Принцип Нильса Б.

Папа часто звонил, мама нервничала: проблема с пропиской — чтобы прописаться, надо жилье, чтобы жилье купить — надо гражданство, чтобы гражданство было — нужна прописка — заколдованный круг. Ну, ладно, прописался у родителей в районе, кредит, самое лучшее, через пару лет — не они первые: очередь… Но тут ударило семнадцатое августа: рубль упал, доллар скакнул, и папа принялся ковать железо не отходя от кассы. Купил квартиру в каком-то престижном районе: четыре комнаты да плюс гараж и дача за городом, приобрел «жигуленок» седьмой модели фиолетового цвета, прислал перевод и наказ, чтобы срочно отправляли контейнер и выезжали сами. Мама получила расчет, сделала прощальный сабантуй, и мы отправились.

Файл 24: метания

Мое состояние влюбленности отразилось на моих выступлениях ужасно. Конечно, силы удесятерялись, но я не мог ни есть, ни спать и, само собой, не мог и драться. Нужно было быть агрессивным, злым, даже жестоким, а я так любил весь мир… В.В. в последнее время во всем стал полагаться на меня, в частоте, в объеме тренировок и т. д. А я все чаще позволял себе неделями не появляться в спортзале, сказав, что перетренировался или что-нибудь в этом роде, а сам пропадал с Ольгой.

Стал уже забывать, что такое кропотливая будничная работа над техникой, посмеивался и над Андрюхой Савельевым, и над Филиным, и над остальными Шуриками… Теперь, после знакомства с Ольгой, фехтование перестало быть целью, а стало лишь удовольствием. И как только удовольствие уходило — бросал шпагу. И был доволен, что В.В. не принуждал меня. Все это, конечно, не значило, что я не хотел быть первым. Просто, благодаря чувствам к Ольге, было какое-то тайное знание: победы ждут меня. И первые проигрыши мне были, будто безразличны, но когда В.В. сказал: если так будет продолжаться и дальше, то ни о каком Кубке стран Балтии не может быть и речи — я вдруг почувствовал себя несчастным. Было уязвлено мое самолюбие. Ведь успел выиграть все мыслимые турниры и чемпионаты, и Ольга знала меня чемпионом, а что теперь — чемпион-то дутый?! Ну, нет! За будущую победу я готов был платить — вперед бесконечными тренировками, отречением от лишних встреч, докажу всем — я не стал хуже. Все ведь просто: чтобы долго побеждать — надо долго тренироваться.

Я возобновил тренировки во всем объеме: физические нагрузки, бег по утрам. Выпросил у отца четвертную на рибоксин. Конечно, видимый эффект наступит, если пить его горстями, как Сашка Четвергов, который увлекся «железом» — стероидами это в качалке у них не считалось, так — профилактика.

Но мышцы мышцами, надо было что-то делать и в технике, и в тактике: придумать, и умело притаить — до поры до времени. А это — ох! — как трудно. Ведь большинство моих соперников — это и мои товарищи, друзья по команде. Вот на тренировках и приходилось прятать тот или иной прием, который стал хорошо получатся — берег до соревнований. Правильно ли поступал? Не думал об этом. Одна цель была: выиграть отборочные и победить на Кубке — во что бы то ни стало! Конечно, в такой момент и с В.В. сложились сложные отношения. Любую новинку нужно, прежде всего, отработать с тренером, но он ведь может посчитать, что это новшество может быть полезным и другим: начнет отрабатывать прием, ну а там возникнут мысли о контрприеме и т. д. Поэтому после первых ступеней отборочных, на которых я применял то или иное изобретение из моих тайных арсеналов, он или бранился за мое «придумывание», или просил повторить, а я юлил, говорил, что выходит само собой, что уже забыл. Не знаю, верил ли В.В., но как мне нужно было поступать в тех случаях, не ведаю. Говорил себе: вот только до Риги, а потом уж скрывать ничего не буду…

Ну и просиживал в спортзале целые дни. Покидал его последним. Отрабатывал приемы на чучелах, мишенях или с Андрюхой — заделавшимся моим спарринг партнером. Любил, когда брал в руки клинок В.В. — владел одинаково и правой, и левой. Время вылетало у меня из головы. Когда В.В. прекращал схватки, говоря, что все получается великолепно, я отвечал ему: это вы так, Василь Валентиныч, чтобы меня пожалеть, ну давайте еще чуть-чуть! «Загонишь себя, ворчал В.В., ну смотри, еще минут десять»…

Файл 25: у нее

…Жила Ольга на четвертом этаже. На лифте мы не поехали. Прошлись пешком. Открыла дверь своим ключом, крикнула в глубь: «мам, я не одна». Из кухни, рядом с прихожкой, появилась женщина в переднике — обтирала руки полотенцем. Стала ясно на кого похожа Ольга: те же глаза, та же улыбка, форма ушей, нос… Мы поздоровались.

— Мой одноклассник — Кирилл, — знакомила Ольга, — моя мама.

Я страшно смущался.

— Можешь звать Валентиной Дмитриевной, — улыбнулась та. — Значит, вот он какой-чемпион, слышали, слышали… Давайте, раздевайтесь, в зал проходите.

— Мы ко мне пойдем… — Ольга упорхнула.

— Кирилл, вон тапочки. Чай скоро будет готов.

На мои попытки отговориться, типа: не надо, не хочу, спасибо — лишь улыбались, отказов не принимаем, с пирогами в самый раз.

Ольга уже махала рукой: идем.

Надо сказать, что спальня ее внушала уважение к усилиям владельца: Все стены были оклеены плакатами, постерами, обложками журналов — с фотографиями кумиров, поп-идолов и рок звезд. Из киноактеров преобладал «утопленный» Леонардо ди Каприо и более солидный и мною уважаемый Джон Траволта. Оторваться от стен было трудно, и во время легкого трепа я все вращал голову и тянул шею во все стороны.

Появился рыжий кот, который оказался наглым и довольно бесстыже лазал по столу, окну, кровати и брезгливо дергал хвостом. Ольга его любила, гладила и ласково тютюшкала.

Потом мы смотрели фотографии (ради этого, в принципе, и был затеян поход в гости). Яркие, красочные фотки были упакованы в большой фотоальбом и каждая сопровождалась комментарием. Надписи вырезались Ольгой из газетных и журнальных заголовков, и были остроумны и смешны.

Нас позвали пить чай. В зале, на столике, стояли вазочки с вареньем, пирожками и печеньем, дымились кружки. Валентина Дмитриевна живо интересовалась моими успехами на дорожке, школьными делами, вспоминала свои школьные годы.

Когда чай был выпит, и она собиралась нас покинуть, раздался звонок. «Это отец», — сказала Валентина Дмитриевна, и пошла открывать. Да, попал я!

— Охо-хо, холодно! — донеслось от двери. — Встречайте Деда Мороза! Пришел марток — одевай трое порток!

Голос был густой, басистый. Ольгина мама что-то сказала и вновь раскатилось:

— Ну-ну, гость — это хорошо-о, дай-ка, мать, посмотрю…

От двери было видно плотного коренастого мужчину в зеленой военной одежде. От Ольги я знал, что отец ее работает в военкомате. Он прошел в зал, потирая руки.

— На остановке хо-олодно, наро-од стои-ит, жде-ет, — говорил он добродушно, растягивая гласные и делая ударение на последних слогах, — а транспорта не-ет. В общем, безобра-а-азие.

Моя рука утонула в его ладони. Такое ощущение, будто пожимаешь гранит.

— Ну-с, добрый вечер, молодой человек. Будем знакомы, — он внимательно разглядывал меня, — Павел Петрович.

— Кирилл.

— Мать, приготовить нам чайку. Посиди-им, поговори-им…

— Да мы уже, — улыбнулась Ольга.

— Ничего-о, — проговорил Павел Петрович, — пока самовар не выдуем, гостя не отпущу-у…

Он подмигнул мне.

С приходом этого человека в квартире, будто тесно стало: голос его громыхал и в спальне, и в ванной. Он напевал: из-за острова, на стержень, а на замечание Валентины Дмитриевны о том, что он когда-нибудь подарит свои уши морозу, подшучивал: нет, не отдадим, а пристанет — мы его прихло-опнем, вот так… и похлопывал, тер себе уши: вам-то хорошо — в платка-ах, в шаля-ах!..

Я тушевался, на его шутки отвечала Ольга, ее поддерживала Валентина Дмитриевна. Павел Петрович легко отбивался и давил их своим командирски поставленным голосом.