Принцесса викингов

– У Роллона уже есть жена, – проворчал Эврар, но Ренье отмахнулся от него.

– Бесплодная жена не что иное, как пустой кошель, и толку от нее столько же. Ролло не может не понимать, что такой союз неслыханно возвысит кого угодно… Да, кого угодно…

Герцог надолго задумался. Мелит, слушая гомон пирующих, молчал. Он хорошо знал своего господина и сейчас словно читал его мысли. Для всего мира пленница Роллона просто какая-то графиня из Байе. Если же ее освободить и открыть ее подлинное имя, она станет значить не менее, чем Гизелла. На это Ренье и полагался два года назад. К тому же герцогу не терпится насолить своему давнему врагу Роллону Нормандскому.

Шум в зале усилился. Эврар увидел, как к столу монарха волокут медведя на цепи. Зверя раздразнили, он глухо ревел, а Карл и его приближенные, посмеиваясь, о чем-то толковали. Обычное дело – пытать судьбу по рыку медведя. Один из придворных предсказателей Карла сунулся едва ли не в пасть разгневанному животному и сейчас же опрометью кинулся прочь, когда медведь рванулся к нему. За криками испуга последовал взрыв хохота. Карл тоже захохотал, сотрясаясь всем телом и наваливаясь на рослого Аганона.

– А этому ничтожеству известно что-либо? – услышал Эврар голос господина.

– Нет. Роберт убедил Роллона скрыть, кем является его пленница. Наш государь и слыхом не слыхивал, что приходится дядюшкой рыжей красотке из Байе.

– Полагаю, следует поставить его в известность.

Однако обратиться к королю герцог Ренье смог лишь ближе к полуночи, когда утомленного пиром Карла Аганон отвел в опочивальню.

– С вами хотел бы поговорить мой господин, государь, – медовым голосом втолковывал он венценосцу, стягивая с его ног расшитые полусапожки. – Он утверждает, что дело не терпит отлагательства.

– Ах, Аганон, утешение сердца моего, забудь о Ренье. Твоим господином отныне буду только я. Ибо лишиться тебя для меня – то же, что вынуть душу из груди.

– И тем не менее Аганон все еще остается моим палатином, – громко заметил герцог, вступив в покой.

Король Карл с неудовольствием воззрился на него и на сопровождающего герцога воина. Карл любил красивые, правильные лица, все безобразное и грубое нагоняло на него тоску. Он недаром велел исключить из своего штата всех карликов, горбунов и уродцев, какими было принято развлекать взор при дворах. Шрам на щеке мелита герцога Ренье наводил его на мысли о боли, ранах, крови. Человек, созданный по образу и подобию Господа, должен быть совершенен, без всех этих ужасающих отметин и изъянов.

– В чем дело, герцог? Мы обсудили с вами достаточно, чтобы иметь уверенность, что вы не станете преследовать нас даже и в нашей опочивальне.

Произнеся эту тираду надменным и холодным тоном, Карл поудобнее расположился в кресле с пурпурными подушками, поджав пухлые босые ноги, сложил руки на животе и переплел пальцы. Лицо его приобрело властное и значительное выражение.

– Прошу прощения, государь, – склонился в поклоне Ренье, и Эврар последовал его примеру, – однако абсолютно неожиданно возникло еще одно дело, которое следует решить незамедлительно.

Карл продолжал оставаться в позе величественного идола, и лишь движение пальцев выдавало его беспокойство.

– Государь, я хотел бы испросить позволения на брак с вашей родственницей, которую герцог Нейстрии Роберт без вашего согласия вознамерился отдать Ру Нормандскому. Только вы можете воспрепятствовать его коварным планам.

Король уставился на Ренье в глубочайшем недоумении.

– Я говорю о вашей племяннице, мой король!

Карл усиленно пытался сообразить, о чем идет речь. Лоб его покрылся морщинами, а крохотный курносый нос совсем утонул между щек. Он беспомощно взглянул на застывшего рядом Аганона, словно ища у него поддержки, но юноша лишь молча пожал плечами.

– Любезный герцог, – довольно резко начал Карл, – я был бы весьма признателен, если бы вы уточнили, кто сия племянница, о которой вы ведете речь. Насколько мне известно, мои усопшие братья Людовик и Карломан не имели детей. Что же касается отпрысков моей сестры Теодорады, то Господь уже прибрал их к себе. Таким образом…

– Не совсем так, мой государь, не совсем так.

Ренье удобно расположился у камина на складном стуле, украшенном позолотой, подозвав одну из узкомордых гончих короля, дремавших на разостланных перед камином шкурах.

– Если не ошибаюсь, это те лотарингские борзые, которых я преподнес вам в прошлом году ко дню вашей свадьбы с госпожой Фрероной?

– Упокой Господи… – привычно сотворил знамение Карл. – Да, это они. Я люблю все лотарингское – собак, соколов, фризские сукна, вина Рейна.

– Тогда вдвойне есть резон, государь, чтобы герцогиней столь почитаемого вами края стала ваша родственница.

Карл пожал плечами, выпятил нижнюю губу и вздернул подкрашенные брови:

– Решительно ничего не понимаю, клянусь Богородицей! Послушайте, Ренье, я устал, мой желудок пылает от изжоги, а разум не готов к государственным делам. Вы говорите – родственница?.. О ком, дьявол побери, вы толкуете? О Гизелле?

– Отнюдь. Я говорю о дочери Эда Робертина и Теодорады, вашей племяннице, о кончине которой, если вы дадите себе труд напрячь память, вам никто никогда не сообщал. Вы просто забыли о ее существовании, государь.

Герцог терпеливо ждал, когда до Карла дойдет смысл сказанного, но тот лишь потер ладонью лоб. Тогда Ренье продолжил:

– Государь, ваша племянница Эмма жива и пребывает в добром здравии. Вы не раз слышали о ней, хотя ее подлинное имя скрывают, именуя девушку графиней Байе. Сейчас она является пленницей норманнов в Руане.

– Наложница Роллона?

– До поры, но вскоре она станет его женой, если мы не помешаем этому. Роберт Парижский намерен заключить союз с Роллоном, скрепив его браком между норманном и своей племянницей. Нет нужды, государь, пояснять, какую силу приобретет тогда герцог Нейстрийский, как и то, в каком двусмысленном положении окажетесь вы, если эта сделка состоится без вашего ведома.

Глаза Карла, начавшего уяснять суть речей герцога, округлились. Он издал хлюпающий звук и уставился на ластившуюся к нему борзую, явно не видя ее. На лице его промелькнула вся гамма чувств – от изумления, недоумения и растерянности до неукротимого гнева. Наконец он пнул босой ногой собаку и вскочил.

– Во имя Пресвятой Троицы!.. Этого не может быть! Это совершенно невозможно!

– Я бы не осмелился потревожить вашу милость, если бы не знал наверняка.

Карл заметался по покою, шлепая босыми ступнями по ледяным полам.

– Я всегда полагал, что Роберт готов к измене! Он не может угомониться с тех пор, как один из Робертинов побывал на троне. Пес, гнусный Иуда! Он пытается заключить договор за моей спиной, чтобы прослыть единственным человеком, способным обуздать норманнов, меня же унизить и сделать всеобщим посмешищем! Крест честной, если он и в самом деле достигнет этого, даже лошади во франкском королевстве будут ржать надо мной!