Пришельцы, дары приносящие (сборник)

– Грубочувственное половое влечение, шесть букв.

– Похоть.

– Да, укладывается… Клятва, приносимая вассалом сюзерену в эпоху феодализма, пять букв, начинается на «о».

– Оммаж.

Во дает! И это ни на миг не отрываясь от чтения «Великих исторических личностей, сотрудничавших с ФБР»! Я даже вспотел от волнения. Ни разу в жизни не слышал слова «оммаж», но оно подошло идеально. Что это, превосходная от природы память, возможно, даже фотографическая, натренированная запоминать абсолютно все прочитанное? Может, и впрямь Таму шпионка? Да ну, ерунда. Не будем уподобляться параноику Себастьяно. Память – совсем не то же самое, что ум. Я нацарапал на поле страницы несколько чисел.

– А вот интересная задачка, хе-хе. Девяносто два охотника пошли стрелять уток, и каждый подбил четыреста тридцать штук. Сколько всего уток было убито? Время ограничено…

– Тридцать девять тысяч пятьсот шестьдесят, – ответила она, переворачивая страницу. – Немаленькая была стая.

Что-то здесь не так. Малообразованные арабские девчонки с задворков цивилизации на такие фокусы не способны. Таму в два счета вычислила в уме то, для чего мне понадобилась бумага и ручка. И у нее, похоже, словарный запас получше, чем у меня – бывшего студента одного из лучших университетов.

Я вовсе не был уверен, что это мне нравится.

Тут краем глаза я уловил движение – к себе в каюту входил стюард. И у меня возникла идея.

– Надо со стюардом потолковать, – пробормотал я и отошел.

– Есть отличный шотландский виски, и всего за два доллара, – угрюмо проговорил он, роясь в штабелях коробок.

Человека, больного язвой, окружало целое море бухла. Будешь тут угрюмым.

– Синьор стюард, дело не в качестве, дело в бюджете. На всю дорогу до Нью-Йорка у меня несколько баксов. Поэтому процент алкоголя важнее вкусовых качеств. Мне, пожалуйста, граппу.

Он достал бутылку маслянистой, ядовитой даже на вид жидкости, с сердцевиной кукурузного початка вместо пробки, – я никогда не понимал такого символизма.

– Шестьсот лир, или один американский доллар. – Стюард смахнул пыль с посудины.

Я полез в карман и сообразил, что оставил бумажник в каюте, когда переодевался.

– Деньги попозже занесу.

Граппа исчезла в коробке быстрее, чем появилась.

– Вы что, мне не верите? Куда я денусь отсюда? Прыгну за борт и поплыву к берегу с бутылкой самого дешевого пойла в зубах?

Давно очерствевший от общения с поиздержавшимися туристами вроде меня, он не пожелал внять мольбам.

– Ладно, тогда не закрывайтесь, я сейчас вернусь.

Таму ушла, но журналы оставила, значит вернется, и это хорошо. Воспользуюсь перерывчиком, чтобы глотнуть крепкого, – от этого прояснится в мозгах, и я буду готов к продолжению беседы. Мимо ее каюты я прошел на цыпочках, чтобы не потревожить пассажирку, и приблизился к своей. Дверь была приотворена.

А ведь я закрыл ее, уходя! И запер! Всегда так делал, чтобы у кого-нибудь из экипажа не возникло соблазна умыкнуть мои вещи или последние деньги.

Я в бешенстве распахнул дверь. Согласен, это было глупостью. Если бы я благоразумно задержался у порога, то представил бы себе мускулистого налетчика с моим бумажником в одной руке и куском свинцовой трубы – в другой. По башке – и за борт, не самый интересный финал. Но я не взялся за ум у порога, не побежал за помощью, а ворвался в каюту.

Возле моего открытого чемодана, с моим паспортом в руке, стояла Таму.

От такой картины я просто обмер. А вы что сделали бы на моем месте? Я по-прежнему был в бешенстве, оно-то мне и помогло.

– Ты вломилась в мою каюту! Ты крадешь мой паспорт?

– Какие жестокие слова! Дверь была не заперта, я просто вошла. И ничего не украла.

– А что у тебя в руке?

– Я только посмотрела. Очень интересный документ.

– Ну конечно, такой интересный, что мимо пройти невозможно. А ну, отдай.

Она несколько секунд помедлила, пристально глядя на меня, потом сказала:

– Мне бы все-таки хотелось изучить его получше. Пусть он еще немного побудет у меня, ладно? Я обязательно верну, мне ничего другого не остается.

Ничего другого? О чем это она? Я все еще злился.

– Ты, естественно, можешь его изучить. Но изучение стандартного синего американского паспорта с напечатанным на его страницах номером стоит сто долларов в час.

– Вполне приемлемо. У меня есть сто долларов.

И названная сумма действительно нашлась в маленьком кошельке, извлеченном откуда-то из черных шелков. Пять двадцаток как с куста. Они легли на мою ладонь, и Таму очутилась за дверью, прежде чем я осознал случившееся.

Сто баксов. Они хрустели и пахли как настоящая зелень. Они и были самые настоящие. Через минуту это мое предположение подтвердил стюард, выдав две бутылки настоящего скотча и сдачу. Он даже улыбался, вдохновленный грандиозностью сделки. Виски был исключительно вкусен, и второй стакан отправился вдогонку за первым, а вместе они всего меня согрели изнутри.

За что мне заплатили такие деньжищи? Лучше не спрашивайте. Есть время задавать вопросы, а есть время тратить деньги. Позади осталась Европа, впереди лежала Америка. Поблизости таинственная женщина, а еще ближе, в кармане, без малого сотня баксов. И у меня есть доступ к морю разливанному алкогольных напитков. Один матросик давеча предлагал пакетик травы, судя по виду, вполне приличной, но мне это было не по средствам. А теперь я богач! Черт с ними, с тайнами и женщинами, – меня ждут более простые и доступные радости жизни, как говорят поэты!

И я накирялся-накурился в зюзю, в дымину, в хлам. Может, сыграла свою роль долгая абстиненция, может, сказались тревожные раздумья о будущем, а может, загадочная церэушница, арабская Мата Хари, так пагубно повлияла на меня. А может, я просто идиот. Ведь знаю на своем горьком опыте, что бухло с дурью не дружат, – нет бы соблюсти это золотое правило минувшей ночью. Я сидел на кормовом подзоре, пил, курил и пялился на звезды, а те вытворяли такое! Просто чудо, что я не свалился за борт и не утонул.

Бог знает сколько времени спустя я обнаружил, что виски и марихуана закончились, и подумал, нельзя ли сейчас же добыть еще, а еще подумал, остались ли деньги, а еще подумал, что раз при мне их нет, то пора найти свою каюту. Причем мысли мои вовсе не выстраивались тогда в столь простую и логичную цепочку, но тем не менее они протащили меня по палубе, затем по трапу, затем по коридору. Подробностей моего продвижения память не сохранила, остался лишь сумбур вроде отвратительно смонтированного фильма – сплошная чехарда эпизодов. И вот я у двери, напрягаю глаза, чтобы разобрать номер, а потом еще сильнее напрягаю мозги, чтобы понять смысл этого номера.