Принцип кентавра

— Ладно, а что потом, после пожара? — Хью передал одну купюру, которая сразу исчезла в заднем кармане джинсов Федерика.

— А после пожара уже всё изменилось. Сначала девчонку отправили в больницу, у неё вся задница и ноги обгорели, офигеть. Потом в психушку. А я тоже уже не работал у Майеров, меня в приют определили, так как мать совсем спилась. Я встретил Юджину уже спустя три или четыре года, случайно на улице. Она так мне обрадовалась, мы пошли в летнее кафе и там посидели и поболтали о том-о сём. Не скажу я, что у неё жизнь весёлая была. Да ещё и журналисты вроде тебя донимали. Один прямо при мне прилепился как банный лист ну я и двинул ему в хохотальник.

— Что тебе Юджина рассказывала?

— Сказала, что хочет покончить с собой, я прямо в шоке был. Я её уговаривал как мог, мол, всё образуется, изменится. Приводил себя в пример. У меня после приюта жизнь на лад пошла, я стал в кафе работать, копейка в кармане появилась. Она сказала, что не видит никакого выхода. Недолго мы тогда посидели, а потом недели не прошло, как по всем газетам раструбили, что она утонула в Шельде.

— А ты веришь, что она утонула? — спросил Хью.

— А что ж не верить, я сам был в добровольческом отряде. Туфлю её нашёл. — Федерико шмыгнул носом и просительно посмотрел на Хью. Хью протянул ему вторую купюру.

— Спасибо, друг. Передавай Трулте привет. И не будь таким быком.

— Та ладно, ты ж должен понимать. Трулте у меня девчонка что надо. Красивая. Липнут всякие к ней. Думают, что если официантка, так будет с каждым хвостом крутить. Ну, понятно, я сразу ж взбеленился, как тебя увидел. Не серчай.

Хью пожал руку молодчику и ушёл в раздумьях.

Свен Свенсон всегда учил младшего коллегу подводить итоги проделанной работы. Даже настенная табличка гласила: «Спроси себя, что ты сделал сегодня?» Хью Барбер подытожил, черкая в блокноте, что ближайшие друзья Юю Майер, а именно Трулте, Федерик и Зельден вряд ли причастны к побегу Юджины из дома. Оставался Констант Смолланд, числившийся садовником у Майеров. Говорить с ним надо было осторожно, и спросить прежде разрешения хозяйки поместья «Синий вереск», так как это могло нарушить конфиденциальность контракта. Не заявится же Хью в особняк: «Здравствуйте, я пишу книгу о Юджине Майер». Констант без разрешения хозяйки вряд ли откроет рот. Значит, надо начинать с Лилиан Майер.

В планах до отъезда как раз и была встреча с заказчицей. Хью, не теряя времени, позвонил Юргену Баху, чтобы договориться об этой встрече. Юрген Бах сказал, что госпожа Майер занята и просил подождать. Хью успел доехать до дома, принять душ и выслушать тысячу вопросов от матери о том, как продвигается книга.

Лилиан Майер сама перезвонила Хью и на удивление сухо сообщила ему, что встретиться с ним никак не может по причине занятости, и посещение виллы «Синий вереск» для беседы с Константом Смолландом в настоящее время не целесообразно. Она просит Хью как можно скорее прибыть в Мюнхен для поисков Юю Майер. Хью был крайне удивлён таким поворотом беседы, так как привык сам решать, что целесообразно, а что — нет в его расследовании. И не преминул сообщить об этом в мягкой форме Лилиан. Та, немного помолчав, согласилась с ним и сказала, что не возражает против телефонного разговора, в котором она может ответить на все интересующие Хью Барбера вопросы, но встречу с Константом просит отложить.

Хью, предпочитавший личный контакт беседам по телефону, недовольно скривился, но задал заказчице несколько вопросов.

— Уважаемая госпожа Майер, размышляя над версией побега Юю из дома не с целью дальнейшего самоубийства, а именно с целью сбежать, как говорится, я пришёл к выводу о том, что Юджине требовался помощник, и, возможно, не один.

— Почему вы так решили?

— Юджина убежала из дома в пижаме и туфельках. Вряд ли она могла оказаться незамеченной на улицах города, ведь вилла «Синий вереск» не стоит на берегу Шельды?

— Хм, этим вопросом задавались полицейские, но пришли к выводу о том, что от «Синего вереска» до берега Шельды немногим более километра, и нет ничего странного в том, что Юджину никто не заметил поздним вечером или ночью. Слуги также спали. А пропажу внучки обнаружили только к двенадцати часам, когда она не спустилась ни к завтраку, ни к ленчу. Скорее всего, она убежала из дома ночью.

— Вещи Юджины пропали?

— Мы проверяли не только детскую, но и весь дом. И заметили, что ничего существенного не пропало, кроме коричневого болоньевого плаща. Видимо, она в нем ушла из дому.

— Не правда ли, странно. Девочка идёт топиться на Шельду и надевает плащ, чтобы не замёрзнуть?

— Я твердила об этом полицейским, но они меня не слушали.

— Плащ, я так полагаю, не нашли?

— Нет.

— Ценности и дорогостоящие вещи не пропали?

— Нет, насколько я помню. Даже наличные деньги, хранившиеся в библиотеке, остались нетронутыми.

— Кто- либо приезжал к Юджине накануне её побега или за пару дней до этого?

— Нет, слуги бы знали.

— А сама Юджина ходила куда-либо?

— Как обычно, она совершала ежедневную полуторачасовую прогулку и посещала психиатра за три дня до гибели.

— Психиатра Губерта Зильберштейна?

— Именно его. Полиция задавала ему вопросы, но он ничего не знал о намерениях Юджины, сказал, что её поведение не вызывало опасений. Она лишь жаловалась на папарацци, которые преследуют её на улицах.

— А папарацци удалось допросить? Об этом нет ничего в полицейских отчётах.

— С одной из газет у нас была долгая тяжба, и мне удалось добиться взыскания морального вреда за травлю моей внучки, — трубка вздохнула и помедлила. Видимо, Лилиан Майер не хотелось рассказывать о таких неприятных вещах. — Корреспондент был уволен, но найти связь между самоубийством Юю и действиями папарацци полиции не удалось.

— Как вы полагаете, кто-то из слуг мог содействовать побегу Юджины?

Телефонная трубка помолчала.

— Трудно сказать. С Бо Олливен у Юджины были сложные отношения. Они не ладили. Домоправительница заботилась о моей внучке, можно сказать, полностью обслуживала её: готовила, убирала, сопровождала на прогулки. Но Юджина к ней относилась плохо, иногда бросала в неё вещи, даже пыталась бить Бо.

— А Констант Смолланд?

— Он с детства был рядом с Юджиной, они были приятелями, но после пожара практически перестали общаться. Констант занимался садом, в доме почти не бывал… Также он выполнял мелкие поручения в связи с покупками и оплатой счетов. Бо Олливен следила за тем, чтобы Юю и Констант не входили в контакт. Сами понимаете, два подростка, которые могли бы оставаться наедине… учитывая неопытность и беззащитность больной девочки.

— Да… Береженого бог бережёт.

— Но, всё же, не стоит исключать Константа из списка подозреваемых в причастности к побегу Юю, — неожиданно для Хью сказала Лилиан. — пожалуй, я сама с ним поговорю до вашей встречи. Посмотрю на его реакцию, может, моё чуткое сердце и даст мне подсказку. Вы не возражаете?

— Ммм, хорошо, — неуверенно протянул Хью Барбер.

— У вас есть еще вопросы?

— Да, — нетерпеливо ответил Хью. — Обо всех ли друзьях и знакомых Юджины мне стало известно из документов?

— Моя внучка была совсем юной, она училась в школе, много общалась с представителями прессы и различных организаций, она была в центре внимания. Но после ужасной трагедии с Якобом всё как-то быстро отвернулись от Юджины, самое её имя словно стало под запретом. Она оказалась в полной изоляции от своего класса. Я в немалой степени переживала об этом, но профессор Бреццель утверждал, что пока мы не будем уверены в стойкой ремиссии у Юю, то ей не следует расширять круг общения… Это могло быть опасно как для них, так и для неё самой. Больные люди ведь очень ранимы, не так ли?