Притворись моим другом
Шрифт:
— Я разогрею поесть, — через минуту молчания произносит мамина подруга и гладит меня по спине, — принесу сюда.
Ничего не отвечаю и жду, когда тёть Оля уйдёт. Услышав, как дверь за ней закрылась, я повернулась и аккуратно села. Боль в ноге заставила скривиться. Рана небольшая, но глубокая. В груди такая же, и, если первая заживет, вторая вряд ли. Снова тянусь к телефону и смотрю на фото. Кто-то из компании Резникова сфотографировал меня и Руслана в тот момент, когда он помогал мне сесть на мотоцикл. «Умный» пиарщик подрисовал детали на интересных местах и приписал нецензурные определения тому, что мы делали. Сама картинка носила название
Убрала телефон на тумбочку и еле поднялась, чтобы переодеться в домашнюю одежду. Картинка из чата пеленой застилала глаза, и в другое время я бы расплакалась, но сейчас попросту не могла. Прежде чем вернулась тёть Оля с подносом в руках, я успела допрыгать до ванной и ополоснуть лицо холодной водой. Вид у меня был такой, будто я работала метлой во дворе. Помятая. С красными глазами и опухшими веками. Что бы сказала мама, если бы увидела меня такой?
— Ты в школе хоть что-то ешь? — тётя наблюдает за тем, как я вожу ложкой в тарелке с супом, и хмурится.
Киваю, запихивая в рот еду, чтобы не разговаривать. Глаза опускаю. Вкуса практически не ощущаю. Рецепторы отказываются работать. Так и сижу, чуть ли не давясь супом, который, к слову, у Ольги всегда вкусный.
— Хорошо, — соглашается она, хотя в голосе проскальзывает недовольство, — со всеми проблемами в больнице я замоталась. Теперь буду внимательней к тебе.
Замираю. Внимания со стороны тёти мне хотелось меньше всего, особенно, когда она спрашивала про школу.
— Всё хорошо, — вымучиваю из себя улыбку, но в ответ получаю лишь хмурый взгляд.
Ольга хочет сказать что-то еще, но из её комнаты слышится детский плач. Буквально цепенею, ощущая, как в груди сердце принимается лихорадочно набирать обороты. Артёмка…
— Я позже заберу, — кивает на поднос, — отдыхай.
Чувство того, что я настоящее чудовище, накрывает тяжелой волной. Я еле сдерживаю слёзы и скручиваюсь калачиком на кровати, затыкая уши. Слышу своё безумное сбившееся дыхание и успокаиваюсь, как только плач за стеной затихает. Лишь на мог прикрываю глаза и погружаюсь в сон, из которого выныриваю так же внезапно. Тело тяжелое. На лбу тёть Олина ладонь.
— У тебя жар, — говорит и отходит к светильнику, — я врача вызову. Это не обсуждается.
Я лишь открываю рот, но тут же закрываю. Чувствую я себя, действительно, не лучшим образом. За окном ещё темно, и рука сама тянется к телефону, чтобы посмотреть время. Четыре часа ночи. Я снова прикрываю глаза и открываю лишь, когда меня будит Ольга. Врач, мужчина средних лет, внимательно осматривает мою ногу, ставит какой-то укол, вправляет смещенный сустав, фиксирует его повязкой и дает рекомендации тёте. Я же смотрю на свою отекшую лодыжку и жду, когда за мужчиной закроется дверь.
— Классной я позвоню утром, — с порога говорит Ольга, а я киваю, ощущая себя максимально неудобно из-за того, что происходит, — школа отменяется. Отдыхай. Поговорим позже.
Она делает упор на последние слова, и я соглашаюсь. Выбора нет. Засыпаю я опять быстро. Может, потому что мне не придется сегодня терпеть насмешки одноклассников или из-за укола, который мне поставили. Будит меня плач за стеной. Он постепенно затихает, а я лежу с открытыми глазами, пока не открывается дверь в комнату.
— Соня-засоня у нас появилась, да, Артёмка? — смотрю во все глаза на маленькое тельце в руках у Ольги, пока она зазывает меня на завтра.
Сердце
так сильно грохочет, что я мигом подскакиваю и на одной ноге несусь в ванную, чтобы привести себя в порядок.— Не наступай на ногу, — кричит в спину тётя, — пока не снимут повязку, нельзя…
Остальные слова теряются в потоке моих мыслей. Артёмка тут, и мне нужно преодолеть себя. Вот только мысли от реальности далеки. Я так и не могу посмотреть на брата во время завтрака. Он рядом, угукает, кряхтит, а я, словно статуя, не могу пошевелиться. Скрываюсь в комнате сразу, как заканчиваю с завтраком. Тёть Оля ничего не говорит. Мне вроде отдых прописали, поэтому прячусь в комнате, имея на то вескую причину. После обеда в дверь звонят. Наверное, соседка. Слышу, как Ольга открывает дверь, что-то говорит, а потом случается то, чего я никак не ожидала. Она появляется на пороге моей комнаты и не одна.
— Лин, к тебе тут гость, — тёть Оля странно улыбается и отходит в сторону, пропуская в комнату Власова, — одноклассник.
Глава 16
Руслан
— Почему Лина? — спрашиваю у новенькой без приветствий, как только женщина за мной закрывает дверь.
Молчит. Смотрит ошарашенно, сжимая тонкую тетрадку пальцами, пока мой взгляд скользит по её домашней одежде, широкой футболке с какими-то надписями, бермудах и стопорится на поврежденной лодыжке. С памятью у меня все нормально. Изменения сразу замечаю. Всё-таки не просто рана, а вывих. Сжимаю челюсти крепче и хмурюсь. Сам не понял, как оказался на пороге их квартиры. И уж точно не представляю, как себя вести дальше.
— Не понимаю твоего вопроса, — выдыхает Майорова и откладывает в сторону тетрадку, прекращая зрительный поединок.
— Почему Лина, а не Ева? — вздрагивает на последнем слове и отрицательно качает головой.
— Мне так не нравится, — судя по тону, который я слышу, видеть меня новенькая не рада.
— Ясно, — я все еще стою у двери, поместив руки в карманы штанов, и рассматриваю окружающую меня обстановку.
Серо-белое сочетание цветов, хотя я думал, что наткнусь на комнату в розовых тонах, где стены испоганены плакатами BTS или кем-то вроде них. Как по мне, там все исполнители на одно лицо.
Комната небольшая с минимальным количеством мебели. Возле окна стоит стол и компьютерный стул. Неподалеку у стены расположился шкаф, на дверцах которого были зеркала, и я видел себя в полный рост. Напротив кровать, где напряженно сидела Майорова. Около нее маленькая тумбочка с ночником. В углу кресло-пуф и полка с книгами. На этом все. Не так я себе представлял девчачьи покои.
— Это не я отправила, — вдруг выпаливает новенькая и дергано складывает руки на груди.
Перед глазами тут же всплывает злополучная фотка, от вида которой мне напрочь снесло крышу. Майорова подумал, что я разбираться с ней пришел. Усмехаюсь такому раскладу.
— Я знаю, — пожимаю плечами и снова фокусирую взгляд на растерянном лице Евангелины, — не поэтому пришел.
— Да? Тогда зачем? — голос новенькой буквально пропитан неподдельным удивлением, что вызывает у меня раздражение.
Неужели я похож на того, кто из-за стремной картинки придет разбираться со слабой девчонкой?! Сжимаю кулаки в карманах и гашу в себе поток злости. Она здесь не причем. Эмоционирую сугубо в сторону Макса.
— Как нога? — киваю на фиксирующую повязку, а глаза Майоровой становятся шире.