Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Принимаем огонь на себя!
Шрифт:

Помню, что депутат Вячеслав Маркин (я даже как-то обрадовалась, увидев его уверенного, спокойного и даже улыбчивого) призвал женщин покинуть Куликово поле, многие мужчины его поддержали. По-моему, это прозвучало даже со сцены, но женщины категорически отказались. На тот момент женщин на поле было больше чем мужчин, а всего было где-то человек 250–300. Я слышала, как женщины говорили: «Нет, мы никуда не уйдем! Сколько же тут мужчин останется? Нет, мы их не оставим! Мы никуда не уйдем!»

Вспоминает Инна: «Нам дороги были не те палатки, которые там стояли. А дорого было наше сообщество, сообщество мыслящих, радушных людей, которые понимали, что происходит в стране, чем грозит это положение всем нам, хотели как можно больше людей

привлечь на нашу сторону и объяснить правду происходящего» (15).

Рассказывает Стас: «Бабы есть бабы: «Мы не отступим», «Одессу не сдадим» и т. д. уходить не захотели. Вот только я уже достаточно насмотрелся к тому моменту случаев, как «правосеки» попав в голову человеку, и, когда он беспомощно валяется на земле даже не защищается, продолжали его забрасывать камнями или избивать палками. В конце концов, часть баб уломали уйти, командование решило обороняться в здании Дома Профсоюзов (что было большой ошибкой), но даже двери здания сказали не ломать пока не подойдут «правосеки». Мол, «а вдруг они сюда не придут, а мы ворвались в здание». Стали лихорадочно пытаться возвести хоть какие-то укрепления» (6).

Рассказывает Ника: «Наши мужчины сказали, что если при столкновении наши будут отступать, то раненых нужно будет расположить в Доме Профсоюзов. Они пошли спросить откроют ли нам в таком случае дверь, но в доме Профсоюзов, видимо, ответили, что дверей не откроют. А тревожные звонки продолжали поступать» (1).

Было решено соорудить баррикады вокруг палаточного городка из всего, что было, но было у нас немного подручного материала и баррикады эти были легко преодолимы.

«Мы делали баррикады, — рассказывает Надя, — если их так можно назвать, потому что не из чего было делать — десяток щитов, пару десятков мешков с песком (за неделю до этого двумя машинами вывезли мешки с песком — было много в ограждении лагеря, особенно у палаток «Народной дружины», т. е. ближе к Облсовпрофу [Дом профсоюзов]), десяток шин, женщины насыпали песок в стаканы, чтобы сыпать в глаза. Сначала делали баррикаду по периметру Куликова поля, т. е. растянули. Затем вторую баррикаду делали перед палатками и сценой» (4).

Рассказывает Игорь: «Я был на Греческой площади, но уже когда все горело и майдановцы разъезжали на угнанной пожарной машине. Так что начала событий не видел. Потом вернулся на Куликово поле. Там люди уже строили баррикады» (19).

Рассказывает Леонид: «Я вообще должен был быть за городом. Дела задержали. Залез в интернет. Там сообщения о событиях на Греческой. Немного последив за происходящим, решил приехать на Куликово поле. Тем более наши в интернете писали: «Собирайтесь на Куликовом, на Греческую не нужно ехать». Был здесь где-то минут за 40 до набега майдановской орды» (18).

«Еще перед тем, как начали строить баррикады, — продолжает свой рассказ Инна, — на крыльце Дома Профсоюзов я увидела группку верующих. Подошла к ним и говорю: «Звоните в церкви — пусть звонят в колокола, бьют набат [тревожный сигнал для сбора народа, подаваемый обычно ударами в колокол]. Давайте будем ездить на машине с громкоговорителем по городу и говорить людям, что здесь идет оборона, что идут бои за Одессу, что это 41-й год». Женщины начали звонить по церквам, своим знакомым, просить, чтобы батюшки били в колокола.

Несколько женщин побежало в церковь на улице Пантелеймоновской. Но им там отказали. Батюшка сказал, что на это может дать разрешение только Владыка [неофициальный титул высшего священнослужителя в русском, сербском, македонском и болгарском православии]. Я тогда говорю девочкам: «Ну так звоните Владыке», а они мне: «Мы не можем на прямую, мы и телефонов его не знаем». «Тогда звоните батюшкам — пусть дозваниваются Владыке» — сказала я и побежала помогать остальным. [Тогда мы еще не до конца понимали, но церковь вернее ее высшие священнослужители, были очень напуганы происходящим беспределом в Украине в последние месяцы. Видимо

поэтому каждый из настоятелей церквей Одессы боялся взять на себя какую-либо ответственность. Как оказалось не беспочвенно, уже через несколько дней после произошедшей бойни 2 мая православные церкви московского патриархата стали обвинять в попытках дестабилизации ситуации в городе и в хранении оружия. Это все подкреплялось проведением обысков, в надежде найти оружие, которое, конечно же, не было найдено, но некоторым священнослужителям все таки пришлось бежать из страны]» (15).

С центра города начали приходить раненные, кое-как перебинтованные, в основном они были с разбитыми головами или лицом. Мы здесь же им начали оказывать первую помощь, осваивая наш первый урок, останавливая кровотечение, промывая раны и перебинтовывая их. Раненные, прорвавшись разными путями из центра города, пришли защищать Куликово поле, наш палаточный городок, наш символ Сопротивления фашистам! «Около 17 часов вернулись человек 20 [из «Народной дружины», которые уходили на выручку ребятам на Греческой], с синяками и кровоподтеками, остальные, не пробившись, рассеялись» (4).

Рассказывает Руслана: «После того, что произошло на площади Греческой, все кто смог разбежались в разные стороны, убегая от лиц с «жовто-блакитными» [желто-голубыми] флагами. Никто не знал куда бежать — кто домой, кто на Куликово поле.

Мы бежали по дороге, встречаясь с нашими, постепенно увеличивая группу. На улице Пантелеймоновской, почти у железнодорожного вокзала, какой-то парень дал нам 3 биты, говоря, что он с нами, т. е. поддерживает нас. Наши парни поблагодарили и сказали, что этого никогда не забудут. Все с радостью стали идти вперед. Дойдя до Куликова, мы увидели, что люди там уже стали все разбирать, строили баррикады у Дома профсоюзов, ломали асфальт для дальнейшей обороны. В этом время шла прямая трансляция, где показывали наших противников, в т. ч. и одесситов — «ультрас», которые двигались с большой скоростью в сторону Куликова поля. Пока наши все разбирали, мы что-то пытались сделать, т. е. чем-то помочь» (13).

Рассказывает Светлана: «Мы вышли к Куликову полю. Проходя через остановку железнодорожного вокзала (для маршруток) — пламенно кричали «Одесса — Вставай!» … Никто не присоединился… «амебы»…

Подошли к Куликову. Здесь как-то сразу все потерялись из виду… Растворились в деятельности» (8).

Мужчины и женщины начали искать палки, чтобы было хоть чем отбиваться. Ломали ножки стульев, палки из стендов, брали палки для дров и любую другую вещь в палатках или вокруг, которой можно было бы защищаться…

«Я стояла возле палаток, а возле меня оказался паренек. — Делится своими воспоминаниями Инна. — Я посмотрела на него, ну цыпленок совсем и подумала: «Боже мой, дитя как ты будешь тут отбиваться? В руках у него была деревянная палочка. Я спросила сколько ему лет. Он ответил, что 20. «Тебе страшно?» — спросила я его. Он мне ничего не ответил, только лишь посмотрел на меня. Я до сих пор помню его взгляд, его глаза мне говорили: «Тетя, мне страшно, мне так страшно». Я так и не знаю, что с этим парнишкой стало. Дай бог, чтобы этот паренек остался живым.

Мне тогда даже вспомнился один момент свидетелем, которого я была несколько дней назад. Вот такие же юные ребята из дружинников стояли на Куликовом поле и разговаривали. Если б я знала, что мне придется вспоминать этот разговор — я бы запомнила его наизусть. Я помню, как один мальчик рассказывал другому, что у него дед был танкистом и дошел до Берлина, где-то был ранен. А второй рассказывал, что его дед был летчиком и потерял ногу.

И вот 2 мая, вспоминая этот разговор, я понимала, какие дети стоят рядом с нами на площади Кулькового поля. Это стоят дети тех родителей, кто сумел им рассказать, воспитать их как настоящих патриотов, настоящих ценителей великого дедового подвига, который, так быстро, часть населения Украины предала и растоптала» (15).

Поделиться с друзьями: