Принцы и нищая, или Золушка на двоих

— Почему? — удивился принц.

— Да хотя бы потому, что мне нужно будет раздеться! Не знаю, как у Настоящих… А я рву любую одежду при обращении. Хочешь, чтоб мне было не в чем возвращаться? К тому же… Не забывай, что я хищник. Мне еще не хотелось съесть человека. Но… после такого «голодания» я не знаю, чего ожидать…

— Я бы завернул тебя обнаженную в плащ… — задумчиво произнес Грайнор, искоса глядя на нее. Словно угрозы хищной расправы и не было, а значение имела лишь будущая нагота Евы. — И вез бы, как запеленатого ребенка. Но да… Интересно. Хорошо, я буду ждать здесь. В надежде, что хоть краем глаза увижу твою вторую ипостась.

— Все, Грайнор! Мне пора! — Ева кивнула ему и бросилась за кусты. Принялась судорожно расстегивать пуговицы на одежде. Руки тряслись, а зверь внутри рычал, поторапливая ее.

Было сложно… Голова кружилась, зрение уже стало лучше обычного. Слух тоже обострился, и звуки ночного леса ударили в Еву.

…Вот там по веточкам пробежала маленькая зверюшка. Да, вот ее запах… Второй ипостаси она на один укус, но головокружение усилилось от осознания, что сейчас она станет свободным хищником. Который хочет этой… крошечной крови. Хочет нестись между деревьями.

Хочет…

Ева застонала, мельком оглядела свое обнаженное тело. Оно красиво светилось в лунном свете.

И тут все началось.

Мышцы выворачивало, внутренний зверь выбирался наружу — быстро, торопливо, жестко. Не жалея их общего тела, обращая его стремительно, как никогда. Ева хотела закусить губу не от боли, а от этих костоломных ощущений. Ведь боли при обращении она давно уже не испытывала. Это чувство было сильнее и страшнее боли. Но ее губы уже стали другими, уступая место упругой серебристой коже и огромным зубам.

Она упала на четвереньки, а потом…

Сначала ее тело приняло тот облик, что свойственен второй ипостаси. Мощные мускулистые, но грациозные лапы, когти на них — Ева видела, как все это появляется из ее нежной плоти. Зрение, слух и обоняние стали еще острее. Теперь она ощущала лес вокруг, как единый живой организм. В котором было много жизни, зверей больших и маленьких, на другом конце — заснула пара лесорубов.

А потом Ева начала расти. Вот это уже было приятное ощущение. Она помнила его хорошо. Ощущение, когда ты вдруг начинаешь увеличиваться, и твоя сила, твое могущество растут вместе с телом.

Впрочем, это не помогло ей, когда она убежала от Габера. Даже сложнее было прятаться…

Еще несколько секунд, и Ева смотрела на полянку с высоты. До ноздрей, расположенных на уровне половины высокого дерева, доносился аромат весенних цветов, растущих здесь.

А в сердце вдруг проснулась радость. Вторая ипостась расправилась и упоенно вдохнула, напитанный ароматами воздух. Переступила огромными лапами.

Вот она — настоящая жизнь! Жизнь без проблем и сомнений. Без ужасной необходимости выбирать между двумя принцами. Без опасности быть схваченной… Впрочем, нет, Ева знала, что если она останется в этой ипостаси, то ее поймают еще быстрее. Иначе ей не пришлось бы прятаться среди обычных людей.

Она глухо, но радостно, заревела и тут, услышала, как хрустнула веточка под ногой человека. Ветерок донес знакомый запах. Очень знакомый, просто раньше Ева не думала о том, как пахнет Грайнор…

А пах он просто восхитительно! Мужественно и как-то… умно. Даже нотки пота не омрачали этот чуть-терпкий аромат. Его не хотелось съесть или сжечь. Хотелось вдыхать запах дальше.

«Проклятье! Упрямый любопытный принц», — подумала Ева. Но не могла сдержать внутренней улыбки.

Конечно, он подглядывал. Оставалось надеяться, что пришел, когда она уже обращалась, а не когда стояла обнаженная в лунном свете.

Ева изогнула длинную гибкую шею и склонила голову к кустам в сторону принца. Нужно припугнуть его, чтобы убрался.

Но в этот момент он вышел на свет, видимо, сообразив, что она его заметила.

В лице Грайнора не было страха. Только восхищение.

Но тут он заговорил, и в голове прозвучала осторожность.

— Спокойно, Ева. Ты ведь Ева в любой ипостаси… Я знаю. Ты не тронешь человека. Ты… ты прекрасна, моя драконица. И мне не важно, что у тебя нет крыльев и магии. Это неважно. Я никогда не видел ничего прекраснее. И я не боюсь тебя.

Он протянул руку и… легко, очень осторожно коснулся ее головы в области ноздрей. Тихонько погладил.

Ева не отдернула голову. Не зарычала на него. Не могла, хоть ей и следовало прогнать его. Кто знает все же… что взбредет ей в голову в этой ипостаси. Ева знала, что порой, будучи драконицей, она меняется по характеру. Становится более уверенной в себе и несколько свирепой, ее легче вывести из себя.

Но прикосновение было очень легким и очень приятным. Хотелось не рычать, а мурлыкать, как кошка. Прежде в этом теле ее касались лишь отец и Габер. Отец — просто ласково. А Габер… Прикосновения Габера были противны Еве в любой ипостаси.

А от касания Грайнора — невесомого для Евы — словно бы волны пробегали по всем нервам. Легкие, сладкие, упоительные.

— У тебя такая серебристая кожа… Такой красивый гребень… Ты такая сильная, но грациозная, — продолжил мягким голосом Грайнор. А Еве стало смешно. Он говорил с ней, как с ребенком или с животным, которое нужно приручить. Это понятно, поэтому не обидно. Но Грайнор, как всегда, умудрялся рассмешить ее.

Он продолжил гладить ее голову, потом …

Проклятье! Нужно было все же рыкнуть на него! Клацнуть зубами у него перед носом! Упрямый, вредный принц! Без головы — ведь ни один человек в здравом уме не сделает подобного. Даже Габер не пытался…

— Для меня ты прекраснее всех в любой ипостаси, — закончил Грайнор и ухватился руками за ее лапу — явно чтобы залезть ей на спину.

«Я тебя укушу… Тьфу! Пристукну!» — подумала Ева.

Но не сбрасывать же эту вредную букашку, вдруг еще что-нибудь сломает!

Глава 23

Бормиасу не спалось. С одной стороны, поцелуй взбудоражил кровь. Ведь он так давно не целовал женщину по-настоящему! Тем более — любимую женщину.

Почти не помнил этих упоительных ощущений. Теперь же, когда он окунулся в это озеро на несколько минут, было мучительно выныривать.

К тому же мужское естество просило продолжения. Ему нужна была Ева. Прямо сейчас! Продолжать до бесконечности… Упасть до самого дна этого озера!

Как наваждение!

Перед глазами стоял ее образ. Нежная, хрупкая, с трогательной чуть косой улыбкой… Губы у нее были скорее тонкие, чем чувственно-пухлые. Но этот маленький рот хотелось целовать и целовать. Ощущение сладкой близости ее тонкой фигуры так и держалось в теле.

В душе. В сердце.

Ему не хотелось отпускать ее ни на секунду. И собственное одиночество сейчас казалось противоестественным.