Пришельцы

– С волосками труднее, – заметила она. – Твоя эта сучка попортила мне прическу…

А в остальном – да. Разумеется, сдать.

– И ты думаешь, я смогу это сделать?

– Ну если не сможешь – не знаю, как и помочь тебе.

– Что-то я не понимаю: ты авантюристка или мазохистка?

– Ни то и ни другое, Георгий, – Маша взяла его руку и дотронулась ею до своей груди – ошутился твердый сосок. – Скорее, я нимфоманка… А вообще, я Диана, вскормленная волчицей.

– Любопытный образ, – оценил он. – Оригинальный… Только какая Диана? Героиня Лопе деВега или богиня охоты?

– Богиня охоты и трехдорог. И еще – олицетворение Луны. Люблю ее изменчивый, призрачный свет, очарование теней и скрытых страстей.

– И как же тебя сдавать, такую дуреху?

– Молча, стиснув зубы и думая о чем-нибудь приятном. Точно так же, как если бы ты закапывал человека живьем.

– Не смогу, – признался Георгий. – В самый последний момент рука не поднимется.

– Жаль.

– Жаль, что не смогу?

– Да нет, жаль, что ты слабый человек. И робкий, не уверенный в себе мужчина, – она продолжала ласкать себя его рукой. – Я вас всех презираю. Вы не способны уже ни к чему, пресные, рафинированные люди. И чувства у вас точно такие же. Вообще вы потеряли право на жизнь и обязаны освободить жизненное пространство для людей, сильных духом, для молодой, дерзкой и азартной нации. Я устала жить среди вас. Каждую минуту ощущаю, будто пачкаюсь в вашей слюне. Обтираюсь и снова пачкаюсь, потому что вы бесконечно пускаете пузыри, думая, что спасаете и храните духовность, благородство, честь. Какая честь, если нет силы и смелости гунна?.. Вы умерли! Вы скелеты…

– Кто это – вы? Или мы перешли на официальный-тон?

– Вы – это вы все. Вся эта никчемная страна, которая еще мнит себя государством.

И потому я – против вас.

– Тоже любопытный образ. Диана, вскормленная волчицей, перегрызает волчице горло. И строит свой Рим. Занимательный город, должно быть, похож на Содом или Гоморру. Жаль, не могу тебя сдать. Ты сейчас как писаная торба, а я – дурак.

– Ты не дурак, Георгий. Поэтому тобой заинтересовались, особенно после того, когда ты ушел от засады на болоте. Помнишь, когда я попросила с тобой экстренной встречи?

– Это незабываемо, Маша! А заинтересовался твой резидент?

– Разумеется! Просто пришел в восторг. Хотел сначала убрать, чтобы не мешал, а потом приказал… стеречь тебя от всяких случайностей.

– Значит, сначала ты заманила меня в ловушку, а потом охраняла?

– Но что делать? Такова наша служба, – наигранно вздохнула и смирилась Маша.

– И у твоего резидента не пропал интерес до сих пор, насколько я понял?

– Напротив, усилился. Если бы ты прекратил еще пускать слюни…

– Неужели я кажусь тебе интеллигентом?

– Какой вопрос? Ты и есть современный интеллигент в чистом виде, заключила она. – Самое мерзкое и отвратительное качество, искусственно привитое в этой стране мыслящим людям. Оно-то и уничтожило дух нации, оно сделало вас неспособными к сопротивлению. А мне очень хочется, чтобы ты уяснил наконец, что поистине святым можно стать, зарыв в землю врагов своих живыми, как это сделала княгиня Ольга. Вот это был дух! Вот тогда вы имели право на существование.

Поспелов встал, стряхнул с одежды мучную пыль, шагнул к двери.

– Я подумаю… И попробую!

– Не забывай, тебе надо поторопиться, чтобы не стать вместо святого крайним.

Увы, катастрофа уже произошла…

– Да-да! Я помню… Обязательно попробую. Только в любом случае сначала принесу теплую одежду и постель. Никогда не смогу спокойно смотреть на зябнущую женщину.

– Это голос мужа, – вслед проронила Маша. – Я этого не забуду.

Уходя наверх за постелью, он не запирал темницу, но она даже не сделала попытки побега – а удрать было просто: открыв окно. Теперь Поспелов окончательно уверился: начни выгонять – не уйдет…

А пришельцы, тем не менее, продолжали затягивать удавку: едва Поспелов поднялся наверх, как в доме отключился свет.

Он проверил пробки – все в порядке, значит, повреждение на линии. Пришлось стиснуть зубы и переключиться на аварийное питание, но аккумуляторный блок оказался посаженным до нуля – где-то поблизости подняли в воздух «ромашку» – систему «Ореол». Когда же Георгий запустил движок электростанции и все-таки включил радиостанцию, выяснилось, что эфир забит помехами на всех диапазонах и радиопроходимость нулевая…

Оставался единственный способ связи с Москвой: по космическому телефону выйти на коммутатор погранотряда и, назвав особый пароль, попросить соединить с Зарембой по домашнему или рабочемутелефону. Это проходило в любом случае – «ромашка» не действовала на спутник связи, однако сообщение, пришлось бы шифровать и передавать голосом набор цифр. Времени на шифрование не оставалось: следовало послушать ясновидящую из темницы и поторопиться доложить о катастрофе. «Чтобы быть первым, а не крайним».

Заремба оказался в своем кабинете…

– Здравствуй, брат, здравствуй дорогой, – сразу же затрещал Георгий, задавая тон и ключ к разговору. – Все ли живы-здоровы в твоем таборе? Как повозки дошли, как лошади?

– Да слава Богу, рома! – подхватил Заремба. – А что ты так заволновался?

– Я же больного крестника с другим табором отправил, в кибитку с добром посадил, а с тобой надо было послать. С тобой бы он не пропал.

– А, рома, куда твой крестник денется? Довезут, напоят-накормят, в самый лучший шатер определят.

– Сон я дурной видел, – сказал Поспелов. – Будто кони в дороге пали, а кибитка опрокинулась все добро прахом пошло, и крестник мой убился.

– Худой сон, – Заремба сделал паузу. – Да в руку ли?

– В руку, брат, в руку. Мои сны сбываются. И в твоем таборе беда: черный человек прибился. Весь табор сглазит!

– Тоже во сне видел?

– Видел да смутно, лица не разглядел, но голос слышал. Будто шепчет тебе на ухо: посади, мол, крестника в кибитку с добром и золото туда же спрячь. Пошли мне весточку, брат, а то нет мне тут покоя и весь табор на ноги поднял. Люди обиженные, мстить будут.

– Да уж чувствую, не до сна тебе, – посочувствовал Заремба и отключился.

Поспелов добрел до своей комнаты, однако там не оказалось постели, а в окна без единого стекла тянуло холодным, преддождевым ветром, суконное одеяло, которым был завешен пустой проем, вздувалось парусом. И все-таки он лег, но, засыпая, подумал, что не сможет проснуться сам через два часа, чтобы поставить Татьяне укол..

Но вышло, спал ровно два часа. Ветер на улице не улегся и дождь не пролился, значит пойдет с утра… Поспелов осторожно пробрался в спальню «жены» – во сне она тяжело дышала, яблоки глаз двигались под прикрытыми веками: вероятно, был температурный кошмар. Он приготовил шприц и тихонько растолкал Татьяну.