Пришлая
Шрифт:
Послушно вернувшись к себе, я вновь, не раздеваясь, улеглась обратно в прохладную постель и принялась бездумно таращиться в потолок.
— Проклятые колокола! — сердито брыкнула я одеяло.
Что снилось мне до пробуждения, я, вырванная из сна так резко, теперь уже вспомнить не могла. Однако в душе нарастала и крепла тревога, словно я забыла о чем-то важном. Только вот о чем именно я забыла, определить источник этой самой тревоги, я никак не могла.
Не выдержав нервного напряжения, я привстала и отворила окно. Рассвет еще даже не забрезжил: глубокая ночь. Но особо любопытные
Я вдохнула ночной сырой воздух и вернулась в постель. Сняв с себя платье, я постаралась забыться сном, но не вышло. И спать не спалось, и сил встать не было.
Так я и пролежала, не сомкнув глаз, до самого рассвета.
— Вы сотворили чудо! — восторженно восклицала Офелия, обнимая доктора Берима. — Вы сотворили…
Животик доктора Берима забавно колыхался каждый раз, когда госпожа Роджи нападала на его обладателя с объятиями.
— Достаточно, Офелия, — улыбнулся господин Нолан, беря жену под руку.
— Но ведь это чудо! — продолжала пищать женщина со слезами на глазах.
Я стояла в сторонке у очага, не спеша помешивала кашу в чане и, навострив уши, прислушивалась к разговору.
— По правде говоря, — забасил доктор, снова зажимая подмышкой свою суму, — я поражен! Серая лихорадка не отступала еще ни от одного из моих пациентов! Это и впрямь чудо какое-то…
Офелия благоговейно сложила руки.
— Значит, я не зря всю ночь молилась Атайе. Она услышала мои мольбы, вернула моей девочке жизнь! — карие глаза женщины заблестели, увлажнились.
— Хм… — недоуменно покачал головой доктор и его маленький ротик вытянулся буковкой «о». — В любом случае, я рад, что вашей дочери лучше. Продолжайте делать травяные примочки и поить ее отваром, чтобы хворь не вернулась ненароком.
— Конечно, конечно! — затараторила женщина, провожая пухляка. — Мы будем продолжать лечение.
Я украдкой усмехнулась, глядя как продолжает дивиться чудесному исцелению толстяк, шествующий на своих коротких ножках к выходу.
— Это счастье, что Ияри стало лучше, — вдруг проговорил господин Роджи, едва его жена и доктор скрылись из виду.
Я обернулась. Мужчина улыбался мне, но его синие глаза глядели внимательно, изучающе.
— Да, — беззаботно протянула я, возвращаясь к помешиванию завтрака. — Похоже, травы господина Берима и вправду сотворили чудо.
Нолан согласно помычал и уставился в окно, а я протяжно зевнула.
По правде говоря, я не могла уснуть половину минувшей ночи не только из-за объявленной колокольной тревоги. Мои внезапно проснувшиеся способности целительницы, разумеется, разволновали меня не на шутку! Но вспомнив, что подобной силой обладал Леонард, я немного успокоилась.
«В конце концов, я знаю, что эта сила не причинит никому вреда! — попробовала я кашу, оценивая ее готовность. — А откуда она взялась? Да какая разница? Это шанс спасти Ияри, — я с опаской покосилась на господина Роджи. — Но мне нужно быть осторожнее и не выдать себя. Ведь если я проколюсь… меня спасать будет некому».
В день Летнего фестиваля
на улицах было не протолкнуться. Еще вчера все вокруг преобразилось: предприимчивые горожане всюду на деревьях развесили цветные флажки, а вдоль улиц разместили гирлянды из яркой ткани и бумаги.— Что-то Юджин задерживается, — с тревогой выглянула в окно Офелия, выставляя на подоконник горшки с ярко-розовыми цветами. — Может, к обеду его уже и не ждать?
Я пожала плечами и отправилась принимать заказ у большого шумного семейства, прибывшего из Залесья на праздник.
Причина утренней колокольной тревоги так и не была ясна. Говорили в таверне многое, и порой даже невероятное. Поэтому мы упорно ждали самого надежного информатора: Юджина.
— Надо же, — подхватив подол юбки, прытко подбежала ко мне госпожа Роджи и жарко зашептала на ухо, — к нам снова идет архивариус!
Нолан недовольно покосился на дверь и зашевелил густыми усами.
— Чего это он к нам зачастил?
Эргон Гуно и впрямь не прошел мимо таверны. Он вошел и огляделся, а увидев меня и чету Роджи, направился прямиком к нам.
— Добрый день, — поздоровался он, пригладив и без того всегда идеально зачесанные и собранные в хвост смолянистого цвета волосы. — Я оставлю это здесь?
Гуно размашистым движением достал из сумки на плече кипу листовок и шлепнул ею прямо по стойке перед носом Нолана.
— Что это? — тут же схватила любопытная госпожа Роджи листик.
— Сегодня ночью сбежал заключенный. Это его портрет. Если увидите, немедленно сообщите. Он очень опасен, — сухо, глядя в одну точку, отчеканил мужчина. — Не исключено, что у него были сообщники.
Я тоже потянулась к кипе листовок, а сердце в предчувствии чего-то застучало о ребра, как сумасшедшее.
— Какой кошмар! — посетовала Офелия. — И все это в канун фестиваля! И что же? Праздник теперь отменят?
Гуно так плотно сжал свои тонкие губы, что они практически исчезли с его бледного лица. Похоже его раздражала беспечность госпожи Роджи: перед лицом такой опасности, как сбежавший преступник, думать только о увеселениях.
— Мы не вправе отменять празднование, ведь в этом году небывалый приток гостей, — ответил он. — Однако это значительно затрудняет розыск.
Но разглагольствования архивариуса я не слушала. Все вглядывалась в топорно изображенного на листе желтоватой бумаги беглеца, и не могла поверить глазам: «Это же Эдмонд! Точно Эдмонд! Только старше… Лет на двадцать-тридцать!»
Меня вдруг как обухом по голове ударило! В глазах потемнело, а из закромов памяти, словно из проруби полились воспоминания: «Я ведь сегодня ночью видела, как Велор освободил отца!»
Только как я могла забыть об этом? Проснувшись утром, я чувствовала что-то необычное, но я лишь сослалась на мои внезапно проявившиеся магические способности, а теперь… все наконец встало на свои места.
«Неужели Арис и вправду был жив и столько лет находился в заточении здесь, в тюрьме Онтаса? — безмолвно вопрошала я. — Велор сейчас, наверное, счастлив, как никогда…»
А госпожа Офелия все продолжала беспечно болтать.
— А у нас радостная весть, господин Гуно. Моя дочь идет на поправку!