Пришествие Второго
Шрифт:
Ни одного рыцаря нельзя считать психически нормальным. Подключение к нейросети калечило разум любого пилота. Каждый род справлялся с безумием по-своему. Кто-то падал в греховные удовольствия или отрешённость, но чертой Шпиц-Эстерленов были резкие вспышки насилия. Чем ближе они подходили к неуловимой грани, отделяющей высокородного от чудовища, тем сильнее в них проявлялось неприятие комфорта. Как водится, всё начиналось с любви к муштре. Затем появлялись бойцовские ямы. После дети Шварцштайна открывали в себе тягу к меди и свежей крови.
По меркам семьи, рыцарь не отличалась агрессивностью.
Девушка стала на колени перед свечой, но тут же испугалась вида Женевьевы. Святая преобразилась. Её монашеская ряса исчезла, сменившись латами со связкой черепов на поясе. Вместо посоха она салютовала обагрённым топором и попирала груду расчленённых тел. Но хуже всего было её лицо. В свирепом оскале и экстатически блестящих глазах Сэри узнала себя. На языке появился горько-солёный вкус. Мир пошатнулся, точно при землетрясении.
Шпиц-Эстерлен пришла в себя от сухого щелчка мушкета. В её комнате стояли паладины, вскинув оружие. Олесь фон Зальцпайр держал наизготовку силовую булаву. Вокруг царил погром. Обломки мебели валялись безо всякого порядка. Дворянка сидела над распотрошённым телом несчастного лакея, запустив пальцы в грудную клетку. Челюсти, сведённые судорогой, удерживали вырванное сердце.
— Что же ты наделала?! — воскликнул поп.
Глотка неохотно вернула способность к человеческой речи.
— Это я… но как… почему?
— Отче, — позвал крестоносец.
Он кивнул на святилище, залитое кровью. Там, где раньше висели шторы, теперь болтались гирлянды лиловых кишок. Икона терялась под месивом жизненных соков.
— Уберите пушки, — сдавленно велела баронесса. — Со мной всё в порядке.
— А вот с ним — нет, — констатировал исповедник. — Кровь — не водица, да?
— Ты о чём?
Аббат присел на корточки.
— Знакомое дело. Я насмотрелся подобного у твоего папеньки и братца, но до последнего верил, что ты другая.
— Не понимаю.
— Это ваше проклятье. Твоя династия состоит из великих пилотов, но за силу назначена дорогая цена. Такие припадки начинаются у всех рыцарей Шварцштайна где-то к восемнадцати годам. Но чтобы так внезапно… Я чувствую какой-то злой дух над городом.
Сэри выплюнула кусок липкого мяса.
— Думаешь, сюда прокрались черти?
— Ответ знает лишь один человек. Вставай, госпожа. Мы идём к Альхазреду.
Наступает буря
Чернокнижник лежал на соломе, прикованный к стене цепью. Звенья, тянущиеся от ошейника, тихо позвякивали при всяком движении. Где-то монотонно капала вода, а сквозняк приносил тошнотворные ароматы плесени, грязных тел и страха. Обычное дело для феодальной тюрьмы. Хорошей новостью стало то, что рыцари не озаботились даже минимальной пси-защитой. Если колдуны Султаната оказывались в плену, то моментально сталкивались с кладкой из нуль-камней, обережными кругами и блокирующими полями. Здесь подобного
не имелось. Значит, убежать из Чухут-Кале можно в любой момент, но ирония состояла в том, идти пироманту некуда. Характер Альхазреда исключал необдуманные авантюры. Его научили продумывать каждый свой шаг, а для этого следует полностью владеть ситуацией.— Ну и ну, — с улыбкой протянул Маджир, увидав гостей. — Великие люди пришли сюда, в темницу, и говорят со мной. Что же вы хотите услышать от гнусного еретика, о благородные защитники веры?
Сэри показала кулак, велев попу молчать и не вмешиваться.
— В другой день я бы не стала на тебя даже смотреть, ублюдок, — высокомерно бросила она.
— Но ведь смотришь. По сравнению с зинданом Гоибназара, тут очень даже миленько.
— Коль тебе нравится, можешь погостить ближайшие лет двадцать. Конечно, если не сдохнешь от сырости.
— Не хотелось бы, — признал огненный маг. — Я люблю, когда сухо и жарко, так что уйду при первой возможности.
Дворянка поморщилась.
— До сих пор не возьму в толк, почему ты ещё дышишь. Как можно поклоняться богам-демонам по своей воле? Ты ведь знаешь, кто они такие.
Таш-джарганец серьёзно поглядел на неё.
— В точку. Губительные Силы правят моим народом, калечат мутациями детей, обрушивают всю ярость пустыни на скудные поля. Нерождённые шепчут в наших снах, а порой — являются из ада, чтобы резать и убивать. Да, ты права, но не совсем.
Узник вытянул руку, и в ладони зажёгся огонёк.
— Но за веру они позволяют делать вот это, — объявил он, катая между пальцев яркий шар. — А что ваш Пророк-на-Кресте? Хоть кто-то из его паствы умеет кидать пламя или швырять молнии? Или, быть может, он помогает вам сковывать джиннов?
— Богохульник! — обвинил Зальцпайр. — Да я тебе…
— Олесь! — вскрикнула Сэри. — А ну-ка вышел в коридор!
— Он убьёт тебя! — заартачился поп.
Дьяволист качнул усами.
— Клянусь самой лживой клятвой, что буду вести себя культурно. Пока. Вы, дорогие северяне, — буфер между мной и Джафаром.
— Ты его настолько боишься? — удивилась рыцарь.
— Он пообещал, что даст бессмертие любому, кто схватит меня живым. Так что лучше я посижу здесь. Худшее, что вы сделаете — это разожжёте костёр. Неприятно, согласен, но раз в жизни потерпеть можно. А вот плешивый маразматик хорошо учился и знает, как поработить дух человека и заставить его мучиться на протяжении сотен лет.
— А ты не сильно рвёшься в ад, — лукаво констатировала дворянка.
— Скажем так, мне пока рановато в загробный мир. Но ты пришла за другим, не так ли?
Баронесса не стремилась откровенничать, но дело требовало честности.
— Только что я убила ни в чём неповинного слугу. Почему я становлюсь злой?
Альхазред лениво потянулся.
— Добро и зло — философские штуковины. Как сказать, чтобы ты поняла… Войны в мире смертных — всего лишь тени великой игры, которую ведут Боги. Колючая Звезда устроила ритуал в Тон-Треме, и привлекла внимание сущности, которую зовут Обманщиком, Великим Насмешником, Вором Судеб или Саргатаном. Где сильный он — туда рано или поздно является его заклятый враг.