Принцип кентавра
Шрифт:
Хью Барбер вышел из отеля полный мрачной решимости во что бы то ни стало выманить адрес Казарина у директора галереии, но прямо у входа в Мюнхенскую галерею он столкнулся с полноватой женщиной. В ней Хью без труда узнал натурщицу с портрета Казарина «Неизвестная». То ли благодаря внутреннему чутью, то ли исключительно потому, что на даме была та же нелепая шляпка с подсолнухами, но Барбер вытянул счастливый лотерейный билетик.
— О! — восторженно воскликнул он, да так, что Неизвестная остановилась и критически посмотрела на него. — Мадам, я в восхищении!
— Чем же я так вас восхитила? — с подозрением в голосе спросила женщина.
— Это же ваш портрет я видел
— Предположим, — также недоверчиво ответила женщина, — и что из этого?
— Я пребываю в восторге! — продолжал Барбер.
— От чего бы? Картину писал этот мерзавец Казарин, я тут совершенно ни при чём! — хмыкнула женщина, и продолжила свой путь.
— Возможно, я сумбурно излагаю свои мысли, мадам, но я хочу сказать, что уже в пятый раз прихожу полюбоваться выставкой, и надо же — какая приятная неожиданность — встретить модель прекраснейшего портрета. О такой удаче я и думать не смел! — продолжил вдохновенно врать Барбер, поспевая за широким шагом Неизвестной.
— Фрёкен Голл! — неожиданно представилась дама и протянула свою мощную ручищу Барберу. Тот её радостно пожал,
— Петер Петерсон, журналист. — представился Барбер. Фрёкен Голл расхохоталась, рассмотрев лицо Барбера вблизи.
— У вас что, проблемы с алкоголем? — спросила она, выразительно проведя пальцем по своему горлу.
— Нет, это я неудачно вчера гулял. Вечером. Осматривал окрестности Мюнхена. — на ходу оправдывался Барбер, пытаясь завязать разговор.
— Это вы опрометчиво, ничего не скажешь, — фыркнула фрёкен Голл, продолжая идти.
— Могу я предложить вам выпить чашку кофе? — спросил Хью Барбер, в надежде на продолжение знакомства.
— А что? Я не против. — согласилась фрёкен Голл, — было бы неплохо пары сбросить, а то киплю прямо вся.
Странная парочка направилась в ближайшее кафе, где Барбер заказал себе чашку кофе, а его спутница — обильный завтрак. Расправляясь с сосисками, фрёкен Голл сообщила:
— Этот Казарин ещё та сволочь. Выставил портрет, даже моего мнения не спросил. Конечно, я не буду таскать его по судам, но сами поймите, каково мое возмущение! — фрёкен энергично орудовала челюстями. — Портрет с названием «Неизвестная». Надо мной теперь вся тусовка смеётся. Дразнят меня Матрёной Бестужевой.
Барберу не пришлось изображать недоумение, оно появилось само на его лице.
— Ну как же вы недогадливы! Ну, Иван Крамской! Ну, портрет «Неизвестная»!
Фрёкен Голл улыбалась, держа ложку и нож в руках. Она слегка походила на людоедку, а Барбер всё нее понимал местной шутки. И тогда фрёкен Голл решила ему подсказать.
— Казарин кто? Русский художник. Кого он пародировал? Ну, поняли теперь?
Барбер закивал, а собеседница продолжила энергично жевать и ругать директрису галереи.
— Пошла я сегодня к этой фру Гольдберг… Фифа офисная! Сказала ей, что меня, мол не устраивает, что мой портрет без моего согласия выставлен на выставке. Так эта фифа, — фрёкен Голл сделала эффектную паузу, — сказала мне, что я не имею право решать, что выставляется, а что нет! Мол, надо с Казариным разговаривать. Если он согласится снять портрет с выставки, то его снимут, а если нет — картина останется.
— Получается, что Казарин написал ваш портрет, как пародию на портрет Крамского? — с некоторым опозданием понял собеседницу Хью.
— Вот- вот. Юмор у него, видите ли, такой!
— Хорошо, что он ещё Пикассо не спародировал, — усмехнулся Барбер. — Как же вы позировали художнику и не видели своего портрета?
— Не видела, — угрюмо сообщила собеседница. Я сама в это время портрет писала. Такая вот забава. Он мой портрет пишет,
а я — его.Фрёкен шмыгнула носом и принялась за чашку чая. В груди у Хью сердце забилось как пугливый воробей.
— Только мой портрет не взяли на выставку, — горестно и тихо закончила она.
— А почему не взяли? — осторожно спросил Барбер, уже примерно догадываясь о причине.
— Да потому что ничего они в искусстве не понимают! — горячо и убеждённо сказала фрёкен Голл.
— Я бы хотел посмотреть на ваши работы, — сказал Хью примирительно.
Фрёкен Голл словно очнулась от спячки и подозрительно взглянула на детектива.
— А вам зачем это, собственно? — спросила она, подымаясь и явно намереваясь уходить.
— Видите ли, я работаю в «Юнге Вельт» и пишу очерк о выставке, но не только о художниках, но и об их моделях. Мне кажется, что если читатели узнают, что художнику позировала другая художница, да если рассказать небольшую историю об её творчестве — это было бы изюминкой статьи.
— Согласна, — недолго думая согласилась фрёкен Голл. — Знаете что, вот вам мой телефон, — фрёкен размашисто накалякала номер телефона на бумажной салфетке, — а ещё лучше приходите на набережную Изара часам к четырём. Недалеко от «Веселой Устрицы» у нас тусовка художников. Я там в этом время начинаю обычно работать. Если посетителей не будет, я вам покажу свои этюды, и поболтаем. А если будут — погуляете там, пообщаетесь с художниками. Кстати, на набережную приходит частенько и Лаура Брегер, ну та самая, что на картине «Ангел». Если подкатите к ней, она вам тоже про Казарина кое-что расскажет.
Фрёкен ухмыльнулась как-то сально, но Хью этого не заметил, так как у него от накатившего жара, аж помутнело в глазах.
— Давай, Петер, до встречи, — фрёкен поднялась и, не собираясь расплачиваться по счёту, напялила шляпку на макушку и удалилась, оставив детектива в одиночестве.
Петер Петерс он же Хью Барбер прибыл на набережную к шестнадцати часам. Художники раскладывали свои мольберты, некоторые просто сидели на низеньких табуретках, ели жареные каштаны и бесцельно глазели по сторонам. Прямо на земле или небольших стендах стояли и висели их картины, этюды, наброски. По набережной фланировали туристы и влюблённые парочки. Некоторые присаживались к художникам и после небольшого торга принимали решение заказать портрет. Барбер поискал глазами фрёкен Голл, но её нигде не было видно. Решив не отчаиваться раньше времени, детектив стал прогуливаться туда и обратно, наблюдая за художниками и их моделями. Большинство художников были молоды, неопрятно одеты и небрежно курили. Попадалась и пара старичков с жилистыми руками и достаточно пропитыми лицами, чтобы можно сделать вывод об их непостоянном заработке, частых загулах и вечеринках. Внимание Хью привлёк молодой человек в берете и длинном кашне, потому что именно так детектив Барбер и представлял себе живописца. Худощавая нескладная фигура, длинные ноги делали паренька похожим на журавля, а надменный вид говорил о том, что молодой человек о себе высокого мнения. Хью с видом знатока подошёл к нему и приветливо поздаровался.
— Добрый вечер, — сквозь сигаретку процедил молодой художник, продолжая точить уголёк, которым рисовал
— Я Петер Петерс, корреспондент «Юнге Вельт», ищу авторов выставки «Лица и лики», — отрекомендовался Хью.
— Мало кого тут найдёте, — произнёс молодой парень.
— Правда? — разочарованно протянул Хью.
— Ты да я, да мы с тобой, как говорится, — хмыкнул парень. — Я, Себастьян Кох, Бриджит Голл, Лаура Бергер, Финн Маттерсон, да и всё, пожалуй.
Сердце Хью забилось сильнее: фрёкен Голл не обманула.