Присвоенная
Шрифт:
Только теперь я поняла, что еще не видела ее сегодня на балу.
— Обычно я в этом не участвую, — ответила она на мой невысказанный вопрос, — но Кристоф попросил меня сделать исключение в этот раз. Он хотел, чтобы я помогла тебе справиться со страхом.
— Тогда объясни мне, что происходит — мне станет легче. Неизвестность хуже всего!
Но мудрая Мойра лишь вздохнула.
— Я в этом не уверена.
Она отпустила на мгновение мою руку и коснулась своего массивного браслета. Тонкий, как игла, звук пронзил мои уши. Непроизвольно я скривилась, заметив то же выражение на лицах тех, кто находился
— Теперь нас не услышат, — ее голос звучал глухо, будто сквозь многие слои толстой ткани.
Хоть она еще ничего мне не объяснила, я видела, что стоявшие вокруг озера к чему-то готовились. Об этом свидетельствовали их замкнутые лица, неподвижные фигуры, обращенные внутрь взгляды…Кристоф готовился наравне с ними. И в этот момент я почувствовала, что он в опасности.
— Они будут сражаться… — мой голос был на удивление спокоен, в отличие от сердца, сдавленного жестокой рукой тревоги.
Мойра кивнула.
— Да…но есть одно обстоятельство. Это озеро, — и она указала на гладь воды посреди зала, — особенное. Таких в мире всего четыре, и все они тщательно охраняются, так как представляют для нас опасность.
— Опасность… — автоматически повторила я, неспособная оторвать взгляд от Кристофа.
— Жидкость в нем — не вода, а особое вещество, разъедающее нашу плоть. Для людей оно безопасно, — я вспомнила необычный запах, встретивший нас на входе. — Конечно, убить нас быстро, как может сильный яд убить человека, это вещество не в состоянии. Реабилитация возможна, но занимает долгое время — месяцы, даже годы, в зависимости от длительности воздействия. Кроме того, как ты, наверное, понимаешь, это очень больно.
Ее голос дрогнул, и я подумала, какой же должна быть боль, пугающая Мойру, пережившую века боли. И тут ее рука указала на веревку, натянутую над озером.
— Они будут сражаться на ней.
Я пораженно взглянула на Мойру.
— Победивший в охоте знает, что ждет его впереди. Иные из нас этого боятся, другие мечтают об подобном шансе годами. Кристоф всегда принимал участие в бою…
— Но в этот раз он даже не охотился, — мне хотелось немедленно схватить его и оттащить от этого проклятого озера, — он не должен …не должен…
От волнения я начала задыхаться.
— Он сильнейший и должен подтверждать это каждый год, — отрезала Мойра, а после паузы продолжила, всматриваясь в мое лицо: — Но в этот раз все иначе. Из-за тебя, Диана…В случае падения его лицо и тело будут изуродованы надолго — может, даже на годы. Он боится упасть…
— Он боится, что я не смогу принять его таким, — закончила я за нее, наконец, узнав все грани его страха перед сегодняшним днем. Мойра молча кивнула. Ее глаза были встревожены не меньше моих.
— Но… зачем? Зачем другие делают это? — я не могла понять.
Лицо Мойры осветила странная улыбка.
— Видишь ли, Диана, у нашей необыкновенно долгой жизни есть темная сторона — наши эмоции мертвы…Вспомни, как в детстве мир ослеплял тебя красками, как все в нем поражало твой разум. Каждая травинка, букашка на ней, каждый
цветок заставляли тебя застыть в изумлении. Сейчас все по-другому, не так ли? А ты представь, что со времени твоего детства прошли сотни, тысячи лет…Ничто не может удивить тебя новизной, все уже было …сотни раз…Мир вокруг удручающе сер.Я зачарованно слушала ее, пытаясь представить эту никому неведомую тайну — детство такого существа, как Мойра, пытаясь понять, как могла она знать о том, чем в те годы был мир для меня …
— Поэтому яркие эмоции — наша наибольшая ценность. Причем не только положительные. Волнение, триумф, боль поражения, пережитые сегодня, они будут вспоминать годами.
Озарение заставило меня посмотреть на Кристофа по-новому …
— Да, — качнула головой Мойра, — никто, кроме тебя, не дарил ему столько радости, страсти, ярости, не ввергал его в пучину безумной ревности, отчаянья… С тобой он не просто живет, он горит. Ты — его сокровище, Диана.
Глядя на непроницаемое выражение лица Кристофа, сосредоточившегося на будущем сражении, я улыбнулась — за всю предыдущую жизнь никто не вызывал во мне такой ураган чувств, как он.
— Знаешь, Мойра, я понимаю это лучше, чем ты думаешь…
Неожиданно Кристоф подал знак, и первые два участника ступили на веревку. Мойра вновь прикоснулась к своему браслету, но будто ничего и не изменилось — стояла мертвая тишина.
…Наблюдая за поединками, следующими друг за другом без передышки, я старалась отвлечься сухим анализом.
Это было так же завораживающе красиво, как танцы — точность невидимых ударов, легкость балансировки, гибкость маневрирования. Но, какой бы сверхчеловеческой ловкостью не отличались сражающиеся, победить мог лишь один.
И не обязательно тот, кто выглядел внушительнее.
— Наибольшее значение здесь имеет опыт, предыдущие сражения дали им больше, чем наши особые способности, — тихо объясняла Мойра. — Как бы дико это не звучало, Диана, постарайся насладиться увиденным. Даже для нас подобное зрелище — редкость, люди же видели это считанные разы.
Побежденный, как правило, падал в озеро. Иногда ему удавалось ухватиться за веревку и отделаться небольшими повреждениями, но в этом случае многое зависело от его противника, который обычно милосердием не отличался. В любом случае, победа засчитывалась, как только проигравший касался поверхности озера…
На веревку ступил Адамас, его противницей в этот раз была девушка. В предыдущих схватках она показала себя искусным бойцом, и теперь на ее очаровательном лице светилась хитрая улыбка. Адамас улыбнулся в ответ почти равнодушно, в нем не было и тени сомнения в победе.
Быстрый конец поединка подтвердил его правоту — никакие ухищрения со стороны его соперницы не могли превзойти спокойную уверенность опыта. Одним из неуловимых движений он окунул ее руку в озеро.
Девушка вскрикнула — это был не только возглас поражения, но и сильнейшей боли. Все понимали, что теперь Адамасу решать, оставить ей красивое лицо или вынудить долгие годы прятать уродство.
И снова он посмотрел на меня. Но теперь этот вызывающий взгляд был бесстыдно выставлен на всеобщее обозрение. Я могла только догадываться, о чем в этот момент думал Кристоф.