Присяжный заседатель

— Все понял. Большое спасибо.

Джулиет скрывается за углом дома и возвращается со своим велосипедом, который замаскировала в кустах.

— Я так и знала, что твоему извращенному уму такой подарок понравится. Так я требую подробностей, — оборачивается она к маме.

Но Оливер берет инициативу на себя.

— У нее целых три красных кружка!

Джулиет непонимающе хлопает глазами.

— Это правда, — подтверждает мама. — Три красных кружка.

— И еще будут! — выпаливает Оливер.

— У тебя что, краснуха? — встревоженно спрашивает Джулиет.

Оливер и мама заговорщицки ухмыляются. Череп тоже разделяет их веселье. Потом мама торжественно объявляет:

— Я продала три работы.

У Джулиет отвисает челюсть.

— Энни!

— Причем очень влиятельному коллекционеру. Он говорит… — Она щелкает пальцами, не в силах найти нужное слово. — Он говорит, что я буду суперзвездой.

Джулиет отчаянно визжит.

— Тихо ты! — пугается мама.

— Энни! Это так здорово!

Мама триумфально упирается руками в бока.

— У меня в кармане двенадцать тысяч долларов.

— Ой, Энни!

Джулиет подпрыгивает, хватает маму руками за щеки и сплющивает их так, что губы у мамы становятся похожими на рыбьи.

— Энни, мать твою, это так здорово!

— Не выражайся! — говорит мама.

Потом Энни и Джулиет победоносно пожимают друг другу руки. Джулиет в восторге начинает молотить кулаками по маме, и та, хохоча, хватает ее за запястья. Подруги обнимаются, и Джулиет снова начинает молотить маму, но уже по спине. Она гораздо выше, поэтому в ее объятиях мамы почти не видно. Джулиет подмигивает Оливеру, протягивает свою длинную руку и хватает его за шею, явно намереваясь задушить и без того уже подстреленного врага.

Учитель сидит в своей учительской, погруженный в медитацию. Он в позе лотоса, взгляд устремлен на салаграммы, нарисованные на деревянном полу.

Это пирамида из красных дисков.

Учитель набирает в грудь воздуха. Пурака.

Воздух проходит вдоль позвоночника, крутясь спиралью, спускается по пути, который именуется Красной Дорогой. Дыхание спускается в темный пруд, вокруг которого растут белые кипарисы.

Речака. Дыхание свободное.

Еще один вдох. Пурака.

Один из красных кружков отрывается от нарисованной пирамиды и повисает в воздухе перед глазами Учителя. Это уже не кружок, а шар. Он легкий, невесомый, внутри шара Учитель видит лицо своего отца. Отец пьян. Он лежит на полу кладовки. Кладовка находится в подвале дома, где прошло детство Учителя. Отец орет во всю глотку арию Беллини. У него так называемый лирический баритон, в уголках рта застыла слюна.

Выдох. Речака. Шар взмывает выше.

Перед глазами застывает еще один шар, и Учитель заглядывает в него.

Он сидит на кухне все в том же родительском доме. Повсюду груды немытой посуды, заплесневевшие объедки. Он намазывает горчицей хлеб. В холодильнике где-то должен валяться кусок колбасы. С одной стороны она подгнила, но ничего, можно отрезать. Учитель смотрит на бутерброд и видит, что в горчице увяз таракан. Мальчик быстро хватает таракана двумя пальцами и смотрит на него. Вымазанные в горчице ножки отчаянно шевелятся, но таракан не двигается, он беспомощен.

Речака. Видение исчезло.

Новый вдох, новый шар.

Мать с криком врывается в уборную, чуть не сшибив дверь с петель. Папа сидит на унитазе, читая Фому Аквинского. “Ну и что теперь, Принцесса?” — кричит мама. Папа встает. Видно, что задница у него вымазана в дерьме. Он делает неловкий шажок вперед, спущенные штаны ему мешают. Папа хочет плюнуть матери в лицо, но промахивается. С улыбкой смотрит на сына, закрывает дверь.

Регулируя дыхание, Учитель складывает три шара в пирамиду, выравнивает их в правильный треугольник, потом мощным вдохом проглатывает.

Встает, включает автоответчик.

Было три звонка, все от Сари.

Учитель подходит к пульту, нажимает на кнопку. Это канал 1, кухня Энни Лэйрд. У клиента в гостях подруга, она врач. Они болтают о всякой ерунде, учительская наполняется веселым смехом. Послушать женщин приятно. Лао Цзы сказал: “Мастер путешествует с утра до ночи, не покидая своего дома”.

Энни и ее подружка переходят к интересной теме: начинают обсуждать Зака Лайда.

Энни смущена.

— Блузку в сеточку? Ни за что на свете.

— Почему нет? — фыркает Джулиет. — Ты в ней такая сексуальная.

— Джулиет, перестань. Я не хочу выглядеть сексуальной. Этот человек — мой потенциальный патрон, а не потенциальный…

— Кто?

— Друг. Не важно.

— Ну конечно. Просто всего лишь сногсшибательный, умный, богатый мужчина. Это для тебя недостаточно хорошо. Ты, так и быть, согласилась с ним поужинать, но на большее рассчитывать он не должен.

— Пойми, Джулиет, это не свидание, а деловая встреча. Кроме того, позволь тебе заметить, ты упомянула не все его достоинства. Еще он очень уверен в себе, остроумен и не забудь про готические скулы.

— Видишь, как у тебя глаза засверкали. Стало быть, решено: ты надеваешь блузку в сеточку. И не будь с ним чересчур застенчивой.

— Я вовсе не застенчивая.

— Еще какая застенчивая.

— Я скрытная, а не застенчивая.

— Нет, ты обожаешь запираться в себе.

— Ничего подобного. Просто, когда я с мужчинами, я не болтлива.

Джулиет громко хохочет.

— Болтлива? Ты так это называешь?

Совершенно ясно, что терпение Джулиет на исходе. Она сидит, покачиваясь в кресле-качалке, и лопает конфеты “Лорна Дун”, любимую усладу Оливера. Отхлебнув чаю, Джулиет назидательно говорит:

— Это не болтовня, девочка, это искусство. С мужчинами разговаривать нужно так. Сначала говоришь ему что-нибудь приятное, чтобы он весь надулся от важности. Потом немного мурлыкаешь, чтобы мужчина доверчиво к тебе потянулся. Тут самое время нанести точный удар иголкой, чтобы надувшийся шар лопнул. Мужчина скисает, а ты начинаешь снова гладить его по шерстке. Он дуреет, мягчает, ты снова гладишь его против шерстки. Потом по шерстке, против шерстки, по шерстке, против шерстки. В конце концов, совершенно обессиленный, он падает к твоим ногам.