Присяжный заседатель

По другую сторону дороги тоже деревья, за ними большие дома и озеро. Должно быть, зимой, когда облетает листва, отсюда открывается чудесный вид, но сейчас общее впечатление заброшенности и уединения. До соседнего дома ведет узкая тропинка, метров сто, заросшая деревьями и кустарником.

Учитель въезжает во двор, заворачивает за дом, останавливается у старого деревянного сарая. Как здесь тихо. Он пристегивает телефон к поясу, достает из отделения для перчаток пистолет “хеклер-и-кох”, прячет его в кобуру, под мышку. Потом достает из-под сиденья докторский чемоданчик.

Учитель не спеша идет к дому. На раскидистом дереве заводит свою песню пересмешник. Он пользуется у Учителя особой любовью.

Две потрескавшиеся бетонные ступеньки ведут на крыльцо. Учитель открывает скрипучую дверь, оказывается на веранде. Пахнет старой паутиной и глиной. Вид у веранды довольно неряшливый — старый, полуразвалившийся диван с вылезающими пружинами, сломанный холодильник, запасные шины, какие-то палки, два велосипеда: один мужской, другой женский. Значит, мама с сыночком катаются на велосипеде, отлично. Может быть, как-нибудь покатаемся вместе.

С замком, ведущим внутрь дома. Учитель возится полминуты, не больше.

Просторная кухня. Учитель ставит чемоданчик на стол, открывает его, достает сканер и портативный компьютер “Тошиба”. Для начала берет телефонную книжку, сканирует страницы одну за другой. Затем наступает черед писем, оплаченных и неоплаченных счетов, приглашений, открыток. Старые телефонные счета, хранящиеся в тумбочке, Учитель просто забирает и сует в чемоданчик. Их никто не хватится.

Электрической отверткой Учитель снимает крышку настенного телефона, устанавливает внутри маленькое черное устройство с двумя проводочками. Устройство называется “вечный жучок”, с его помощью можно будет прослушивать и телефонные разговоры, и разговоры на кухне — очень удобно. Один из проводочков подсоединен к сверхчувствительному микрофону фирмы “Лартель”. Учитель немножко колдует над проводами, что-то подсоединяет, что-то разъединяет.

В это время радиотелефон, прикрепленный к его поясу, начинает пищать. Это Эдди.

— Винсент, она остановилась на вершине холма. Примерно две мили отсюда. Большое старое здание, над входом вывеска: “Обслуживание верующих”. На стоянке ни одной машины. Думаю, все уже уехали. Она открыла дверь своим ключом, зовет сына, входит.

— Ты где?

— Сразу за поворотом. Я — весь внимание.

— Что, по-твоему, она там делает?

— Черт ее знает. Может, это церковь какая-нибудь? Зашла помолиться? Не исключено, что она сектантка или что-нибудь в этом роде.

Учитель усмехается.

— Нет, Эдди, она там работает.

— Ты прав. Скорее всего работает на какого-нибудь гуру, который трахает ее по вторникам перед ужином. Слушай, Винсент, на кой тебе сдалась эта баба? С религиозными фанатичками дело иметь нельзя. Они чокнутые, у них мозги набекрень.

Ничего, я им мозги выпрямлю, думает Учитель. Мне поможет простота Безымянного.

Слышится голос Эдди:

— Говорю тебе, она не подходит. У меня на это дело нюх.

— По-моему, Эдди, ты просто струсил.

Учитель сует трубку за пояс. Разговор окончен. Он отправляется в гостиную. Комната захламленная, но довольно уютная. Отодвинув в сторону кипу старых газет и журналов по искусству, Учитель находит розетку. Снимает крышку, пристраивает внутри крошечный микрофон “хастингс 3600” с передатчиком.

На стене фотография. Какой-то тип с собачьими глазами, проникновенно смотрящий в объектив. За ним хижина с соломенной крышей, козы, маисовое поле. Тип одет в рубашку с гватемальским узором. Брат? Любовник?

Учитель вспоминает, что в суде Энни была с латиноамериканской сумочкой.

На всякий случай проводит сканером по фотографии. Потом забирает чемоданчик, поднимается по лестнице в мансарду, где находятся две спальни — матери и сына.

Энни имеет специальную мантру, помогающую ей в подобные минуты. Звучит мантра так: “Я всего лишь компьютер, компьютер и не больше, но через два часа я могу стать художником”.

Она повторяет эти слова вновь и вновь. Закрывает глаза. Концентрируется.

“Я всего лишь прибор для обработки информации…”

Энни сцепляет пальцы, потягивается. Потом открывает глаза и вновь углубляется в работу.

Она моментально превращается в хищного зверя, свирепого демона, безжалостно молотящего пальцами по клавиатуре. С одним заказом она расправляется за минуту тридцать семь секунд, с другим за пятьдесят шесть секунд.

В основном, это заказы на двухкассетный альбом преподобного отца Калвина Минга. Альбом называется “Треснем дьявола по башке!”.

Остальные заказы на не менее популярные опусы преподобного: “Мочалкой по грехам!” и “Скажем “Да! Да! Да! Да! ДА!!! Иисусу!”.

Энни привычным движением вскрывает конверт, вытаскивает квитанцию, читает каракули — некоторые из них поистине ужасны, но Энни привыкла, к тому же достаточно разобрать адрес. Пальцы ее бешено барабанят по клавишам.

Еще восемнадцать заказов, и можно сматываться, думает она.

Она ненавидит эту работу, но задумываться над этим некогда. Если задумаешься — начнется истерика. Будешь колотить кулаками по столу и кричать: “Нет! Нет! Нет! Нет! НЕТ!!! Этой дерьмовой работе!” Только напугаешь бедного мальчика, который тихо сидит в уголочке и делает домашнее задание по математике.

Да и что толку? Лучшей работы ей не найти. Главное — свободный график. Конечно, мистер Слайви — полный идиот, но это разрешает работать в удобное время. Он вообще мирится со многими ее закидонами — а все потому, что она разбирается в делах лучше, чем он.

Энни порхает пальцами по клавишам, набирая скорость. Если соскучившийся Оливер задает ей какой-нибудь вопрос, она отвечает ему, ни на секунду не сбавляя темп. Потом Оливер встает и начинает играть в диковинную игру: три раза прыгает на одной ножке, потом поворачивается и кидает скомканной бумажкой в портрет добродушно улыбающегося преподобного отца.

Энни относится к такому поведению снисходительно. Бормочет:

— Оливер, сядь. Делай математику.

Времени на нотации терять не хочется — осталось обработать всего четыре заказа. Тут звонит телефон.

— Черт подери!

Это, конечно, Слайви.

— Я там оставил для вас стопку… — начинает он.

— Да-да, мистер Слайви, я уже заканчиваю. Оставлю у вас на столе.

— Отлично. Когда вас ждать завтра?

— Завтра меня не будет. Разве вы забыли? Я же назначена присяжным заседателем.