Пристрелите нас, пожалуйста!

– Хватит спорить, – прервал их Иван Петрович. – Надо что-то делать. Время идет.

– Потопали вниз. Ну! Вставай!

Верзила потряс за плечо Ваню, потом, крякнув, поднял его с пола и потащил к двери. Иван Петрович подскочил и подхватил болтающиеся Ванины ноги. Телятин засеменил, опережая процессию, и заботливо открыл перед мужчинами, несущими несчастного парня, дверь. Ульяна Федоровна вышла из кабинета последней.

Проходя мимо геральдического щита, Аркадий Павлович крикнул:

– Я возьму ключи! – и метнулся к нему.

– Осторожнее! – застонала Телятина, когда Ванина голова чуть не ударилась о перила. Верзила нес его небрежно, как куль с мукой.

Процессия спустилась вниз в полуподвальный этаж, где находились сауна с бассейном. Там горел свет, видимо, Ваня забыл его выключить.

– Однако… – присвистнул верзила, который шел первым. Он еще здесь не был.

– Хорошо люди живут, а? – спросил шедший следом, в обнимку с Ваниными ногами, Иван Петрович.

– Богато!

– Это очень скромно, – возразил Телятин, которому вовсе не нравилось, что посторонние люди обсуждают его достаток. – У нас не самый большой дом в поселке. И далеко не самый богатый.

– Ладно скромничать, папаша, – хмыкнул верзила.

– Я п-п-попрошу вас… – отчего-то заикаясь, сказал Телятин. – П-попрошу относиться ко мне с должным уважением.

– А я п-попрошу тебя заткнуться, – передразнил его верзила. – Иначе свои проблемы ты будешь улаживать сам. Кстати, мы еще не обсудили мою долю. Вообще-то я рассчитывал на все. Но в свете последних событий…

– Налево, – сказал Телятин.

Они обогнули бассейн с изумрудной водой. По дну и стенкам его в кафель цвета морской волны змейкой были вмонтированы лампочки, и они загадочно светились. Верхний свет был приглушен, отчего иллюзия сказочной пещеры усиливалась. С низкого потолка свисали весьма искусные имитации под сталактиты, по стенам змеились «трещины» и цвела зеленоватая, резиновая на ощупь «плесень». Сам бассейн был небольшой, в форме яблока, только вместо черенка – вход в воду: узкая лестница с блестящими никелированными перилами. Дорожка из прорезиненной ткани, чтобы хозяевам и их гостям не поскользнуться, когда они мокрые выйдут из бассейна, вела от лестницы в обитую липовой вагонкой сауну. По обеим сторонам дорожки тоже светились лампочки, обозначая путь, будто кто-то спьяну мог ошибиться. Это был индивидуальный проект по эскизу А.П. Телятина, такой же, как и геральдический щит, но с размахом, затратный. Никто сюда раньше не заходил, кроме Кристины и, пожалуй, Гарика. Аркадий Павлович был жаден и скрытен, соседей в тайный этаж никогда не приглашал. Слухи, конечно, ходили, потому что в доме бывала прислуга. А прислуга любит посплетничать, но зато ей мало кто верит. Всем известна склонность бедняков к преувеличению. Увидят на сто рублей, а подумают на тысячу. У нищеты глаза велики.

– Кто это здесь похозяйничал? – нахмурился Телятин и верхний свет над бассейном погасил. Нечего глазеть!

Ваню пронесли мимо всего этого великолепия. В конце зала была еще одна лестница. Вниз вело несколько ступенек, там-то и находились холодильная установка и темный чулан для всякого барахла.

– Только не в холодную! – отчаянно закричала Ульяна Федоровна.

– Куда же я его дену? – проворчал Телятин. – В подвале посидит, авось не околеет.

– Да будь ты человеком!

Аркадий Павлович заколебался. Мужчины терпеливо ждали, а Ульяна Федоровна, заметно нервничая, кусала губы.

– Ну, хорошо, – сдался наконец Телятин. – Несите его в чайную.

Когда-то Аркадий Павлович собирался принимать в доме гостей, к примеру, партнеров по бизнесу и прочих нужных людей. Равных себе, имеющих такой же достаток, а то и побогаче. Но пробки… Проклятые пробки… Никто в такую «даль» ехать не хотел, звали к себе. В итоге встречались на нейтральной территории в каком-нибудь ресторане, или тоже в сауне, но в центре, в пределах Садового кольца.

Чайная комната была задумана как переговорная. Когда все расслаблены после парилки, можно попить чайку или ударить по пиву. И, разумеется, поговорить о делах. Для чего здесь имелся овальный стол, удобные низкие диваны с мягкими подушками, а на буфете в углу красовался настоящий медный самовар. Зелень на нем в отличие от пещерных стен была настоящая, и раздували его на еловых шишках, по старинке. Телятин приобрел этот раритет в глухой деревне у полуслепой старухи и чрезвычайно им гордился. То, что самовар – непременный атрибут купечества и не вяжется с геральдикой и претензиями на дворянство, в голову ему не приходило. Свойство нуворишей: валить в кучу все, что модно и на слуху. А то, что имидж в итоге похож на лоскутное одеяло, да бог с ним, с имиджем. Все такие.

Впрочем, самоваром давно уже не пользовались. Чайная запиралась на ключ, ведь здесь гостям предлагалось переодеться. Кто его знает, встречаются же застенчивые? Или татуировки не хотят показывать. Превращать уютную комнату в узилище Телятину не хотелось, но становиться палачом он тоже не желал. А вдруг на холоде парнишка и впрямь богу душу отдаст? Хорошо его верзила приложил. Удар некрасивый, не как в кино, но точный, со знанием дела. В жизненно важную точку, отчего Ванино дыхание все никак не восстановится. Вдруг это какой-то трюк? А потом скажут: запер в холодную, заморозил.

– Да, в чайную, – повторил Телятин. – Вот ключ.

Ваню бережно положили на диван. Он застонал и открыл глаза.

– Где я?

– Полежи-ка здесь, сынок, – ласково сказал верзила. – Отдохни.

– Что со мной будет? – Кажется, Ваня начал припоминать недавние разборки в кабинете хозяина.

– Все будет хорошо, – тихонько вздохнула Ульяна Федоровна. И спросила: – Может, мне остаться с ним?

– Ты меня совсем-то за дурака не держи, – разозлился Телятин. – Запереть свою бабу со смазливым юнцом, уж не знаю, кто он там на самом деле! Виртуальные рога – это одно, а реальные…

Верзила заржал:

– Ревнует, а?

– Идемте, что ли? – позвал Иван Петрович. – Выпить бы. И помыться. Грязные, как черти в аду.

Телятин невольно поморщился, глядя на загаженный диван. Сколько же в доме теперь предстоит уборки! Надо нанимать бригаду в агентстве, вычищать всю эту грязь. Домработница одна не справится. Уютный дом превратился в бордель. И две шлюхи в нем. Одна, слава тебе, сдохла. Зато другая жива.

– Нам надо бы объясниться, – сквозь зубы сказал он жене.

– Изволь, – ответила она, как в авантюрно-исторических романах.

– А вы знаете, что Тристан в переводе с французского означает «грустный», – задумчиво произнес вдруг Иван Петрович.

– Ты и переводчиком успел поработать после того, как отбарабанил срок водопроводчиком? – насмешливо спросил верзила. – Это было до автомастерской или после?

– А разница есть? – в тон ему ответил Иван Петрович.

– Я уж понял, что ты, мужик, универсал. Как говорится, на все руки мастер. А насчет выпивки поддерживаю. Если хозяева будут столь любезны, что пригласят нас к столу. А не пригласят, так мы сами обслужимся.

– Хам, – поморщилась Ульяна Федоровна.

– Это я-то хам? Дорогая, приличия требуют, чтобы гости были довольны. За стол давно пора. С Рождеством!

– Это самое ужасное Рождество в моей жизни, – простонала Телятина. – По-моему, хуже уже не бывает.

Она вздохнула и вышла из чайной в «пещеру». Остальные потянулись за ней. Дверь Телятин торжественно запер на ключ и толкнул ее плечом, проверяя надежность.

– Никуда не денется, – с удовлетворением сказал он, пряча ключ в карман.

– Э, нет! – покачал головой верзила. – Повесь-ка его на место.

– Вы что, мне не доверяете? – обиделся хозяин. – Думаете, я выпущу этого мальчишку? Да я самый надежный тюремщик! Потому что это в моих интересах!

– Ты так говоришь, а кто знает, что у тебя на уме?

– Верно, – кивнул Иван Петрович. – Доверяй, но проверяй.

– Черт знает что! – выругался Телятин.

Но послушался. Когда все поднялись наверх, он повесил ключ на гвоздик с красной шляпкой. Геральдическая птица понесла в клюве еще одну горькую ягодку.