Принесите мне совесть ужасного принца

— Звучит заманчиво, — произнесла я, приглашая их в свой будуар. В огромном золотом зеркале отражалось мое лицо, покрытое густой сеткой морщин. Седые волосы были уложены в роскошную прическу, сколотую бриллиантовыми шпильками. В камне уютно горел огонь, а под поясницей появилась маленькая мягкая подушечка.

— Продолжайте, — выдохнула я, занимая удобное положение перед зеркалом. Как ни грустно, я всегда надеялась увидеть в зеркале что-то другое. Не бархат и шелка, ни блеск бриллиантов. Когда я была молода, моими бриллиантами были глаза. Моим бархатом была кожа, а волосы лучшим шелком. Но тогда у меня не было ничего. А сейчас, когда есть абсолютно все, чего может пожелать душа в меркантильных пределах, я бы с удовольствием променяла все это на дешевенькое колечко из дерева и очаровательную улыбку.

— Вот, — прошептал гость, доставая небольшую шкатулку, оббитую траурным бархатом. Пыль лежала на ней белой россыпью звезд. Я вопросительно подняла бровь. Гость открыл ее одним щелчком, показывая мне маленький пузырек с кровавой жидкостью, припорошенный все той же пылью.

– Я помню себя в свои шестнадцать. Все мужчины казались мне прекрасными, — улыбнулась я, видя, как плещется жидкость внутри пузатой старинной колбочки, запечатанной золотой печатью в виде дракона. Скорее всего, подделка. Обычное зелье иллюзии впаривают за баснословные деньги. — В восемнадцать лет все мужчины казались мне прекрасными, кроме двух. В двадцать лет все мужчины казались мне прекрасными, кроме пяти. И уже к тридцати годам количество разочарований достигло двух десятков.

— Так вы согласны, — настойчиво протягивали мне шкатулку. Хм, а с другой стороны, они прекрасно знают, что иллюзии на отборе запрещены.

— Вы уверены, что это то самое зелье молодости? — задумчиво спросила я, поглядывая на золотые нетронутые пломбы. — Учтите, если я помчусь в туалет молодой и резвой козочкой, это не значит, что зелье подействовало.

— Она почти согласна, — шепнула гостья, глядя на мужа, который протягивал мне шкатулку с заискивающей улыбкой.

— Хорошо. Если это действительно то зелье, то финал я вам гарантирую. А вот на счет первого места, увы, гарантий дать не могу. Но со своей стороны сделаю все возможное, — задумчиво ответила я, глядя безотрывно на багровую драконью кровь. — Помните о том, что смертность среди конкурсанток всегда высокая. Особенно, когда остаются две участницы…

— Наша дочь должна победить, — настойчиво произнес отец, пока мать кивала. — Она должна стать королевой Норланда!

Я смотрела на них и понимала, что что-то не то… Мой взгляд задумчиво скользил по увядшей шее, прикрытой роскошной бархоткой.

– Покажите портрет дочери, — внезапно потребовала я, протягивая руку. — У вас, надеюсь, он есть с собой?

— Да-да! Одну минутку, — занервничала мать, дрожащими руками расстегивая брошку на груди. — Вот она… Будущая королева Норланда!

За все время моего ухода от налогов, то есть со времен основания моей школы, я видела все. «Очаровательна! Прылес-с-стна!», — нахваливала я даже девицу с фигурой гренадера и грацией портового грузчика, которая цепляла головой мою любимую килианскую люстру из тончайшего килианского стекла. А сама тем временем приписывала нолик к стоимости обучения.

С маленькой виньетки на меня смотрела писаная красавица с роскошными локонами, которая улыбалась нежной и загадочной улыбкой скромницы.

— Сударь, не могли бы вы поискать в своем предложении подвох. А то я его где-то видела, но не помню, где, — выдохнула я, понимая, что с такими внешними данными понравиться принцу будет не так уж сложно. А вот выжить — намного сложнее. Я вернула портрет матери, которая снова приколола его к красивому банту, любовно разглаживая и собирая ручки на груди.

— Никакого подвоха нет! Мы договорились? — обрадовался счастливый отец, протягивая мне руку. — Магическая клятва!

Я со вздохом протянула руку в ответ, видя, как светится зеленоватым светом его фамильный перстень — печатка и как окутывает наши руки таинственная магия. Хм… Темная магия? Если магия темная, значит, клятва нерушимая. Странно, очень странно. На столик опустилась шкатулка, а я бережно вынула флакон, срывая золотые печати одну за другой. Из горлышка пошел алый дымок. Моя рука потянулась за бокалом, стоящим возле зеркала, а алая жидкость кровавой струйкой омывала хрустальные стенки. Я недоверчиво поднесла зелье к губам, не сводя взгляда со своего сморщенного, как урюк, отражения. Первый глоток обжег мое горло, заставляя судорожно глотать воздух и морщить лицо. От второго глотка на глазах выступили слезы. Третий и последний глоток оставил во рту такой привкус, от которого хотелось срочно закусить.

— Кхе, — сморщилась я, ничего не видя перед собой. Мне казалось, что из носа валит алый пар, а в желудке началась настоящая революция. По телу пробежала волна тепла, заставившая меня вздрогнуть от неожиданности. Пустой флакон упал на ковер и затерялся в мягком ворсе, пока я, схватившись за горло, сползала по столику вниз. Жар внутри разгонял кровь, лихорадочно тело затряслось. В какой-то момент жар стал настолько невыносимым, что я едва не закричала, как вдруг застыла перед зеркалом, глядя на то, как серебро седины превращается золото волос, морщины разглаживаются, и в глазах появляется прежний блеск и задор. Я не верила самой себе, глядя на свои руки и ощупывая ими свое лицо.

Я чувствовала себя сердобольной бабушкой, приютившей десяток гадящих и царапающихся кошек в желудке, но из зеркала на меня смотрела молодая девушка с золотыми волосами и выражением лица, словно поцеловала жабу. Неужели? Я снова молодая? Кожа на руках стала гладкой, а я сорвала кружевные митенки, любуясь переливами рубинового кольца. На всякий случай я стянула со стола золотое зеркальце, в котором виднелся мой глаз и часть румянца.

— Я так понимаю, что это — навсегда? — спросила я, рассматривая свои розовые ладони и гладя бархатистую кожу рук.

— Разумеется! — почти в голос воскликнули гости, заметно нервничая.

— Простите, мне нужно буквально минут десять, чтобы закончить кое-какие дела, — усмехнулась я, бросая взгляд на свое молодое отражение.

— А можно вам задать очень нескромный вопрос, — госпожа вздохнула, пока я придирчиво осматривала свое декольте и достала из укромного места скромную шкатулочку. На столик лег чистый лист бумаги, а я стала задумчиво выводить первые строчки. — Почему вы так и не стали женой принца? Не вышли замуж за какого-нибудь герцога, графа…

— Мне три раза предлагали: «Ты выйдешь за меня?». В первый раз это было так романтично! Герцог, я и сгорающий от нашей страсти камин. Помню этот робкий взгляд, — начала я, не переставая писать кое-что очень важное и глядя на то, как выражение лица госпожи стало таким мечтательным. — Герцог взял меня под локоть, а свечи плавились, плавились… «Ты выйдешь за меня?», — послышался его голос, когда он подталкивал меня к балкону. «О, нет! Я не согласна!», — пафосно заметила я, отгибая тяжелые шторы и видя разъяренную толпу, которая срочно требовала подлеца — герцога, взвинтившего налоги. Помню, как я уже стояла возле толпы и рассказывала им, с какой стороны правильно штурмовать замок. Я ему сразу говорила — купи мне эту брошку! Глупая была, да? За какую-то брошь! Сейчас бы я, конечно, так не поступила бы. Я бы требовала половину сокровищницы. Но тогда я разбила ему…

— Сердце? — подсказывала госпожа, глядя на меня с уважением.

— Нет, голову. Подсвечником, — улыбнулась я, вздохнув от накативших воспоминаний. Два моих постоянных любовники — ревматизм и радикулит ушли, хлопнув меня напоследок по измученной попе. А я искренне решила не встречаться с ними еще как минимум лет сорок. На чем я остановилась? Вспомнила! «Я искренне люблю тебя, хотя видела всего один раз в жизни…», — вывела я на бумаге. «Кого мы любим?», — прошамкала внутри меня любовь, подслеповато щурясь. «Никого! Спи дальше!», — усмехнулась я, обмакивая перо в чернила.