Природа. Человек. Закон

уничтожении или повреждении лесных культур…

уничтожении полезной для леса фауны…

несут уголовную, административную или иную ответственность в соответствии с законодательством Союза ССР и союзных республика(Основы земельного законодательства Союза CСP и союзных республик, ст. 50).

Степь

Если взглянуть на Землю откуда-нибудь из Космоса, ну, скажем, с Марса, она будет выглядеть, как раскрашенный детский волчок. Наверху, рядом с осью волчка, белый купол полярных льдов, чуть ниже их — бурая полоса тундры, еще ниже — темная зелень лесов, потом пойдет бледно-зеленая полоска лугов, затем — серебристо-серая степная полоса, желтая кайма пустынь и — снова степное серебро, изумруд лесов, только вместо бурой тундры — сапфир океанов, и в самом низу — алмазные грани Антарктики.

Но это так видно, пока наш волчок быстро вращается. Если же его остановить, вид сразу изменится. Белые полярные купола, конечно, останутся, останутся и бурая, и сапфировая, и зеленая полосы. А вот то, что мы принимали за сплошную серебристую, окажется в виде разорванных пятен. Степи предпочитают жить в самой глубине континентов. Как истые неженки прячутся они здесь и от морозного дыхания полюсов, и от экваториального зноя, а главное от излишней, на их взгляд, влаги морей и океанов. Но неженками их можно назвать, только если смотришь с Марса — не зная, не принимая во внимание жесткости земных внутриконтинентальных климатических условий.

И потому, для того чтобы хотя бы в общих чертах понять, что представляют собою степные биогеоценозы и экосистемы, давайте-ка лучше с небес спустимся на землю.

А условия для жизни растений и животных в степях подчас не только жесткие, но и прямо-таки жестокие. Зимой температура нередко падает до -50° при толщине снежного покрова в 4–5 сантиметров, а летом почва раскаляется до тех же 50°, но уже жары. Но мороз и зной еще полбеды, беда в том, что ни снегами, ни дождями климат степи отнюдь не балует. Вон в лесах Сибири и Русского Севера термометр, бывает, опускается гораздо ниже 50 градусной отметки. Но там растения да и животные тоже надежно укрыты толстенным, в полтора-два метра, пуховым снежным одеялом. Только стволы деревьев покряхтывают в лютую стужу. Покряхтывают, но выдерживают очень низкие, до — 70°, температуры. Но вот когда снежочка чуть-чуть, когда гуляет по просторам пронизывающий все и вся морозный ветер, а почва промерзает насквозь, вот тогда удержать жизнь очень трудно.

Да и летняя жара вовсе не страшна для жизни, если есть достаточно влаги. И среднемесячные и абсолютные максимальные температуры в тех же тропиках гораздо выше, чем в степных зонах, а, посмотрите, как буйно и пышно развивается там и растительность и животный мир. Но вот когда тебе на все про все отпускается за лето 20–30 сантиметров дождевой влаги и росы, хочешь пей одним глотком, хочешь растягивай по 2–3 миллиметра на день, вот тогда жаркое небо с овчинку покажется!

Но и в этих экстремальных условиях существует — развивается, цветет, продолжается в потомках — жизнь. Да еще какая многообразная жизнь!

«В середине апреля помятая физиономия степи, только что очнувшейся от зимнего сна, покрыта тускловатыми лиловыми пятнами прострела. Через одну-две недели степь оживляется и начинает играть золотистыми и голубыми искрами адонисов и гиацинтов. В середине мая она бледнеет. Эту бледность придают ей белые соцветия чины и ветреницы. В июне наступает самая красочная пора в жизни северной степи. Ее нежно-зеленое лоно, еще покрытое незабудковым туманом весенних воспоминаний, увенчивается вызывающе яркими желтыми уборами крестовника, козлобородника, лютиков и первыми предвестниками зрелости — серебристыми плюмажами ковыля. Позднее степь еще и еще раз то белеет от клевера, нивяника, таволги, то синеет от колокольчиков, то розовеет от эспарцета. С середины июля словно уставшая от цветовых эмоций северная красавица тускнеет и только в конце этого самого теплого месяца в году последним криком отчаяния по уходящему лету взрывается багровым пламенем соцветий чемерицы. В августе и сентябре цветущих растений почти нет. Поблекшей, пригнувшейся к земле и затаившейся уходит северная степь в зиму» (Мордкович В. Г. Степные экосистемы. Новосибирск, 1982.), — так поэтически-восторженно воспевает степь в своей в общем-то строго написанной книге сотрудник лаборатории биогеоценологии Сибирского отделения АН СССР В. Г. Мордкович.

Правда, в данном случае он говорит о северном биогеоценозе луговых степей, весьма далеких от тех экстремальных условий, о которых мы рассказали выше. Здесь еще чувствуется умиротворяющее дыхание леса: зимы не такие жестокие, лето не такое палящее, а главное осадков в полтора-два раза больше, да и подпочвенные грунтовые воды ближе к поверхности.

И снова нам, надвинув забрало биогеоценологии и взяв наперевес копье эмоций, придется бросить вызов тем, кто по традиции считает лес и степь смертельными врагами, извечно ведущими беспощадную схватку.

Нет, нет и нет. Ни лес не покушается на степные просторы, ни степь не теснит лесов. Их мирное сосуществование вполне наглядно доказано биогеоценозом лесостепи и саванны, где деревья и большие рощи мирно уживаются со степными травами, располагающимися на обширных пространствах. Уживаются столько же, если не больше тысячелетий, сколько существуют степи на Земле.

Сомнительно и бытующее предположение, что если бы не засушливость климата в степных зонах, лес давным-давно бы «съел» степи. Мы знаем, что лес носит свой климат с собою — аккумулируя осадки, выкачивая мощной корневой системой воду недр, затеняя высокой и густой кроной почву от перегрева и испарений, деревья создают даже в самых засушливых областях вполне приемлемые для своей жизни условия. И если бы действительно в природе существовала экспансия лесов, они бы за десятки тысяч лет не оставили о степях и воспоминаний.

Не менее нелепо предположение и о степной экспансии. Даже в засушливых степях казахстанского Приишимья существуют значительные лесные массивы (о чем, кстати, сторонники гипотезы о климатическом факторе сдерживания распространения лесной растительности старательно забывают). И ни тот, ни иной биогеоценоз не покушается ни на территорию, ни на суверенитет другого.

Словом — степь органичное, полноценное и равноправное естественное образование, ничуть не менее необходимое Природе, чем лес. Нет у нее комплекса неполноценности, а поэтому и экспансионистских планов она не лелеет.

Вот зачем она необходима Природе, сказать трудно. Разве для того, чтобы приучить человека в поте лица добывать хлеб свой, да дать ему надежного и трудолюбивого помощника — лошадь? Но это слишком уж «антропное» предположение похоже на уверенность ребенка, что бабушка существует для того, чтобы приносить ему конфеты.

Не ясно и само происхождение степей. Американские экологи, например, склонны считать, что «исходные прерии Огайо, Индианы и Иллинойса были «пирогенными климаксами» (Одум Ю. Основы экологии. М., 1975, с. 473.), т. е. возникли в результате постоянных пожаров, которые не давали возможности расти деревьям и кустарникам и позволяли жить ежегодно возобновляющимся травам. Но пожары в естественных условиях чрезвычайно редки, а индейцы, до прихода белых на американский континент, оказывали на природу прерий слишком незначительное антропогенное влияние. Выжечь подчистую обширнейшие степные пространства они попросту не могли. Да и делать им это было ни к чему: не дети же, что балуются со спичками на сеновале, не понимая, чем это грозит. А индейцам в прериях пожары грозили прежде всего голодом — если не уничтожая, то уже во всяком случае отгоняя на сотни и сотни километров бизонов и других животных — основной источник питания индейцев. Ну, а кроме того, евроазиатские степи, южноамериканская пампа и другие виды существуют без всяких пожаров и прочих случайных причин.

Более стройна и строга концепция влияния мощных климатических факторов на образование степных зон. Она учитывает влияние на климат множества значительных постоянных природных явлений: устойчивых центров высокого и низкого атмосферного давления и связанных с ними направлений господствующих ветров, уровня солнечной радиации и ее длительности, градиента континентально-сти — удаленности от влажной теплоты океанических вод и других геофизических причин. Однако и эта концепция объясняет скорее факт разделения степного единства на отдельные экосистемы и биогеоценозы, чем проясняет вопрос возникновения степей в природе.

Удивительно и замечательно то, что где бы, на каком бы континенте ни находились степи — в Австралии или Евразии, в Африке или Америке, — все они схожи и по ландшафту, и по стандартному набору составляющих экосистемы — луговых, настоящих, засушливых и сухих степей, и даже, при всем различии видов трав на разных континентах, растительность так поразительно схожа, что, пожалуй, тувинец вполне может почувствовать себя как дома в пампе, а индеец в австралийском даунленде.

Луговая степь, описание которой мы уже приводили, с точки зрения специалистов по степям, вовсе не является настоящей степью. Впрочем и то, что они именуют настоящей, по их мнению, тоже еще не настоящая степь: уж очень много еще, считают они, встречается в ней мезофитов — растений, любящих умеренную влажность. Только при виде засушливых степей душа фанатично влюбленного в степи специалиста приходит в неистовый восторг.