Природа плакала в тот день...

Убирая всё обратно, Билл потерял равновесие и едва не свалился со стула, выронив коробку. Фотографии рассыпались по всему шкафу. Он недовольно чертыхнулся. Начал торопливо собирать их, аккуратно укладывать рядами, как было. Какой-то конверт, невесть откуда взявшийся, в стройные ряды не влезал и портил весь вид. Решил положить его сверху. Потом посмотрел и понял, что, во-первых, никакого конверта в коробке раньше не было, а, во-вторых, он не видел его содержимого, а там явно снимки. Билл понимающе улыбнулся — у девочек свои секреты? Достал фотографии и едва успел поймать падающую челюсть — Том! Том на пляже в плавках. Том обнимает Луизу в каком-то ресторанчике. Том смеется. Том грустный. Том в постели, бедра едва прикрыты простыней. Несколько совместных фотографий в бунгало. Целуются. Ласкаются. Хулиганят. Вместе плескаются в джакузи…. голые… И везде у брата такой умильный нежный взгляд. Черт, он ее действительно любил. Очень сильно любил. Билл даже по изображениям видел и чувствовал это. С Юри такого взгляда не было, это что-то другое, что угодно, но не любовь. Тогда какого черта он так убивается? Голос… Он с Юри по телефону разговаривал влюбленным голосом. Может притворялся? А ее он любил… Билл тяжело вздохнул. И зачем Саки оказался таким умным и нашел ее? Билл аккуратно спрятал находку под ремень, прикрыл футболкой и толстовкой. Взял медведя. Вроде бы ничего не забыл. Можно ехать на кладбище, а потом в аэропорт. Кажется, впервые в жизни, Билл очень хотел, чтобы с его самолетом что-нибудь случилось. Он не мог вернуться к брату с дурными новостями. Нет Билла равно нет новостей равно Луиза жива. Какое, однако, хреновое равенство. Только если Том узнает, что к Биллу нет вдобавок и Луизы…

— Что это за цветы? — показал он пальцем на ведро с цветами, похожими на розы, но более нежными и без шипов.

— Лизиантус. Их дарят молодым девушкам, чтобы подчеркнуть их юность.

Билл кивнул и шевельнул пальцами — пойдет.

— А вот это? — указал на маленькие как бы лилии терракотового цвета.

— Альстромерия. Букет из альстромерий дарят активным общительным девушкам, которые много добились в жизни или у них грандиозные планы. Вы для какой девушки букет выбираете?

— Для мертвой.

Продавщица вздрогнула и замолчала. Она была единственной в этом ряду торговок, кто говорил на понятном Биллу английском.

— И вон то тоже… — ткнул в розово-фиолетовые ирисы с желтыми крапинками. — Сделайте большой красивый букет. Самый красивый.

Водитель не стал задавать лишних вопросов, не стал развлекать его и что-то рассказывать. Он терпеливо ждал, пока хмурый молодой человек купит букет цветов, чтобы потом отвезти его на кладбище Верано, там подождать и ехать в аэропорт. Всю дорогу Билл прижимал к груди медвежонка. Взгляд в никуда. Глаза влажные, красные. Сам апатичный.

Он быстро нашел склеп. Заметил, что дверь чуть приоткрыта. Вроде бы вчера он плотно закрыл створки? Зашел во внутрь. Пахло как в настоящей христианской церкви (почему-то в католической вместо свечей теперь зажигали лампочки…). Взял ближайшую свечу и обжегся пролившимся парафином. Когда неровное пламя нескольких свечей осветило небольшое помещение, он увидел, что кто-то поменял букет. Теперь вместо красивых роз в вазе стояла охапка веселых ромашек и мимозы. Билл посмотрел на свой букет. Аккуратно раздвинул ромашки и добавил принесенные цветы. Вышло очень красиво, легко и… весело. Он постарался улыбнуться.

— Обещаю, что буду приезжать к тебе. Не часто, но обязательно буду. И прости меня, но я не скажу Тому, что ты ушла. Я хочу, чтобы ты жила… Чтобы ты была живой… Он ничего не знает. А если он не знает, что тебя нет, то для него ты все такая же живая, как была, какой он запомнил тебя на Мальдивах, какой он любил тебя. И ты не верь ему, у него не было никого, когда он с тобой встречался. Честное слово. Он принадлежал только тебе. Любил только тебя. Говорил и думал только о тебе. Он всецело принадлежал только тебе. Я взял игрушку у тебя из комнаты и случайно нашел ваши фотографии. Это ведь ты выбила у меня коробку из рук, чтобы я свалился и обнаружил их, да? Я передам их Тому. А еще ты прекрасно рисуешь. Твой отец… Ему очень плохо без тебя… Я бы хотел ему помочь как-то, но не знаю как. Но я придумаю. Я обязательно что-нибудь придумаю. И с Томом я что-нибудь придумаю, ты не волнуйся. Мне бы Юри от него отвадить… Мне пора… Ты отца береги. Он мне совсем не понравился… Как-то вот ты совсем не подумавши… — Протяжно вздохнул: — Прощай.

Билл погасил свечи и плотно закрыл за собой створки. Закурил. К черту итальянское правосудие. Он за эти сутки выкурил больше сигарет, чем за весь американский тур. Что же сказать Тому? И самое неприятное во всем этом — они прекрасно знают, когда другой врет. Эх, Саки, Саки, зачем же ты ее нашел? Что теперь сказать брату, чтобы он поверил, что Луиза жива, но не мог никак с ней связаться? Задача не из легких… Он что-нибудь придумает… Обязательно придумает.

***

Таксист покосился на него весьма неодобрительно. Да и шутка ли: уже три часа он наматывал круги по Гамбургу, подъезжал к указанному адресу, стоял минут десять и вновь отправлялся в путешествие в никуда, чтобы через какое-то время вернуться обратно к тому самому дому. Билл Каулитц явно не горел никаким желанием покидать его теплый автомобиль и выметаться под дождь. Он сжался на заднем сидении, уставился в окно и лишь отдавал односложные приказы, куда ехать. Вот и сейчас они в пятый раз отъехали от подъезда и поехали «прямо».

— Герр Каулитц, — притормозил он. — Вы если не хотите туда идти, давайте я вас в отель отвезу, или в кафе какое-нибудь, или к друзьям. У меня смена закончилась час назад. Я вам ничего не говорю, потому что моя дочь ваша большая поклонница. Я даже не хочу брать с вас деньги за все эти катания по городу. Я даже готов вас возить вот так всю ночь совершенно бесплатно, но, боюсь, супруга мне не поверит.

— Я ей расписку напишу, — буркнул Билл.

— Хотите кофе? — улыбнулся мужчина.

Билл кивнул.

Они заехали в МакАвто. Водитель купил ему латте и вишневый пирожок. Себе взял апельсиновый сок и гамбургер.

— Вы обманываете жену?

— Бывает. Она ревнивая. Что-то случилось?

— Нет. Все хорошо.

— И поэтому вы не хотите идти домой?

— У меня плохие новости для брата. Поэтому я оттягиваю тот момент, когда надо переступить порог собственного дома и сказать ему об этом.

— Вы можете приехать домой завтра, а еще лучше послезавтра или через неделю. Уверен, через неделю ваши плохие новости покажутся ему сущим пустяком.

— Сомневаюсь. Он начнет меня искать, а так как он знает, куда я уехал, то… Эх… Отвезите меня домой.

— Да не вопрос.

В этот раз Билл пересилил себя и открыл дверь, выбрался из машины. Расплатился с таксистом. Оставил ему автограф для дочери. Поднялся к себе на этаж и заставил себя вставить ключ в замок.

В квартире царили тишина и темнота. Билл скинул кроссовки и куртку, прошел к себе в комнату, на ходу соображая, что спать ему не на чем — он увез отсюда все, даже подушки и одеяло. Черт… Вернулся домой называется…

Странно, но в его комнате был порядок, постель застелена и даже на письменном столе все было так, как если бы Билл жил дома и никуда не уезжал. Правда, шкаф остался непривычно пустым. В ванной все было так же, как всегда — две щетки, два станка, гель для бритья для чувствительной кожи, маски для лица, для волос, крема… Несколько полотенец на его вешалке. Билл подпер плечом стену и с грустной улыбкой посмотрел на все это — Том ждал. Ждал и скучал, так же, как Билл в Берлине скучал по Тому. А он так и не придумал ничего вразумительного.

На плите остывший ужин. Том отварил спагетти и сделал свой «фирменный» соус (обжарил немного фарша с луком и залил все кетчупом). Билл поковырялся в кастрюльке — есть не хотелось, но надо чем-то занять рот, чтобы голова не думала.

— Том, — постучал в комнату брата. — Я чай заварил. Посидишь со мной?

Близнец изучающе смотрел на него. По телевизору показывали Формулу-1. Том никогда не увлекался гонками, хотя погонять на картах очень любил. Не ответил.

Билл вернулся к своему чаю.