Пристрастное наблюдение
Шрифт:
— Я здесь проездом. В Тамбове нужно было решить некоторые вопросы. Люди, выбравшие мою, так сказать, стезю не могут себе позволить даже погоревать в рабочее время. Но этому я даже рад. Я сам хотел тебя увидеть. Поездка была, как нельзя кстати. Поэтому — сразу к делу. В память о твоей матери, мне хотелось бы, помочь тебе устроиться в большом городе. Ты увидишь, как огромен и разнообразен мир. Преимущества столичного вуза, проживание с регистрацией, и мою протекцию, а если будут успехи, то и стажировку в моем департаменте. Думаю, что тебе хотя бы стоит попробовать и сравнить.
— Это все, — он обвёл рукой комнату, и снова на губах появилась неприятная, обидная усмешка, — не то, что должно
Под конец его речи я уже еле дышала от обиды.
— И теперь вы, в память о сбежавшей умной маме предлагаете мне пожить у вас в качестве кого? Вам-то зачем такая благотворительность? — я смотрела прямо и хотела ответа. Мне было даже все равно, если бы он разозлился, развернулся и прямо сейчас ушёл.
— Ну, это не совсем благотворительность, — Сергей Михайлович засмеялся, кажется, ему даже понравилась моя честность, — Девочка, я забыл, как ты ещё молода, чтобы шире смотреть на вещи. Ты обиделась на правду, но не стоит! Через полгода наш семейный адвокат подготовит все бумаги, и ты сможешь вступить в наследство. Ты не будешь жить бесплатно или за мой счёт, получишь деньги — сможешь все вернуть. И там не так мало, как, например, эта убогая квартира, в которую нужно вложить еще две ее стоимости, чтобы как-то жить. И я не хотел тебя обижать, поверь Женя. Пока я предлагаю помощь, которую больше так безвозмездно ты нигде не получишь. Мне незачем тебя обманывать, но могут найтись другие люди, которые тебя запросто облапошат ещё до вступления в право наследования, — тут он улыбнулся мне ласково, почти отечески. Приблизился, но не дотронулся до меня, как будто знал, что меня нельзя касаться. И когда я это поняла почему-то защемило сердце, — Мне не нужна шумиха в прессе и громкие разбирательства на телеканалах, о том, как падчерица Пантелеева нарвалась на мошенников и влезла в долги ещё и превышающие будущие выплаты, — дальше все сказано было уже жестко, как удар под дых, — Твоя история, рассказанная журналюгами, вызовет ненужный резонанс. А моя репутация мне очень дорога. Давай так: я прослежу, чтобы получила все причитающееся тебе от матери, а ты получишь свою долю и делай тогда, что хочешь.
Мне стало так стыдно, как будто меня отругали. Я не могла поднять глаза от пола. Я вдруг поняла, что ему просто нет до меня совершенно никакого дела. Пантелеев посчитал меня дурочкой, не имеющей даже амбиций и неприспособленной к жизни. И уж, конечно, попавшей бы в какую-нибудь нехорошую историю. Как оказалось: «Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя супруги!»* Наверное, они, москвичи, жалеют таких как я.
Его аргументы показались мне неоспоримыми, поэтому вместо ответа я просто молча кивнула. Да и не ждал он уже никакого ответа.
— Ну, что Женечка, голому собраться — только подпоясаться? Полчаса хватит? — Сергей Михайлович стал вдруг очень задумчив, видно силился понять причину моей грусти, — Я сказал водителю, что в семь мы выезжаем. Да, и не бери ничего, кроме документов. То, что нужно, купим в Москве.
Я повернулась к окну и тут мне пришло смс-сообшение. Ритм сердца нарушился, словно в него вошла иголка. «Поезжай в Москву. Никому не доверяй. Ласточка, ничего не бойся, я буду рядом» — это и был он — моя тайна.
_____________
* Илья Ильф, Евгений Петров, "Двенадцать стульев"
Глава 2 «Их Семья»
I
Мне хотелось задать много вопросов Сергею Михайловичу, но по дороге он потерял ко мне всякий интерес. Писал что-то в телефоне и в основном перебирал бумаги. Отвлекать его мне показалось
неудобным. Я даже задремала, впрочем, не думаю, что спала больше часа. В основном просто смотрела в окно и думала. Ну, что там обычно путешественники думают по дороге под бесконечное мелькание пролетающих деревень, селений, полей, наверное, и сами все знаете. И все приходящие мысли казались такими глубокими и значительными, что я не заметила, как мы проехали через блокпост охраны и въехали на территорию пригородного посёлка.Дом, куда нас довезли поздней ночью, был огромным и величественным. «Как библиотека», — пронеслось у меня в голове. Не то, чтобы я такого не видела… вживую и вправду — нет. А книги с фотографиями? а интернет? а Инстаграм, в конце-то концов!? Но своими размерами дом как-то придавил меня, да и на самом деле был хорош! Из белого камня, в два этажа, а может и больше, с многочисленными окнами во французском стиле. С подсветкой и большим садом по периметру. Короче, дом был достоин своего хозяина. Водитель остановил нам у главного входа, а сам проехал куда-то дальше по территории. «Завтра все внимательно рассмотрю», — думалось в моей затуманенной голове.
Когда мы переступили порог и снова меня окутал его низкий, бархатистый голос, я измученная переездом, вновь подумала, что мне приятен его тембр.
— Женя, ночь сейчас глубокая. Прислуга уже спит — у них свой дом в восточной части сада. Твоя спальня на втором этаже, пройдём, я сам покажу. Наташа, наша домработница, должна была оставить для тебя ванные принадлежности. Впрочем, сейчас и проверим.
Мы прошли через широкий холл, где по углам оранжевым мягким светом горели только ламы, расставленные на высоких комодах. Поднялись по широкой лестнице на второй этаж и застыв перед одной из дверей Пантелеев прислушался и с недовольным видом произнёс:
— Так и знал, что Олег опять дома не ночует, паршивец… Только я за порог, а у этого одни девки на уме! Вырастил на свою голову детину, — сквозь зубы, но даже как будто с гордостью закончил.
— Олег — это? — я немного растерялась и уже туго соображала.
— А… это твой получается брат, сводный, значит. А вот и твоя комната — дверь напротив. Ванная в конце коридора направо. Впрочем, утром познакомитесь, никуда не денется. У меня с Олегом уговор, что до окончания университета — живет тут. Он парень своевольный, но тебя это не затронет. Ну, проходи, смотри, располагайся — все готово! Завтраки по субботам с девяти. Опоздать не возможно — накрыто до обеда. Кухня на первом этаже.
Я вежливо поблагодарила и попрощалась с Сергеем Михайловичем. Комната была прекрасна! Огромная, как все здесь — с размахом! Наверное, бабушкина квартира поместилась бы сюда полностью! С нежными полосатыми обоями и пузатыми глянцевыми вазами.
На кровати сверху пухлых покрывал и подушек для меня лежал белый-белый махровый халат, и полотенца, и зубная щетка с косметическим набором, и тоненькая прозрачная сорочка для сна! Но больше всего меня смутил запечатанный набор кружевных хлопковых трусиков — 7 штук. Мыло из набора пахло просто — божественно! На нем было написано «Лотос и мускус», Made in France. В ванной оно дало пышную жемчужно-розовую пену.
Я с наслаждением вымылась. В запотевшем отражении зеркала я увидела привлекательную девушку с рассыпавшимися по плечам плотными локонами каштановых волос. Зелёные глаза были уставшими и из-за этого казались кристальными. Новая сорочка ласкала тело и моя ровная светлая кожа, кажется, готова была светиться от благодарности. Тонкие запястья, изящные колени и ступни. Мне нравилось то, что я видела. «Щеки толстоваты, — вдруг заупрямилась я и скорчила рожицу своему отражению, — тут, наверное, все девушки холёные и утонченные. Нужно как-то соответствовать».