Пришелец
Шрифт:
— Поверьте, командор, они ни в чем не виноваты, — прошептал падре, подходя к воротам и с тревогой прислушиваясь к сухим щелчкам взводимых курков.
— Ах да, конечно! — возмущенно воскликнул Норман. — Они не знали, что этим кончится, и это незнание не только оправдывает их, но и освобождает от ответственности. Гениально, святой отец!
— Но ведь вы вчера вечером уже знали, — тихо произнес падре, пристально глядя на Нормана, — и тем не менее пришли и не просто пришли, а стали рыться в…
Очередной залп заглушил окончание его фразы.
— Третий, — мрачно сказал Норман, —
Опять страшный удар в ворота, ругань, тихий перезвон шомполов. После удара Дильса одна из плах слегка вышла из боковых пазов, и по ней пробежала кривая продольная трещина.
— Во, силища! — восторженно пробормотал один из гардаров, неприметно отступая к колючей мушкетной пирамиде.
— Скоро они там угомонятся, падре? — спросил Норман, глянув на трещину.
— Это зависит от дозы, — сказал падре, — и от принявшего ее организма, и если, скажем, Люс может уснуть после одной-двух трубок, то для того, чтобы усыпить Дильса, потребуется…
Новый удар вышиб из пазов расколотую плашку и образовал в створке ворот широкую щель с занозистыми расщепленными краями. Все отшатнулись, и лишь Норман быстро шагнул к воротам и припал к створке рядом со щелью, сжимая в руке пистолет.
— Не надо! — вскрикнула Тинга, бросаясь к воротам. — Там Бэрг!
Подбежав к Норману, девушка резким ударом в запястье вышибла пистолет из его руки и спиной заслонила расщепленную сквозную дыру в створке. В следующий миг Тинга вздрогнула от сильного толчка в спину и упала на землю лицом вниз. Все случилось так быстро, что пока один из гардаров успел выхватить из пирамиды тяжелый мушкет и взвести курок, из проломленного отверстия высунулся жилистый костистый кулак с зажатой курительной трубкой, и голос невидимого Дильса сухо прохрипел: «Дай!.. дай!..» Эрних, помогавший Тинге подняться с земли, мельком глянул на падре и увидел, как мгновенно посерело его морщинистое загорелое лицо. При этом священник не сводил глаз с огромного грубого чубука, вырезанного ножом из сухого корневища и направленного вперед, как пушечное жерло.
— Господи! — шептали его тонкие дрожащие губы. — Ну, помоги, ну сделай же что-нибудь!..
— Дать ему табаку? — негромко спросил Норман, поднимая пистолет и потирая ушибленное запястье.
— О, если бы только табаку! — взмолился священник. — Но он просит совсем другого…
— Дай!.. Дай!.. — глухо и монотонно хрипел Дильс, мерно ударяя в ворота свободной рукой.
— О дьявольское зелье! — воскликнул падре. — Будь проклят тот день, когда…
— Довольно, падре! — перебил Эрних. — Я, кажется, понял, в чем дело…
— Ты?!
— Я не столь наивен, как вы думаете, святой отец, — сказал Эрних, — давайте то, что он просит!.. Быстро!
Падре не заставил просить себя дважды, и через несколько мгновений на ладонь Эрниха лег тугой кожаный мешочек, перетянутый черной шелковой ленточкой.
— Норман, табак! — шепотом приказал он.
Получив внушительную щепотку пахучих золотистых волокон, Эрних выложил ее на ладонь, добавил внушительную дозу мелкого белого крошева из кожаного мешочка, смешал все это и стал быстро перетирать смесь между пальцами.
—
Сейчас, Дильс, сейчас!.. — бормотал он, приближаясь к воротам и неприметно поплевывая в ладонь. — А теперь дай мне трубочку, и я сам набью ее тем, о чем ты просишь!..Железные пальцы воина покорно разжались, Эрних вынул из них грубо вырезанную, едва обкуренную трубку и стал заправлять в нее рыжие, перебитые белыми крапинами волокна табака.
— Да не будет тебе никакой радости от этого зелья!.. — негромко приговаривал он, пальцем уминая смесь на дне внушительного чубука. — Да отвратишься ты от этой мерзости на веки вечные!.. Да проклянешь ты сатанинский соблазн, скрытый в соках этого невинного растения врагом рода человеческого!..
Когда слова кончались, Эрних склонялся к самому жерлу чубука и переходил на глухие невнятные восклицания, не обращая внимания на падре, который с необычайным интересом вслушивался в его неразборчивую речь.
Набив трубку до отказа, Эрних взял протянутое ему огниво, щелкнул кремнем, приложил затлевший конец трута к выпуклой табачной шапочке и, взяв в рот обкусанный роговой мундштук, несколько раз с силой втянул в себя воздух, выпуская из ноздрей лиловые ленты дыма.
— Дильс, все в порядке! — негромко сказал он, вкладывая трубку в жадно растопыренную пятерню.
Пальцы воина мгновенно сжались, плотно облепив чубук, и жилистый кулак исчез в овальном проломе, даже не почувствовав, что прихватил по пути парочку длинных заноз. Но как только из-за ворот донеслось удовлетворенное пыхтение Дильса, в щель тут же просунулся следующий сжимающий мундштук кулак. По глубокому шраму на запястье Эрних узнал руку Бэрга, вынул из его пальцев слегка обожженную по венчику чубука трубку, и в тот же момент Тинга мгновенным движением выхватила ее и отбросила в догорающий очаг, сложенный из массивных каменных глыб.
— Не волнуйся, милая, — усмехнулся Эрних, подходя к очагу и разгребая ладонью жаркие переливающиеся угли, — все будет хорошо…
Он отыскал трубку, стер с нее черные пятна нагара и, сосредоточенно бормоча и пришепетывая себе под нос, затолкал в чубук лохматую щепотку табачной смеси. Затем раскурил ее от вынутого из очага уголька и вложил в раскрытую протянутую ладонь. Ладонь мгновенно сжалась в кулак, а когда кулак исчез в занозистом проломе, Эрних быстро выглянул в щель и увидел, что трубка Дильса пошла по кругу, а сам воин сидит на мостике и, сорвав с головы широкий кожаный обруч, мучительно трет пальцами впалые височные ямы.
— Дильс, не делай этого больше, иначе ты умрешь! — беззвучно, одними губами прошептал Эрних, сосредоточенно глядя на воина.
Дильс тряхнул всклокоченной головой, поднял мутные глаза и уставился на ворота долгим бессмысленным взглядом. В этот миг Бэрг с блаженной улыбкой похлопал воина по плечу и передал ему свою дымящуюся трубку. Дильс с опаской принял ее и стал так тщательно разглядывать, словно видел этот предмет впервые в жизни. И вдруг до него как будто что-то дошло: мутный взгляд воина прояснился, ноздри хищно затрепетали, и в следующее мгновение толстый, грубо вырезанный из твердого корня чубук треснул и раскрошился в его пальцах наподобие пустого лесного ореха.