма в одеянии короля да несколько темных драпировок за троном были единственным напоминанием, что при дворе соблюдается траур из-за безвременной кончины королевы Фрероны Саксонской. Саму королеву забыли почти мгновенно. Карл, отстояв череду заупокойных месс, сам подал пример веселого времяпрепровождения. Пиры следовали один за другим, а король обретал утешение в обществе смазливых любимцев. И сейчас у ног Карла на резной скамеечке сидел плечистый белокурый юноша, нежно поглаживая колено венценосца и подхватывая губами виноградины, которыми Карл его потчевал.

– Я вижу, ваш оруженосец Аганон, мессир, уже при деле, – не без отвращения заметил мелит. Герцог кивнул.

– Естественно. Он тотчас приглянулся Карлу, как я и рассчитывал. Благодаря ему Карл согласился на все наши условия. Аганон – способный малый. К сожалению, вскоре он сообразит что к чему и не будет выполнять моих указаний. Он неглуп, честолюбив, и близок тот день, когда этот красавчик вытеснит из сердца короля признанного любимца графа Арраского.

Фаворит Карла находился здесь же, восседая по правую руку от Карла с мрачным и озабоченным видом. На сияющего Аганона он поглядывал исподлобья.

Эврар продолжал хмуриться. Эти разряженные мужчины вызывали у него неприязнь не меньшую, чем девки, бредущие за войском на походе. Каково его гордому господину склонять голову перед таким властителем и его окружением! Лаонский двор превратился в сущий вертеп. Даже ближайший советник Карла, канцлер королевства архиепископ Эрве, старался как можно реже наведываться в Лаон, где неимоверная роскошь и блеск сочетались с крайней разнузданностью.

– Аганону здесь самое место, – процедил он сквозь усы. – Но пока он еще в вашей власти, не худо бы использовать его положение и растущее влияние.

– Мне и без тебя это ведомо, – бросил Ренье. – Я велел Аганону, чтобы он намекнул Карлу о возможности моего нового сватовства к Гизелле.

Мелит с сомнением хмыкнул.

– Зачем вам эта бледная плотвица? Эмма, дочь короля Эда, была бы куда более достойной супругой для такого вельможи, как вы, мой господин.

Ренье обратил к Эврару недовольный взгляд.

– Не хочешь ли ты напомнить о том, как скверно исполнил мое поручение? Ты, однако, дерзок, Эврар. Женщина, о которой ты здесь толкуешь, вот уже больше года как стала наложницей норманна Ру.

– А вскоре станет и супругой, – продолжил Эврар.

Теперь Ренье глядел на мелита прищурившись. Отблеск огней в зале подчеркивал резкую линию его скул, ястребиный нос, оголенный высокий лоб. Шея в вырезе туники была мощной, как кряжистый ствол. Эврар видел, как вспухают на ней жилы.

– Не шути со мной, мелит. Что тебе известно?

Когда герцог выслушал сообщение приближенного, его лицо омрачилось. Он шумно выдохнул.

– Роллон получит то, что не удалось получить мне. Этот варвар снова и снова выхватывает у меня из-под носа то, что могло бы принадлежать мне по праву!

– Но ведь она его пленница, – осмелился напомнить мелит. – Он мог бы уже давно завладеть ею.

– Завладеть, но не возвыситься при посредстве брака. О, северный пес! Я никогда не забуду, какие унижения мне пришлось претерпеть у него в плену…

Он резко умолк, поняв, что сверх меры откровенен с мелитом. Тонкие губы герцога искривились.

– Ты говорил, что Эмма на диво хороша собой. Что она для Роллона, помимо того, что, владея ею, можно торговаться и с Робертинами, и с Каролингами?

– Говорят, он делит ее со своим младшим братом. Однако когда Роллон был пленником Роберта и я охранял его, то подметил, что он украдкой постоянно наблюдает за нею. Да и сбежать от Роберта ему было бы куда легче в одиночку, чем прихватив Эмму. Она противилась ему, но сейчас, по слухам, они добрые друзья.

– Принцесса Эмма… – медлительно произнес Ренье, словно пробуя это имя на вкус. – Если Роберт решится признать ее родней, в ту же секунду она станет вровень со знаменитейшими дамами королевства.