Притворство с привилегиями

— От тебя исходят вайбы странного инопланетянина, — соглашается Зак.

Она качает головой.

— И что мне, по-вашему, делать с цветами?! — вырывается из нее. — Я не таскаю с собой вазы. Мне что, просто оставить их на столе и дать им завянуть? Или притвориться, что нюхаю их? Или просто… посмотреть на них?

— Успокойся, — говорю я ей, стараясь не рассмеяться. — Это не так сложно, как ты себе представляешь. Повторяй за мной: «Спасибо тебе. Они прекрасны».

— Спасибо тебе, — угрюмо повторяет она, словно попугай. — Они прекрасны.

— Замечательно. Теперь положи их рядом с собой и забудь. С ними все будет в порядке.

Она делает, как я говорю, неловко кладя цветы рядом со своей тарелкой.

Я не могу удержаться от улыбки.

— Ты действительно безнадежна.

— Заткнись. — Она неловко оглядывает комнату. Ее плечи слегка опускаются, как будто она хочет спрятаться. — Тебе не обязательно было делать все это ради меня, — говорит Лейла, пока я накладываю еду на ее тарелку. — Свечи, готовка, и все остальное. — Мне хватило бы и пиццы перед теликом.

— Я хотел сымитировать романтический ужин, — говорю я, ставя перед ней лазанью. — Ты не хотела идти в ресторан.

Она хмурится.

— Ага. Мне жаль. Просто я не хотела, чтобы меня видели с двумя парнями в модном ресторане. Одному богу известно, что подумали бы все эти богатенькие придурки.

Зак фыркает, сразу же принимаясь за еду. Я изучаю Лейлу, пока она возится с салатом. Она — сплошная загадка. Публикует свои фотографии в одних стрингах, но беспокоится о том, что подумают посетители ресторана, если увидят нас ужинающими вместе. Это странно.

Лейла замечает, что я смотрю на нее, и краснеет.

— С подкастом, должно быть, все отлично, — неловко говорит она, когда я сажусь на свое место. — На меня подписалось огромное количество людей.

Я киваю.

— С каждым днем у нас все больше слушателей. Показатели не были такими высокими уже больше года, и, похоже, будут только рости.

— Высокая зрительская вовлеченность. Ты, должно быть, счастлив.

— А я счастлив, что могу подкатывать к моей великолепной лучшей подруге, — громко объявляет Зак, наклоняясь вперед, чтобы уткнуться носом в ее щеку.

Лейла ласково смотрит на него, теребя его пучок.

— Мне тоже это нравится.

Я наблюдаю за ними со сжимающимися легкими. Она думает, что подкаст — это все, что имеет для меня значение, не так ли? Все так думают. Они думают, что все, о чем я забочусь, — это вовлеченность зрителей и показатели.

Конечно, я переживаю о подкасте. Я создал его. Я много лет работал, чтобы сделать его таким, какой он есть сейчас. Мне всегда будет мало слушателей. Но, если честно, я предложил новую рубрику не поэтому.

Что для меня важно, так это помочь ей. Образ ее, заплаканной и раскрасневшейся, в нашей гостиной, снова всплывает у меня перед глазами. От этого сжимается мое сердце.

— Почему ты не хочешь, чтобы нас видели на публике втроем? — выпаливаю я.

Она выглядит застигнутой врасплох.

— Что?

Зак хмурится.

— Мужик, оставь ее в покое. Если она не хочет, значит, она не хочет.

Я закрываю глаза. Мне уже множество раз говорили, что, когда я становлюсь слишком напряженным, я кажусь суровым. Но я ненамеренно.

— Конечно, — говорю я, смягчая голос. — Мы бы никогда не заставили тебя. Я просто хочу знать почему. Ты была не против, когда мы водили тебя в бар, так ведь?

Она ерзает на своем стуле.

— Было темно. И бар — это совсем не то же самое, что пятизвездочный ресторан. Все эти пафосные люди смотрели бы на меня, думая, что я шлюха.

— Не вижу ниче плохого в том, чтобы быть шлюхой, — высказывает свое мнение Зак, говоря с набитым сыром ртом.

Я пристально смотрю на Лейлу.

— Ты сильно переживаешь по этому поводу, не так ли?

— О чем ты?

— О том, что другие люди думают о тебе. Ты очень беспокоишься о том, какое произведешь впечатление.

Она поднимает на меня взгляд.

— Ладно. Да. Для вас, ребята, это в порядке вещей. Никто никогда не критикует вас. Ради бога, прозвище Зака — Зак Стояк. Он прославился как развратник. Вы же видели, что люди говорят обо мне в интернете, не так ли?

Я хмурюсь.

— Тебя это беспокоит?

— Меня это не беспокоит, — фыркает она. — Но я уж точно не хочу, чтобы они делали это еще чаще. — Она накалывает вилкой кусочек салата-латука. — Когда я была подростком… — она корчит гримасу. — Я была не самым популярным ребенком. И приходилось мириться с определенным дерьмом. Думаю, это засело у меня в голове.

До меня внезапно доходит, как мало мы знаем о Лейле. Мы знаем ее уже три года, но она все еще такая чертовски скрытная.

Пока я наблюдаю, она нарезает лазанью, скрестив ноги и неловко оглядывая стол. На последнем свидании она полностью расслабилась рядом с нами. Но теперь она вновь напряжена.

Я перестарался. Цветы, свечи, я снимающий ее пальто и отодвигающий стул — она все это ненавидит. Я облажался.

— Знаешь что? Давай-ка все упростим. — Я встаю и беру обе наши тарелки, перенося их на диван. Зак мгновенно меня понимает и приносит напитки, ставя их на кофейный столик.

— Что ты делаешь? — спрашивает Лейла, вставая.

— Делаю так, чтобы тебе было удобнее. Я подумал, что было бы неплохо сымитировать романтический ужин в ресторане, но тебе это явно не нравится.

— Дело не в том, что мне это не нравится! — быстро говорит она. — Я просто… это кажется таким…

— Ненастоящим? — весело переспрашивает Зак. — Напряженным? Вынужденным?

Лейла колеблется.

— Неестественным, — говорит она в конце концов. — Мне трудно расслабиться, когда вы ведете себя так официально. Из-за этого я чувствую себя так, словно меня осуждают. Но это не значит, что мы должны останавливаться.

— Тот, кого не волнует, комфортно тебе или нет, — дерьмовый кавалер, — говорю я ей, садясь на диван и похлопывая по месту рядом с собой. — Все в порядке. Давай. Садись и ешь.

Ее плечи опускаются от облегчения.

— Спасибо, — бормочет она, усаживаясь на диван между мной и Заком. Я передаю ей напиток, и Зак притягивает Лейлу к себе. Я чувствую, как ее напряженное тело расслабляется, когда она наконец-то уютно устраивается между нами.

— Ладно. — Она делает глубокий вдох. — Что теперь?