Присягнувшие Тьме
Шрифт:
Я поднес бутылку к губам и вдруг замер. В голове молнией мелькнула догадка. Уже давно — с тех пор как я узнал о «лишенных света» — я подозревал, что за ними стоял «кукловод». В глубине души я никогда не верил в полную виновность Агостины и Раймо.
Ни она, ни он не обладали знаниями и навыками, которые позволили бы им так умело использовать насекомых.
Но только теперь до меня дошло.
Никакой он не «кукловод», а настоящий убийца.
Убийца, который сам совершал преступление, а потом умудрялся убедить неуравновешенных людей в их виновности.
И ван Дитерлинг,
Но в действительности за ними стоял обыкновенный смертный человек. Душевнобольной, отыскивавший по всей Европе пострадавших от насилия людей, перенесших клиническую смерть, и мстивший за них.
Разве на коре дерева возле обители Богоматери Благих дел не было написано: «Я ЗАЩИЩАЮ ЛИШЕННЫХ СВЕТА»?
Не надо искать виновного в убийстве Сильви Симонис.
Я должен искать одного убийцу по всем трем делам — и, без сомнения, по многим другим!
Преступник, живущий в Юра — в этом я не сомневался, — совершал рейды по всей Европе. Он не только прекрасно разбирался в кислотах и насекомых, но и способен был внушить «лишенным света», что убивали они…
Меня опять осенило. А что, если этот человек просто сам создавал «лишенных света»? Что, если ему удалось проникнуть в их подсознание и поселить там черные видения?
Не демон, а демиург.
Человек, организовавший три убийства.
Человек, насылавший видения, которые якобы им предшествовали.
Я нашел имя для моего «суперподозреваемого».
Пришелец из Тьмы.
Да, настало время вернуть весь этот черный спектакль на землю. Светящийся старик, плотоядный ангел, изувеченный подросток: все это ипостаси одного человека. Сумасшедшего, который гримировался, переодевался и занимался обработкой сознания. Убийцы, который терзал тела и оставлял метки дьявола. Душевнобольного, отождествляющего себя с Сатаной и плодящего для себя «лишенных света»!
Еще глоток водки.
Снова жгучие размышления.
Что он делал, чтобы внушить травмированным людям их видения? Как он появлялся перед ними? Ответов нет. Тем не менее я чувствовал, как во мне горячей, приятной волной разливается уверенность.
Пришелец из Тьмы.
Такой мерзавец существовал, и я собирался до него добраться.
Это он написал мне «Я ЖДАЛ ТЕБЯ», а затем «ТОЛЬКО ТЫ И Я». Этот дьявол ждал своего Михаила Архангела, чтобы помериться с ним силами!
Я еще пропустил водочки за здравие своей новой версии.
Вибрация мобильника заставила меня подскочить.
Я подумал, что это Корина Маньян. Оказалось, Свендсен.
— Кажется, у меня новости.
— О чем?
— Об укусах.
Лишь через несколько секунд я понял, о чем речь. Уже очень давно никто не упоминал об этой специфической детали: оставшихся на телах убитых следах зубов.
Свендсен продолжал:
— По-моему, я понял, как это делалось.
— Ты на набережной Рапе?
— А где же мне еще быть?
— Еду.
Я с трудом поднялся, убрал бутылку в морозильник, взял плащ и закрепил кобуру на ремне. Написав записку, объясняющую мое исчезновение, и положив ее на столик в гостиной, я бесшумно удалился.
Перейдя
через улицу, я постучал в стекло ребятам, которые с самого нашего приезда вели наблюдение за моим домом и перемещениями Манон. Стекло опустилось. На меня пахнуло ароматами еды из «Макдоналдса» и холодного кофе.— Я вернусь через пару часов. Смотрите в оба.
Полицейский с лицом цвета папье-маше молча кивнул.
Я пошел к своей тачке. Машинально подняв глаза на свое окно, я, как мне показалось, различил быстро мелькнувшую за занавесками тень. Я стал пристально, с напряжением вглядываться в складки материи. Проснулась ли Манон, или это был отблеск фар проехавшего автомобиля?
Прошла минута. Никакого движения. Я пустился в дорогу, задаваясь вопросом, действительно ли я что-то заметил.
22 часа
Никаких пробок, блестящее шоссе. Я закурил сигарету. Опьянение прошло, вернулась ясность. Этот непредвиденный прорыв был похож на праздник.
Однако в морге на меня опять нахлынула дурнота. На прозекторском столе перед Свендсеном лежали два мачете. К горлу подступила память о Руанде. Изжогой, приправленной водкой и ужасом. Я оперся на вращающийся столик.
— Что это такое?
Голос у меня дрогнул. Швед улыбнулся:
— Демонстрация.
Он смазал одно из лезвий промышленным клеем. Затем взял пригоршню осколков стекла и рассыпал их по клею. И наконец положил сверху второе мачете, как кусок хлеба на бутерброд с ветчиной.
— Вот так!
— Что так?
Свендсен крепко замотал обе ручки изоляционной лентой, так что два клинка спаялись. Потом он повернулся к телу под простыней. Без колебаний он оголил грудь старика с оплывшим лицом и, размахнувшись, сильно ударил по ней. Я обомлел. Свендсен порой бывал непредсказуем.
С усилием он вырвал стеклянные зубья из тела, потом приказал:
— Подойди.
Я не сдвинулся с места.
— Подойди, я тебе говорю. Не беспокойся. Это тело здесь уже целую неделю. Бомж. Никто не станет жаловаться на причиненный ущерб.
Я неохотно приблизился и рассмотрел рану. Она очень походила на следы укусов. По крайней мере, «моих» укусов. Гиены или другого хищника, бешено набросившегося на труп Сильви Симонис.
— Ты понял?
Он с гордостью протянул мне свою «челюсть». Вокруг нас слегка поблескивали в свете ламп стальные стены.
— К тому же, — продолжал он, — если бы у меня было время найти настоящие зубы хищника, иллюзия была бы полной.
Руанда померкла перед представившимися мне ужасами.
— Что тебя навело на такую мысль?
— Драка черных на площади Республики. Характер ранений. Я кое-кому позвонил. Врачам, которым пришлось поишачить на недавних конфликтах. В Руанде, в Сьерра-Леоне, — в Судане…
— В Руанде ничего подобного не было.
Он поднял голову:
— Правда — ты ведь знаешь. На самом деле я говорю о Сьерра-Леоне. Я навел справки. Девяностые годы. Повстанческая армия. Некоторые отряды использовали этот прием, чтобы внушить населению, что лесные хищники с ними заодно. Ты бывал в тех краях, так что тебе нечего объяснять.