Приносить пользу

– Я же тебе сказал, мил человек: мы к аббату Феррайну. Что тебе неясно, а? Беги к своему хозяину и скажи: тот, кто верит в святую Софью, пришел исповедаться.

Сверху или снизу - важно правильно выбрать.

Седой сухой дед с круглой проплешиной на темени сидел в кресле из черного дерева, постукивал пальцами по подлокотнику. Сидел себе, постукивал, глядел из-под бровей. Однако сразу - по твердой осанке деда, резной маске морщин, упертой неподвижности зрачков - Бакли понял, что выбрать.

– Желаю крепчайшего здравия вашему преподобию! Великодушно прошу простить за беспокойство, которое вам причиняю.

Короткими шажками Бакли подбежал к деду, на ходу уменьшаясь в росте. Встал на колено, наклонил голову. Аббат вяло протянул руку с перстнем, Бакли поцеловал громадный красный камень.

– Кто таков?..
– голос аббата Феррайна был скрипучим, но ровным.

– Я - Бакли, ваше преподобие. Могер Бакли.

– Какого сословия?

– Нижайше прошу простить, ваше преподобие, но важен ли ответ на сей вопрос? Поймите верно: я не имею секретов от вашего преподобия и с радостью скажу, к какому сословию отношусь. Но только я к вам не по делу сословия, и даже не по личному.

– Ты сказал привратнику, что хочешь исповедаться.

– Дело вот какое, ваше преподобие... Всю жизнь я поклонялся святой Софье Величавой, и всегда чувствовал ее опекающую длань на моем плече. Но недавно - в ноябре - кое-что переминалось и бросило мою душу в пучины тревоги. Святая Софья отвернулась от меня. Всякий раз, как пытался молиться, я получал от нее знак: обратись к Светлой Агате. И чем истовей были мои мольбы, тем жестче звучал ответ: ступай к Светлой Агате, лишь она поможет тебе!

Аббат Феррайн, что прежде слушал его с глубокой скукой, при последних словах шевельнулся.

– Что за знаки были тебе явлены?

– Разные знаки, ваше преподобие. Прежде всего, мирские.

Бакли поднял голову, повел взглядом вокруг себя, печально поджал губы. Мол, скверные дела творятся в мире, ваше преподобие сами понимают.

– Поднимись, - велел аббат.
– Сядь вон туда и скажи ясно: Софья Величавая послала тебя к Светлой Агате?

Бакли сел, смущенно пожал плечами:

– Ваше преподобие, вы говорите так, будто Софья - лорд, а я - ее вассал. Не послала она меня, это будет неверное высказывание, но дала знак, что лишь Агата может помочь.

– Которая Агата? Северная или центральная?

– Центральная Агата, ваше преподобие. Оттого я и пришел к вам.

Аббат Феррайн не служил ни Агате, ни Софье. Он принадлежал к Церкви Праотцов и числился служителем святого Вильгельма. Однако не усмотрел никакого противоречия в словах Бакли.

– Ты поступил верно, придя ко мне. Я вознесу мольбы, чтобы Агата тебя услышала. В чем твоя просьба?

– Не о себе прошу, - с поклоном сказал Бакли, - а о своей святой покровительнице. Душевная боль от ссоры с Агатой разрывает ей сердце. Нежная душа Софьи истекает кровью... Я молю Агату быть чуткой к ее страданиям!

Глаза Бакли заблестели от слез, губы задрожали.

– Ты молишь центральную Агату?
– уточнил аббат Феррайн.

– Да, ваше преподобие! Только она и может излечить хворь несчастной Софьи!..

– Софья захворала, это верно, - проскрипел аббат.

– И столь тяжко захворала, что ничто не радует ее!
– Бакли всхлипнул.
– Даже три миллиона золотых не купят лекарства от этого недуга; даже четыре тысячи всадников не сыщут нужного зелья!

Аббат Феррайн повел бровью, помолчал какое-то время.

– Ты прав, сын мой: ни деньги, ни люди не помогут святой Софье. Тут требуется иное...

– Быть может, говор?
– предположил Бакли.

– Говор?..

– Я слыхал, ваше преподобие, от некоторых хворей помогает целебный заговор. Зовете на помощь правильных людей, образуете круг, беретесь за руки, вместе произносите нужные слова...

Аббат нахмурился:

– Нет, и говор тут не будет уместен.

– Быть может, на помощь древних духов... Духов степей, ваше преподобие? Не будет ли это греховной ересью?

– Имея средство, не употребить его во спасение, - вот что будет ересью. Но духи степей опасны. Выпустив их на волю, как потом загнать обратно во тьму? Сторонись их, сын мой.

– Так что же делать, ваше преподобие?!
– вздохнул Бакли, ломая руки.
– Как помочь?..

– Время - вот лучший целитель. Ныне зима - час холода и тьмы. Но скоро весна ее сменит. Весною расцветет жизнь, морозы откатятся на север, крестьяне выйдут в поля... Люди исполнятся верою, и святое слово окрепнет, обретет силу. Вот тогда, пожалуй, одной молитвы будет довольно.

– Полагаете?..
– голос Бакли дрогнул от трепетной надежды.

– Да, сын мой. Верь.

– И если Софья исцелится весною, то центральная Агата...

– ...заключит ее в сестринские объятия, полные радости.

– Не знаю, как благодарить ваше преподобие!

Бакли упал на колени и покрыл поцелуями не только перстень, но и всю сухую стариковскую ладонь. Аббат брезгливо отнял руку.

– Ступай, сын мой. Ступай.

Выйдя на улицу, Бакли протер губы и трижды с омерзением сплюнул. Процедил сквозь зубы:

– Старый хрен.

Шестой спросил его:

– Что скажешь? Есть польза от аббата?

– Самодовольная задница, как и все святоши. Кусок нахального дерьма. Только рыцари хуже.

Бакли перевел дух. От потока ругательств стало веселее - слетела мерзкая маска раболепия. Бакли стряхнул ее, дрожа всем телом. Хлопнул Шестого по плечу:

– Но все же, братец, малая польза есть. А малая - лучше никакой, верно?

– Угу. Теперь сыграем?

– Отчего нет?

Они пошли в таверну, и Бакли облегчил карман Шестого еще на десяток монет. Последних, что у него были. Когда Шестой понял, что лишился всего, то сказал только:

– Сучья жизнь.

Бакли бросил ему агатку - одну из выигранных:

– Держи, друг любезный, купи себе поесть.

А сам поднялся в комнату и нашел в книгах второе имя: Айра-Медея.

* * *

К бабам нужно подходить сверху. Это надежное правило. Всякая баба любит дерзость и хамство. Даже такая дорогущая, как вот эта.

Она сидит полулежа на горе подушек, вся такая блестящая: платье искристого шелка, золотая брошь в роскошных волосах, на плечах накидка с лисьей оторочкой. В глубоком вырезе белеют полушария грудей, бархатистые и сочные, как персики. Ноги лежат на подушке - специальной подушке для ног! Голые щиколотки, высеченные из мрамора... Бакли сразу проникся к ней ядовитой ненавистью.