Приручить дракона

Едва было время отвернуться, как еще несколько зверей бросились на нее.

Издав собственный первобытный рык, Эллия боролась со всей силой и свирепостью, на которые была способна, нанося удары ножом, камнем, кулаками и ногами. Ее громовое сердцебиение заглушало все остальные звуки. Она мало что видела в этом хаосе; дюнные гончие роились вокруг нее, щелкая и царапаясь, но отступая от ее натиска. На ее коже были пятна, которые были слишком теплыми и пульсировали слабыми, далекими покалываниями — места, где когти зверей разорвали ее плоть.

Она почувствует эти раны позже. Сейчас не было времени для боли.

На нее прыгнула дюнная гончая. Эллия откинулась назад и вонзила свой нож в горло зверя. Горячая кровь хлынула ей на руку. Инерция прыжка существа заставила ее сделать один шаг назад. Маленькие, но мощные челюсти сомкнулись на ее икре сзади, пробивая кожу и мышцы многочисленными острыми зубами. Существо зарычало и дернулось, вонзая зубы глубже и разрывая ее плоть, не ослабляя хватки.

Эллия вскрикнула, и ее нога подогнулась, уронив ее на одно колено. Боль терзала ее разум со всех сторон, требуя проникновения, требуя контроля. Держа в руке свой окровавленный нож, она отшвырнула мертвую дюнную собаку и повернулась к очень живому зверю, привязанному к ее ноге. Она закричала, когда несколько раз ударила камнем по его голове, каждый удар усиливал ее собственную боль, поскольку он загонял эти зубы еще глубже, еще больше разрывая ее плоть. Из открытой раны хлынула кровь. Наконец, после влажного треска, эти челюсти разжались.

Она дико замахала руками, чувствуя, как все больше зверей приближается к ней. Дюнные гончие отползли как раз за пределы досягаемости. Их было по меньшей мере пятеро, непосредственно окружавших ее, и вдвое больше чуть дальше — и еще больше на гребнях, воющих и визжащих, как будто они были нетерпеливыми зрителями какой-то кровавой игры.

— Я охотница, — прорычала Эллия, — и ты не будешь моим концом!

Одно из существ бросилось в атаку, широко разинув пасть. Эллия обрушила камень на его морду. Раздался хруст, и зверь заскулил, яростно тряся головой и убегая прочь.

Другой зверь сомкнул челюсти на ее вытянутом предплечье. Скользкий от крови камень выскользнул у нее из рук. Эллия вскрикнула от боли, даже когда атаковала своим ножом, пронзив дюнную гончую на своей руке прямо в глаз. Зверь отпустил ее и упал, грохнувшись на землю кучей, оставив ее руку, с которой капала кровь. Она могла только надеяться, что больше крови принадлежало мертвой дюнной гончей, чем ей.

Пошевелив раненой ногой, Эллия стиснула зубы и попыталась снова подтянуть ногу под себя, чтобы встать, но ее икра протестующе заныла, заставляя ее тело дрожать. Она зарычала от боли и поднялась на ноги, перенеся свой вес на здоровую ногу.

Несколько зверей двинулись на нее, их взгляды были низкими, а глаза напряженными. Звери распознали ее слабость.

Но Эллия все еще была охотницей. Она была сердцем своего народа, стойкой, храброй и непоколебимой. Ее сердце было яростным. И она была невестой Фальтириса Золотого, самого могущественного дракона пустыни. Брачная связь защитно обвилась вокруг ее сердца, поддерживая ее.

Она сделала глубокий вдох и выпустила его в бессловесном, вызывающем реве, который исходил из самой глубины ее существа.

Дюнные гончие остановились, настороженно глядя на нее.

Внезапно ее рев стал громовым, пронесся по небесам и сотряс землю под ней, сотрясая рыхлые камни у основания ущелья. Она чувствовала это в своих брачных узах и знала, что это была не ее сила — это был рев ее дракона.

Дюнные гончие заскулили, отпрянули назад и посмотрели в небо.

Эллия тоже подняла глаза. Огненная фигура неслась к ней, ее пламя было более ярким, чем все, что могла произвести Красная комета, более ярким, чем солнце.

Еще один хор завываний поднялся вокруг нее, более яростный, чем раньше — и в еще большем количестве. Еще больше голов высунулось по краям оврага, и еще больше дюнных гончих спустилось на дно. Теперь их, должно быть, были десятки, и их первоначальный страх быстро угасал.

Очевидно, агрессивность, которую дюнные гончие часто проявляли, защищая свою пищу, не делала исключений для драконов. Эти существа думали, что завладели ею.

Если бы они только знали, как они ошибались.

— Время прийти за своей женщиной, дракон, — прошептала она.

Глава 15

Водоворот огня и ярости вспыхнул внутри Фальтириса. Его сердечный огонь превратился в ад, такой горячий и мощный, что поглощал его тело. Пламя охватило его чешую и охватило крылья, ревя, когда они боролись с воздухом, струящимся вокруг него. Это мучительное высвобождение огня только усиливало внутреннее давление, только подталкивало его все ближе и ближе к неизбежному взрыву, только давало понять, что его сердечный огонь был слишком велик, чтобы его тело могло его сдержать.

Его пара была там, внизу, его Эллия, и она была ранена. Ее боль была его болью. Это пульсировало в их брачной связи, даже более отчетливо, чем агония, обжигающая его чешую. Он не выполнял свой главный долг. Прежде всего, он должен был быть ее щитом, ее защитником.

Она была не для паразитов, кишащих в ущелье. Она принадлежала Фальтирису Золотому.

«Моя».

Он поднялся выше, в последний раз взмахнув крыльями. Его сердечный огонь вырвался наружу, затуманив все его чувства огнем, дымом и стократным увеличением его боли. Пламя охватило его изнутри и снаружи, поглощая разум и терзая душу. Только однажды до этого он испытывал такую агонию — в те мгновения, когда Эллия впервые прикоснулась к нему.

На мгновение Фальтирис невесомо повис в воздухе. Его тело рассыпалось в пепел, и по мере того, как огонь разгорался, оно формировалось заново, измененное пламенем.

Хотя он не мог видеть Эллию, он мог чувствовать ее — она была всем, что он чувствовал, кроме огня и боли. Фальтирис наклонился к ней, вытянув шею, и нырнул. Порыв ветра отбросил пламя, пронесшееся по его покрытой толстой броней чешуе, но это не охладило огонь в его сердце.

Глубоко в своем сознании он осознал, что он был целым. Он снова был самим собой — огромным и могущественным, настоящим драконом. Какая бы трансформация ни произошла с ним из-за этой связи, она, наконец, была отменена. Но ему было все равно. Только одно имело значение.

Фальтирис расправил свои могучие крылья, которые были шире, чем ущелье, как раз перед тем, как он приземлился на четвереньки. Облако пыли поднялось с земли, смешиваясь с густым дымом, исходящим от его чешуи, чтобы окутать все коричневым и серым. Существа вокруг ущелья выли, шипели и рычали, бросая ему вызов на уровне, который он распознал в самой звериной части своего разума. Эти ничтожные существа высказывали свои претензии на его территорию — свои претензии на его Эллию.

Ее кашель под ним перекрыл все остальные звуки. Фальтирис взмахнул крыльями, сдувая дым и пыль, и посмотрел вниз.