Природа плакала в тот день...

— Ты так спокойно о нем говоришь, — покачал он головой.

Том пожал плечами.

— Я спать пойду, хорошо?

— Спокойной ночи, Том.

— Спасибо тебе, Билл.

— За что?

— Просто так.

Билл проследил, чтобы брат дошел до двери напротив без приключений. Запер свою дверь. И заснул, едва оказавшись в горизонтальном положении. Во сне он улыбался. Во сне он был очень счастлив.

Глава 22.

— А еще, помнишь, — заговорщицки шептал Билл Тому в самолете. — Я на тебя косился?

— Да ты вообще скотина! — зашипел близнец. — Ты зачем подглядывал?

— Ну я ж сказал, что случайно, — наивно опустил глазки он. И тут же снова оживился: — Я видел как ты ее… Ну… Ну… — покраснел и сжал губы в скрытой улыбке.

— Ну?

— Ну это… Там… — Билл сидел пунцовый, но довести мысль до конца отчаянно стеснялся.

— Билл! — шикнул Том на него с укоризной. — Трахал?

— Дурак! Нет же!

— А я красивый во время секса?

— Очень.

— Врешь!

— Правда! Очень красивый. Гибкий. Мышцы напряжены все. Очень-очень красивый.

— Ну? Что там?

— Лизал… — выдавил он так, словно языка во рту не было и пришлось слово как-то изображать звуками.

— Тьфу! — прыснул Том в кулачок. — И?

— И я попробовал тоже. Сначала противно было. Я вообще не понимал, как ты ходишь с таким ртом. Фуууу… А потом решил, что если тебе нравится, то и мне должно нравиться.

— Идиот, — простонал он, закатываясь от смеха.

— А она какая на вкус?

— Сладкая, — Том произнес это очень ласково и мечтательно.

— Странно… — растерялся Билл. — А Адель соленая… А отчего это зависит?

Том взвыл, поджимая ноги и размазывая по лицу слезы от хохота.

— Не, ну кончай ржать-то, — обиделся он и двинул брату локтем по ребрам.

Старший через пару минут кое-как справился с приступом гогота и постарался сделать серьезное лицо.

— Это зависит от индивидуальных особенностей человека и того, что он ел. Ты тоже на вкус всегда разный. От пива и водки — горький. От ананаса и апельсинов — сладкий. Ей понравилось?

— Думаю, она не успела понять, что я собрался делать, потому что в последний момент я струсил и перешел к более привычному для себя сексу.

Том опять захихикал.

— Тут все зависит от того, насколько ты любишь человека, — доверительно шептал он ему в ухо, обжигая мочку дыханием. — Мне хотелось, чтобы Луизе было очень приятно. Я в нашу первую ночь ласкал ее так, как никого не ласкал до этого. Я сам получал удовольствие. И еще мне хотелось понравиться. И… я не знаю… Ну это такой волнительный шаг был для нас.

— А ты хотел бы быть с ней? — на выдохе спросил Билл. Замер.

— Я был бы счастлив быть с ней… Но… — он помрачнел. На мгновение Биллу показалось, что ему больно. Он даже почувствовал, как в душе брата заворочался какой-то клубок, словно просыпался тщательно убаюканный дракон.

— Знаешь, о чем я мечтаю? — Билл тут же начал переключать его с грустных мыслей. — Я хочу, чтобы ты, я, Адель и Луиза пошли в одно прекрасное местечко… Там такие чилл-ауты… мммм… закачаешься! Представляешь, зеркала на потолке, на стенах. Помещение, вот где мы были с Адель, сделано, как будто спальня средневекового короля… Боже! Я так никогда в жизни не трахался!

— Правильно, брат чуть ласты не склеил, а он по чилл-аутам сиськи мял, — ухмыльнулся Том, следя за реакцией.

— Давай не будем, — резко отозвался Билл. — И вообще, ты меня на князя своего променял. Что же он не побеспокоился, когда ты от него вернулся мокрый до трусов? Я смотрел погоду, в Италии шли дожди в тот день.

— Я уже в Сербии промок до трусов. Мне пришлось три квартала бежать под ливнем, чтобы успеть на концерт, потому что мы тупо простояли в пробке без каких-либо перспектив на движение минут сорок. Берти тут ни при чем. Из Италии я улетел сухой. Ну… Почти… сухой… У меня просто не было другой одежды, чтобы переодеться…

— Все равно могли позвонить, — проворчал Билл, насупившись.

— После того, как ты мне вместо еды купил дисков и бросил в полубреду одного…

— Между прочим, я тебе еще конфет купил. Твоих любимых.

— Вот уж точно, твою мать, обожраться можно! Хочешь диски грызи, хочешь конфеты соси! Буду знать. В следующий раз, когда тебе придет в голову словить солнечный удар, буду лечить тебя тем же способом — куплю тебе фильмов и сосалок, а сам свалю трахаться.

— Я спрашивал тебя, хочешь ли ты, чтобы я остался.

— А я просил тебя не уезжать с самого начала. Но ты же решил. Как большой. Сам. В Берлин. Вот и вали!

— Вот и свалю!

— Проваливай!

— И провалю!

Они каждый обиженно отвернулись. Надулись. Билл принялся методично закидывать в рот конфетки. Томовы любимые. Которые он перед вылетом специально купил для брата.

— Кстати, спасибо, фильмы были хорошими, — минут через пять буркнул Том. — Я их потом в больнице посмотрел.

Билл промолчал. Хотелось что-то сказать едкого, но Том был прав — он не имел права оставлять его одного в таком состоянии.

— Я скучал по тебе, — наконец-то отважился он открыть рот. — Представляешь, Адель заметила, что…

— Две зубных щетки?

— И твой шампунь и воск для дред…

— И маски для волос…

— И станок… Ты заедешь ко мне?

— За вещами?

— А Адель?

— Да. Как-нибудь заеду.

Словно удар поддых. Билл сжал зубы, чтобы не вскрикнуть от боли.

— Ты не так понял… — принялся оправдываться. — Просто она живет сейчас в той квартире. Там оплачено за полгода вперед, это лучше, чем в общежитии. А я… Вы были правы, в Берлине я слишком оторван от группы. Вот даже твою болезнь пропустил…

— Билл, если тебе хорошо с ней, то не вижу смысла прекращать ваши отношения только потому, что я привык видеть тебя рядом. Живи в Берлине. Будем ездить друг к другу в гости.

— Я домой хочу.

— Не надо приносить себя в жертву. Живи с Адель. Ты потом не простишь мне этого.

— А ты...

— Главное, чтобы тебе было хорошо.

— А ты… простил?

— Я постарался понять.

Билл затряс головой, запустив пальцы в волосы, забормотал тихо, сжимаясь:

— Я не хочу… Я тебе больше не нужен… Тебе нужен только он, да? А я… Я останусь в Берлине… Я уеду в какую-нибудь Гвадалахару…