Присоединиться к большинству

Довольно подробно Дьюи рассказывал про гигантскую оргию на Манхэттен-Бич, в ходе которой тысячи любовников разных комплекций, рас и спортивной формы одновременно предавались разным формам сексуального удовлетворения. В то время как в нескольких десятках метров от берега один за другим падали с носящихся бананов и молча тонули люди. И опять про трупы, тут же у линии прибоя колыхающиеся на набегающих волнах.

При этом, однако, все эти апокалиптические картины он описывал без особых отрицательных эмоций, как что-то очень необычное, из ряда вон выходящее, но не ужасное на самом деле. Примерно так, наверно, он мог бы кому-нибудь пересказывать сюжеты с полотен Босха.

Иногда в процессе повествования он улыбался и поднимал указательный палец. Это означало, что в рассказанном содержится какая-то интересная аллюзия или метафора, до которой слушатель должен сам додуматься и тоже порадоваться.

– Она ехала на мотороллере абсолютно голая, но в фуражке инспектора налоговой службы. Больше никаких налогов! Понимаете меня?
– Дьюи откидывал голову и радостно хохотал.

Зайцев как-то спросил, как он не боялся бродить среди всего этого кошмара. На что Дьюи ответил, что думал примерно так: во-первых, все это страшно интересно, а, во-вторых, чего уж теперь бояться.

"Мне жаль, Виктор, что Вы все это пропустили, - заметил тогда профессор, - Мне кажется, Вам бы понравилось." Зайцев как-то рассказал об этом Сайрусу, добавив, что немного завидует таким как Дьюи или Мейбл, переживших Большой Хапок в одном из его эпицентров. Сайрус странно глянул на него и сказал, что далеко не всякий опыт полезен для человека.

– Вы, кажется, взволнованы смертью Сайруса?

Зайцев оторвался от своих мыслей. Ему в лицо откуда-то из-за спины заглядывал Шмидт, штатный психолог команды астронавтов и техперсонала.

– Хотите поговорить об этом?

– Нет, спасибо, - отрезал Зайцев.

– Зря Вы меня не посещаете, мистер Зайцев, - посетовал Шмидт, - Психологическая реабилитация необходима всем. Особенно новоприбывшим, вроде Вас. Вот мистер Стивенс ходит ко мне с самого начала и у него отличная динамика.

– Да я как-то обхожусь. Своими силами.

– Крепкий алкоголь астронавтам запрещен, - строго заметил Шмидт.

– Я знаю, доктор, спасибо что напомнили.

Шмидт еще немного прошел рядом с Зайцевым, как конвоир, будто ожидая чего-то, и повернул куда-то в сторону.

– Вот болван, - сказал Зайцев. Он вспомнил, как во время второго тестирования по прибытии на остров Шмидт смертельно достал его, задавая по кругу одни и те же вопросы из психометодички. Зайцев уже не надеялся на прекращение этого бреда, когда Шмидт спросил, верит ли он, что в космосе есть братья по разуму. "У нас - нет, - ответил Зайцев, - А вот у Пана - наверняка". Шмидт поперхнулся и поспешно закончил сеанс.

– Да, Джереми не семи пядей во лбу, - согласился Дьюи, - Но Вы и вправду чем-то озабочены. Так жалеете Сайруса? Вы с ним знакомы-то всего пару месяцев. Как, впрочем, и со всеми нами.

– Кажется, я видел, как двоих або только что присоединили, - сказал Зайцев.

– Кажется? Вы не уверены?
– не понял профессор. Просиял и хлопнул себя по лбу.

– Ах да, я забыл, Вы же у нас Рип Ван Винкль!

***

РЕТРОСПЕКТИВА

Рипом ван Винклем Дьюи назвал Виктора из-за того, что тот пропустил первые - самые интересные - недели Большого Хапка. Прогулял он их по уважительной причине: Зайцев три с половиной месяца проболтался на орбитальной космической станции.

Еще лет пятнадцать назад Витя Зайцев и не догадывался, куда может привести степень по физике в сочетании с лицензией пилота. Ко времени его взросления космонавтика уже потеряла прежний сказочный ореол, перестав быть мечтой мальчишек. Наука в России утратила романтический флер еще раньше. Виктор выбрал профессию физика-исследователя, потому что этот предмет лучше всего шел у него в школе. Пилотированием занялся в бесплатной секции резерва ВВС в качестве мужественного хобби, щекочущего нервы и производящего впечатление на девушек. В бортинженерную группу компании по разработке двигателей для космических кораблей попал, когда там платили безобразно мало. Пошел туда просто, чтобы где-то начать. А вот в международный проект прорвался из-за большой зарплаты, когда задолбался клянчить деньги у отца. И все время ждал, когда же, наконец, окружающие поймут, что он вовсе не энтузиаст, как все остальные вокруг, и выведут за ушко на солнышко. Страх разоблачения заставлял его упорно учиться и трудиться за троих.

– А еще родители наградили меня отменным здоровьем, - объяснял он Дьюи и Стивенсу, - Я только позаботился, чтобы доставшийся мне качественный механизм оставался в приличной форме и не слишком быстро изнашивался.

Так однажды неожиданно для самого себя пилотом в международном космическом экипаже оказался человек, абсолютно равнодушный к космосу.

Зайцев собирался честно отбарабанить срок пребывания на станции и вернуться на Землю - за бабками, славой и почестями. Но на МКС случилась авария, из-за которой, в частности, грохнулась система длительного хранения продовольствия. В Хьюстоне и Москве срочно переиграли, и почти вся команда покинула станцию раньше срока, а Виктора оставили на станции с Кристофером Льюисом. Эти двое имели несчастье обладать компетенциями, необходимыми для поддержания станции в рабочем состоянии с минимальным числом астронавтов на борту. Разумеется, Зайцева спросили, хочет ли он полетать лишние полторы недели. Но форма вопроса другого ответа не оставляла.

А потом случился Большой Хапок, и о космонавте Зайцеве с астронавтом Льюисом, болтающихся на орбите в жестянке из-под монпансье, просто забыли. На Земле стало не до них.

ГЛАВА 2.

На следующий день Зайцев в соответствии с расписанием пошел к доку Робуру. Док работал в группе медико-биологической подготовки - отвечал за тренировки и тестирование астронавтов на центрифуге, в барокамере, термокамере, сурдокамере и за вестибулярный тренинг. При тестах на перегрузку Робур всегда присутствовал лично. Разговаривал очень скупо и на все вопросы не по делу реагировал мрачным молчанием. Произношение Робуром его фамилии напоминало Зайцеву змеиное шипение.

Зайцев быстро сообразил, как обратить эту проблему в выгоду для себя, и все время подготовки к тренировке отдыхал душой, болтая без умолку. По непроизвольной мимике Робура он видел, что, несмотря на презрительное молчание, док его слушает. Идеальный собеседник.

Сегодня Зайцев говорил о Джоше Сайрусе.

Самоубийство Сайруса и в самом деле вызвало у Зайцева сильную досаду. Сайрус радовал его острым умом и смелостью высказываний. Казалось, он, вообще ничего не боится. Кроме экипажа Джош оказался единственным, с кем Зайцев мог нормально поговорить на внерабочие темы.

Пока неловкий ассистент готовил Зайцева к тренировке, Зайцев пересказывал Робуру последний разговор с Джошуа. Сайрус тогда заметил, что испытывает некоторую жалость к Пану за его одиночество.

– Мы все для него - примерно как пробегающие мимо муравьи для мыслящего муравейника. Он в состоянии с нами играть, использовать в своих целях, даже вступать в какую-то коммуникацию. Но общаться как с равными не может, даже если бы очень захотел.

– Разве это проблема?
– усомнился Зайцев, - Пусть сделает себе второго Пана. Строительного материала достаточно.