Пристрелите загнанную лошадь
Шрифт:
В том, что Мария Германовна приглашает меня выпить чаю, не было ничего необычного. Мое общество актриса предпочитала другим троцкистам, — она вообще любила все молодое и свежее, — и часто, иногда по два раза в неделю, зазывала меня на чаепитие. Порой при помощи «мужа», порой звонила мне на сотовый.
«Случайность или заготовленная акция?» — переодеваясь в приличную футболку, лихорадочно размышляла я. Что если никакая Мария Германовна меня никуда не приглашала? В ее комнате все приготовлено для нежного допроса и тихого убийства, а сама актриса крепко спит под влияние снотворного.
Но
Подкрасив губы и причесавшись, я вышла, к непонятно чем, довольному инженеру и медленно поковыляла к двери актрисы. Сидорчук топал в арьергарде и вел себя вежливо — придерживал дверь, пока я просачивалась в заставленную мебелью комнату травести.
Нового гостя Марии Германовны я разглядела не сразу. А когда разглядела — тот сидел за массивным сервантом из мореного дуба, — то подпрыгнула, развернулась в воздухе на сто восемьдесят градусов и слету врезалась в грудь подпирающего сзади инженера. Как мячик.
Смешно получилось. Инженер от неожиданности рухнул в ширмы.
— Что с тобой, Софьюшка? — всполошилась актриса.
— Утюг! Я забыла выключить утюг! — выкрикнула я и, перешагивая через ноги рухнувшего Алексея Петровича, устремилась к двери.
— Постой! — крикнула Мария Германовна. — Ты вернешься?
Стоя на пороге и одним глазом наблюдая за людьми в комнате, а другим за неубывающим количеством троцкистов в районе санузла, я спросила:
— Зачем?
— Чаю попить, — удивилась актриса, — у меня гости.
Я посмотрела на «гостя» и вспомнила описание Самоеда из аналитической справки. «Лицо в меру широкоскулое», — остроносая физиономия гостя напоминала лезвие топора. «Волосы русые, средней густоты», — гость Марии Германовны был лысоват, а то, что осталось, даже средней густотой обозвать нельзя. Мог Самоед в конспиративных целях повыдергать половину?! Мог, конечно, но не так много.
— Хорошо, — вздохнула я, — только утюг выключу.
Шагая к себе, я размышляла о том, что будет, если я сейчас позвоню Антону и спрошу совета? Генерал, отправляя нештатного агента на задание, задачу определили четко — сиди у себя тихо и никуда не высовывайся. Главное, молчи, в комнате может оказаться подслушивающее устройство.
А я чего делаю? По гостям расхаживаю и собираюсь с Антоном беседовать.
Страшно до ужаса, ни в какие гости не хочется совершенно, но сказать честно, сидеть одной в комнате и бояться, тоже занятие из малоприятных.
Так и не решив, что предпочтительнее — подозрительное общество или сидение взаперти, — я зашла на секунду в комнату, притворилась, что выключаю утюг, и вернулась к Марии Германовне. Как никак наша актриса милый, приветливый человек и обижать ее, тем более подозрением, не следует.
Чай у Марии Германовны всегда был отменный. Крепкий, ароматный, обжигающе горячий.
— Яков Дмитриевич коллега Алексея, — разливая по чашкам заварку, щебетала актриса. — Он разведен. В наш город приехал полгода назад. Вы пьете с сахаром или с вареньем?
— Я
пью не сладкий, — удивительно густым басом, отвечал разведенный Яков Дмитриевич. Он исподлобья косился в мою сторону, выглядел слегка смущенным и совершенно не опасным. Красивые руки нежно держали фарфоровую чашечку в тонких пальцах, гость был скуп на слова и мило застенчив.— Софьюшка, — конфузливо начала Мария Германовна, — какие у тебя планы насчет замужества?
— В смысле? — опешила я.
— Ну… видишь ли, у Яков Дмитрича… есть свободные деньги. Но их недостаточно для покупки квартиры, — обычно словоохотливая Мария Германовна с трудом подбирала слова. — Алеша предложил ему помощь в этом щекотливом мероприятии…
И тут до меня дошло — Яков Дмитрича привели фиктивно жениться на Софье Николаевне. Всеобщее смущение вызвано единым мотивом — три скромных российских интеллигента неловко себя чувствуют, когда предпринимают любые шажки в сторону объегоривания родного Государства.
Я расслабилась и первый раз хлебнула чаю. Травить потенциально выгодную невесту здесь не будут.
И окрепнув мыслями и голосом, дабы не заставлять стыдливых интеллигентов самостоятельно расставлять все точки на «Ё», взяла слово:
— Яков Дмитриевич, у меня претензий нет. Хотите, распишемся. Но как на это посмотрит ЖЭК?
— Нормально, — оживилась Мария Германовна, — мужа к жене всегда пропишут. — И несколько смущенно: — Ты на нас не сердишься? Что мы вот так, с бухты барахты…
— Все нормально, Мария Германовна, — улыбнулась я.
— А коньячку? — совершенно воспрял духом «Алешенька» и потер руки. — Так сказать, для закрепления… союза?
Я фыркнула:
— Рано еще закреплять.
— Ну, тогда обмоем соглашение, — не меняя показного веселья, согласился инженер.
— А, давайте! — я махнула рукой.
— Яков нам сейчас стихи почитает, — радостно щебетала Мария Германовна. — Он ведь у нас поэт, Софьюшка.
«Какая честь, — подумала я, — замуж за поэта отдают.»
Скорее всего, у поэта Якова была тяжелая жизнь. Все его стихи в тягучей рифме рассуждали о смысле бытия и тяготах любви. Все стихотворные красотки были бледны и воздушно-прекрасны, поезда проезжали мимо и тучи клубились над домом любимой.
«Может быть, Мария Германовна не хотела меня расстраивать, и Яша вдовец? — в какой-то момент подумала я. — Или декаданса в детстве перечитал?»
Яшин бас мерно рокотал, Мария Германовна даже слезу утерла, слушая о «бледной невесте на желтой скамье», я пила хороший чай и плохой коньяк, и забывала о течении времени. Инженер Сидорчук смешил компанию рассказами о своей учебе в Высшей Военной Космической Академии им. Можайского и попытках его друга Мишки улететь в космос.
Телефон в левом кармане длинной кофты молчал, электрошокер оттягивал второй карман и тоже не взывал к действию. Я думала о том, что в связи с Космической Академией выяснить прошлое инженера Сидорчука, может быть действительно не так просто, генерал Иван Артемьевич не зря намекал. И в этих намеках нет ничего криминального, только Государственная Тайна. Хорошо, что я согласилась придти, сходить замуж и попить чаю с коньком. Хорошие ребята собрались у Марии Германовны.