Пристрастные рассказы

Бобэоби пелись губы Вээоми пелись взоры Пиээо пелись брови, Лиэээй пелся облик Гзи-гзи-гзэо пелась цепь Так на холсте каких-то соответствий Вне протяжения жило Лицо!

* * *

Маяковский любил слово как таковое, как материал. Словосочетания, их звучание, даже бессмысленное, как художник любит цвет — цвет сам по себе — еще на палитре.

Ему доставляло удовольствие произносить северянинские стихи. Он относился к ним почти как к зауми. Он всегда пел их на северянинский мотив (чуть перевранный), почти всерьез: «Все по-старому», «Поэза о Карамзине», «В парке плакала девочка», «Весенний день», «Нелли», «Каретка куртизанки», «Шампанский полонез», «Качалка грезёрки», «Это было у моря…» и много других.

Читал и отрывки.

Когда не бывало денег:

Сегодня я плакал: хотелось сирэйни, — В природе теперь благодать! Но в поезде надо, — и не было дэйнег — И нечего было продать. Я чувствовал, поле опять изумрудно. И лютики в поле цветут… Занять же так стыдно, занять же так трудно, А ноги сто верст не пройдут. («Carte-postale»)

Были стихи Северянина, которые Маяковский пел, издеваясь над кем-нибудь или над самим собой. На улице, при встрече с очень уж «изысканной» девушкой:

Вся в черном, вся — стерлядь, вся — стрелка… («Южная безделка»)

Прочитав какую-нибудь путаную ерунду:

Мой мозг прояснили дурманы Душа влечется в примитив. («Эпилог»)

Если восторгались чем-нибудь сто раз читанным:

Вчера читала я, — Тургенев Меня опять зачаровал. («Письмо из усадьбы»)

Если женщина кокетливо отвергала его:

Тиана, как больно! мне больно, Тиана! («Тиана»)

Когда бывало скучно, ему ужасно хотелось:

Пройтиться по Морской с шатенками. («Еще не значит…»)

Если за покером партнер вздрагивал, неудачно прикупив, неизменно пелось:

И она передернулась, как в оркестре мотив. («Марионетка проказ»)

* * *

Бурлюк вспоминает, что Маяковский, еще до того как стал писать стихи, часто встречался с Виктором Гофманом. Не помню, чтобы Маяковский мне об этом рассказывал, помню только несколько строк Гофмана, которые он цитировал при какой-нибудь нагроможденной безвкусице в искусстве ли, в платье, прическе…

Где показалось нам красиво Так много флагов приколоть. («Летний бал»)

И на романтической природе:

Там, где река образовала Свой самый выкуплый изгиб

(вместо — «выпуклый»).

Если мне не хотелось гулять, он соблазнял меня: «Ну, пойдем, сходим туда, „где река образовала“».

* * *

В 1915–1916 годах Маяковский постоянно декламировал Сашу Черного. Он знал его почти всего наизусть и считал блестящим поэтом. Чаще всего читал стихи «Искатель», «Культурная работа», «Обстановочка», «Полька». И отрывки, в разговоре, по поводу и без повода:

Жил на свете анархист, Красил бороду и щеки, Ездил к немке в Териоки И при этом был садист. («Анархист»)

С горя я пошел к врачу. Врач пенсне напялил на нос: «Нервность. Слабость. Очень рано-с. Ну-с, так я вам закачу Гунияди-Янос». («Искатель»)

Когда на его просьбу сделать что-нибудь немедленно получал ответ: сделаю завтра, — он говорил раздраженно:

Лет через двести? Черта в ступе! Разве я Мафусаил? («Потомки»)

Если в трамвае кто-нибудь толкал его, он сообщал во всеуслышание:

Кто-то справа осчастливил — Робко сел мне на плечо. («На галерке»)

В разговоре с невеждой об искусстве:

«Эти вазы, милый Филя, Ионического стиля!» («Стилисты»)

Или:

Сей факт с сияющим лицом Вношу как ценный вклад в науку. («Кумысные вирши»)

О чьем-нибудь бойком ответе:

Но язвительный Сысой Дрыгнул пяткою босой. («Консерватизм»)

Помню:

Рыдали раки горько и беззвучно. И зайцы терли лапами глаза. («Несправедливость»)

Ли-ли! В ушах поют весь день Восторженные скрипки. («Настроение»)

«Мой оклад полсотни в месяц, Ваш оклад полсотни в месяц, — На сто в месяц в Петербурге Можно очень мило жить…» («Страшная история»)

Рассказывая о каком-нибудь происшествии:

Сбежались. Я тоже сбежался. Кричали. Я тоже кричал. («Культурная работа»)

Многому научил Саша Черный Маяковского-сатирика.

Часто читал некоторые стихи сатириконских поэтов:

Звуки плыли, таяли. Колыхалась талия… Ты шептала: «Та я ли?» Повторяла: «Та ли я?!» Не сказал ни слова я, Лишь качал гитарою… Не соврать же: новая, Коли стала старою! (Козьма Прутков, «Та-ли?!»)

С выражением декламировал «Бунт в Ватикане» («Взбунтовалися кастраты…») Ал. Конст. Толстого, которого очень любил.