Притворщик
Шрифт:
– В общем, так. Потерпи еще несколько дней, а потом иди на все четыре стороны.
– Я что, могу вернуться в «Русскую сталь»?
– Нет, конечно, – я достал из кармана трудовую книжку и бросил ее на журнальный столик. – Данилова Марина Владимировна уволена за прогулы и утрату доверия со стороны руководства и занесена в «черный список». За компанию с Терехиной Дарьей Андреевной.
– Что же мне теперь делать?
– Что хочешь.
Честно говоря, мне совершенно было не жалко ее, такую красивую. Надоело девушке служить Родине, выветрилась из задницы романтика. Такое случается. Но потом
– Любопытно, и сколько же тебе Коленька за меня денег пообещал?
– Десять процентов от суммы сделки.
– ???
– Пять миллионов долларов.
– Надо же, а Юра говорил, что за меня обещали только пятнадцать.
– Ты ему поверил?
Нет, конечно же, не поверил. Кстати, как и тебе, милая. Вот только свести вас вместе для очной ставки, увы, не получится. Ведь именно Юра нажимал на курок в случаях с Мастером и Благородным Доном, а потому наша последняя встреча закончилась для него очень печально. Не мне отменять закон о неизбежной «обратке» за убийство наших ребят. Так-то.
– Ладно, давай прощаться. Надеюсь, больше не свидимся.
– Подожди. Скажи, ты действительно надеешься разобраться с ним?
– А почему нет?
– Даже не пытайся. Против него ты – никто.
– Ты же попыталась.
Такого она явно не ожидала.
– Что? – спросила она, ощутимо вильнув взглядом.
– То самое. Вы же с Юрочкой решили кинуть заказчика и продать меня напрямую. Поправь, если ошибаюсь.
– Это Юра тебе сказал?
– Сам догадался.
– Интересно... А он всегда считал тебя старательным тупицей.
– Это его право.
– Если уж пошла такая пьянка, ответь еще на один вопрос.
– Давай.
– На чем я прокололась?
– Да на всем сразу. Помнишь, что сказал человек по прозвищу Грек? За два года опером не станешь. Уж больно резво ты, подруга, под меня залегла и вообще...
Конечно же, всегда хочется верить, что на тебя, такого милого, почти пятидесятилетнего, вдруг возьмет да и западет со страшной силой невероятно красивая, успешная молодая баба. И все у вас с ней будет как в той сказке... На то она и сказка.
– Что еще?
– Азартен, ты, Парамоша. Не так быстро. Ответь-ка мне сначала на один вопрос. Я, собственно, ради него и зашел.
– Ты же вроде уходить собирался.
– А ты поверила? Я, конечно, безумно рад видеть тебя, но только ради этого не приехал бы. Вопрос такой: кто руководил тобой в Москве?
– Услуга за услугу. Ты отвечаешь на мои вопросы, я – на твои. Ты первый.
– Уговорила, начинай.
– Почему револьвер не выстрелил?
– Моя вина. – В тот вечер мы заснули сразу же после ужина, трогательно обнявшись как котеночки и дружно посапывая. Не выспались, видать, накануне и перенервничали. А может, смена погоды подействовала или та химия, которую я добавил в «Токай».
Минут через десять я выбрался из спальни, оставив роскошную женщину Дашу сопеть в одиночку. Лично мне спать не особо-то и хотелось. Сказывался многолетний опыт работы, здоровый образ жизни, а может, та таблеточка, которую я проглотил в ванной, когда мыл руки перед ужином.
Я открыл дверь и впустил
в квартиру топтавшегося на лестничной клетке Фиму.– Бонд, Джеймс Бонд, – шепотом представился он, подавая мне руку в прихожей.
– Поросенок Фунтик, – прозвучало в ответ. – Проходи, противный, располагайся.
Пока Фима колдовал в гостиной над хозяйским компьютером, я, признаюсь, немного покопался в ее вещах и вскоре обнаружил то, что искал. Бесшумный револьвер ОЦ-38 среди нижнего белья в платяном шкафу и две коробки патронов к нему. Неписанное правило нашей службы настоятельно рекомендует постараться вывести из строя оружие, которое может быть использовано против тебя. Вот я и занялся приготовлением экзотического блюда под названием «патроны вареные, соль и специи по вкусу». Так что следующим вечером я грохнулся на пол исключительно для того, чтобы сделать даме приятно и немного из суеверия: раз в год, говорят, и тушеные патроны стреляют.
– Теперь твоя очередь. Повторяю вопрос, кто руководил тобой в Москве?
– А может, сначала... – она закинула ногу за ногу. Зазвенела цепь, один конец которой был прикреплен к намертво привинченной к полу ножке дивана. Второй заканчивался «браслетом», окольцовывающим лилейную Дашину ножку в районе щиколотки, – а то сижу здесь, как в зиндане.
– В зинданах узников не сковывают.
– Ты что, и там был?
– Мы отвлеклись.
– Ах да, кто руководил мной в столице нашей Родины, городе-герое Москве? – что-то она развеселилась. – Конечно же, Григорий Борисович Вайсфельд, великий и ужасный.
– Даша, не смешно.
– Нет? Не он? Ну, тогда Павел Константинович Толмачев, жестокий и коварный.
– Еще?
– А еще мною руководило чувство наживы, в чем я сейчас искренне раскаиваюсь, – с почти неприкрытой издевкой сообщила она.
– Что-то не выходит у нас беседы по душам.
– Не выходит, – согласилась она. – А знаешь что, ты избей меня больно. Или зверски изнасилуй, такую беззащитную, а потом горько заплачь, а?
– Ладно, вернусь, тогда продолжим.
– Ты еще вернись.
– Вернусь, обязательно вернусь, – на полном серьезе пообещал я. – Ты только очень жди, – встал и направился к Выходу.
– Стас.
– Да, – отозвался я, берясь за дверную ручку.
– Вы ведь все равно меня отпустите.
– Возможно.
– А ты не боишься, что я потом заскочу в скромный городок Париж, разыщу там семью профессора Кондратьева и организую ей закат солнца вручную, исключительно по причине природной стервозности?
– Да на здоровье. Все Кондратьевы, которых отыщешь в Париже, – твои.
– Врал?
– Естественно.
– А этот твой друг, Толя Пожарский, который гантели в портфеле таскает?
– Насчет него не соврал. Есть такой персонаж, только он – не Пожарский. И не Толя, – со сдержанным злорадством ответил я. «И никогда не служил в нашей конторе», – добавил про себя.
– Какой ты все-таки неискренний, Стас. Ладно, прощай. Да, передай этим халдеям, чтобы кофе принесли, не сочти за труд.
– Как прикажете, барышня.
Скульптурных форм девица на кухне, сердито сопя, насыпала в чашку кофейный порошок. Тонко посвистывал включенный электрический чайник.