Притяжение Андроникова
Шрифт:
Смущение Н. М. похвалами в ее адрес сразу же сменяется беспокойством, всегда искренне-тревожным, о самочувствии Андроникова, условиях его работы, состоянии здоровья его близких:
«Только есть еще пункты, чрезвычайно меня смущающие.
1) Это Ваше здоровье.
И с чего давление у Вас прыгает?
И как с этим бороться?
А как-же Вы работаете?
И не вредно-ли Вам самому печатать на машинке? Я узнала от Мананы [58] , что Вы сам печатаете, да и увидела по напечатанному письму Вашему, что, вероятно, Вы печатали сам. – (Не диктовать-же Вам машинистке!).
И, если Вы уже работаете в больнице, то ведь это как-то волнительно для Вас.
И еще узнала, что заболела Вивьена Абелевна. Вот уж, действительно, одна беда не приходит. Все, конечно, ликвидируется, все пройдет – “За благом вслед идут печали. Печаль-же – радости залог”, поет баян в “Руслане”. Скоро, наконец, прийдет и радость. Только терпеливо нужно ее дождаться».
58
Дочь И. Л. Андроникова.
В своих письмах Андроников, по всей видимости, настойчиво интересовался ходом работы над книгой «О пении» и дружески побуждал Н. М. к ее продолжению. В ответ в том же письме Малышева пишет:
«И еще отсюда-же вторая, смущающая меня мысль.
И даже не “смущающая”, а прямо-таки удручающая. – Это Ваше постоянное волнение по поводу моей “работы”.
Говорю Вам, как перед богом, – я забыла о ней, и Вам не только советую забыть, но просто выбросить из головы мысль о ней.
Ничего в ней нет нового. Она собрана из 2-х уже напечатанных статей [59] по совету Корнея Ивановича [60] ,
59
Речь идет о статьях: Малышева Н. М. О вокальном исполнении // Вопросы музыкознания. М., 1954. Вып. I. С. 150–177; Малышева Н. М. О работе певца над голосом // Вопросы музыкальной педагогики. М., 1962. Вып. I. С. 50–70.
60
См. в письме К. И. Чуковского Н. М. Малышевой от 2 февраля 1963 года по получении им в подарок от Н. М. сборника с ее статьей «О работе певца над голосом»: «Насколько я понимаю, статья “О работе певца над голосом” есть глава большой книги “Певец и голос”, которую Вы должны написать. Второй главой этой книги должна быть Ваша статья “О вокальном исполнении” (1954), а третьей – научный анализ любимейших русских романсов и арий (с воспроизведением текстов и нот). Я бесконечно тронут Вашим подарком, и, пожалуйста, не подумайте, что мне не понятна Ваша тема. Я очень боялся этого, но когда увидел, что вокал родственно связан с дикцией (качества которой мне дороги), понял многое из того, что Вы говорите о вокале – о его “едином ядре”, о “степени зевка, соответствующей данному интервалу”. Читали Вы у Андроникова о гортани Шаляпина? Здесь была бы неплохая иллюстрация для Вашей статьи». Привожу по: Переписка К. И. Чуковского с академиком В. В. Виноградовым и Н. М. Малышевой. Письмо № 5. Текст И. Л. Андроникова, о котором говорит Чуковский, – «Горло Шаляпина» – рассказ, входящий в серию «Из жизни Остужева» // Андроников И. Л. Я хочу рассказать вам… М., 1962. С. 441–451. В письме от 5 февраля 1963 года Малышева отвечает Чуковскому: «Книжку Ираклия я, конечно, читала с большим увлечением. Что до “горла Шаляпина”, – подумаю. Боюсь, что это не совсем то, что мне нужно для объяснения певцам, – Ираклий говорит о горле Шаляпина не в певческом состоянии, а в природном. Мне же нужны “функции” – артикуляция в процессе пения у людей с голосами обыкновенными, не “божественными”, как у Фед. Ив.». Переписка К. И. Чуковского с академиком В. В. Виноградовым и Н. М. Малышевой. Письмо № 6.
Н. М. последовала совету К. И. Чуковского; в письме к нему от 5 февраля 1963 года она пишет: «Спасибо Вам <…> за то, что советуете мне (Вы, первый) написать одну общую работу о пении. Правда, еще одна моя подруга, Раиса Азарьевна Резник, доцент Саратовского у-та, с которой мы жили в Тобольске в 41–43 годах, давно мне все говорит, чтобы сделать что-то вроде “альбома” с анализом разных романсов. Только, мне кажется, анализ должен быть не “научный”, а драматический (по Станиславскому), но сделан должен быть на строгом соответствии с автором – композитором. Должны быть “изнутри” “оправданы” (К. С.) все указания композитора, даже все детали» [61] .
61
Привожу по: Переписка К. И. Чуковского с академиком В. В. Виноградовым и Н. М. Малышевой. Письмо № 6. См. также в письме № 13: «<…> Вы как-то мне написали, чтобы я начала работать, соединила бы свои статьи о вокале и сделала бы что-то вроде “альбома” с анализом романсов. Я и начала, и пишу. Никто мне этого не посоветовал сделать, кроме Вас. И как я Вам благодарна! Какая для меня это радость, и как хочется написать о романсе. Какую дребедень пишет Моск. консерватория. Сегодня купила второй выпуск “Вопросов вокальной педагогики”. Набросилась, думала вычитаю что-нибудь из статьи Мирзоевой “Анализ исполняемого вокального произведения”. – Оказался какой-то лепет для певцов, уровня средней школы. Как можно говорить об “исполнении”, не адресуясь к Станиславскому, к Шаляпину!.. Половина сборника “вокализы”, т. е. ноты, по которым ученики должны учиться. Ну, да бог с ними!»
Интересна судьба книги Н.М: ее замысел родился в Тобольске; там же был написан и ее первый вариант [62] . На рукописном экземпляре проставлены рукой автора дата и адрес: 17 марта 1942 г. Тобольск, Пролетарская площадь, д. 11. В Тобольск в 1941 году был выслан муж Н. М. В. В. Виноградов. Здесь, в Тобольске, в суровое для страны и тяжкое для них время Виктор Владимирович и Надежда Матвеевна продолжали подвижнический труд на ниве отечественной культуры, науки и просвещения. В. В. читал лекции по русистике в эвакуированном в Тобольск Омском пединституте и, как всегда, много писал, а Н. М. вела для певцов эвакуированного Днепропетровского музыкального училища курс «Культура речи» (– «.?..» – «За отсутствием педагога»).
62
Подарен Н. М. Малышевой А. П. Лободанову.
Н. М. сначала недоумевала: как она, концертмейстер, пианистка, будет вести занятия по культуре русской речи? А затем решила разбирать с певцами тексты поэтов – А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. А. Фета, А. К. Толстого, А. Н. Апухтина, на стихи которых М. И. Глинка, А. С. Даргомыжский, П. И. Чайковский, Н. А. Римский-Корсаков, С. В. Рахманинов и другие композиторы писали романсы. Раскрывая образ автора стихотворного произведения и показывая музыкальную интерпретацию поэтического слова, Н. М. на практике создала самостоятельное направление в вокальной педагогике – музыкально-драматический анализ русского романса. Так и родилась идея книги «О пении», получившая позднее подзаголовок «Из опыта работы с певцами». Части этой книги выходили в разные годы в виде статей в музыковедческих сборниках (см. выше – сноску № 12), а после 1962 года Н. М. пишет для своей книги музыкально-драматические анализы («разборы») романсов Глинки, Даргомыжского, Чайковского, Римского-Корсакова, Рахманинова на стихи русских поэтов, считая необходимым их издание параллельно с нотными текстами. К 1966 году эта часть книги была вчерне написана, о чем Н. М. и сообщает Чуковскому [63] и Андроникову со скромной надеждой, что рукопись будет ими прочитана и, возможно, будут даны советы по совершенствованию ее композиции.
63
Н. М. Малышева 10 марта 1966 года пишет К. И. Чуковскому: «Кончила я свою работенку о пении (по вашему совету – три части). 1ая – о технике вокальной; 2ая – об исполнении; 3я – примеры музыкально-драматического анализа романсов. Все, конечно, на базе “системы”, даже и самый “вокал”. Везде должно действовать воображение, т. е. могущественное “если бы” – по Станиславскому. Очень мечтала бы я, чтобы Вы прочли, но знаю, что это тяжелая обуза для всех – читать чужое. В. В. не решаюсь просить прочесть. Однако он носит мою писанину своей машинистке и сам ей платит за перепечатку…». Там же. Письмо № 22.
«29/III [1966] [64]
Дорогой Ираклий Луарсабович!
Посылаю Вам экземпляр своей работы. Он очень напачкан. Это что-то вроде рукописи.
Не обижайтесь за это, и за всю кухню моих размышлений, которая Вам откроется. Анализы некоторых романсов написаны там довольно чисто, что Вам[,] вероятно[,] всего интересней. По прочтении выброс[ь]те всё это, чтобы никто никогда этой грязи не видал. У меня лишь один сравнительно чистый экземпляр. С него в Узком [65] буду переклеивать и чистить два неправленных. Посылаемый Вам экземпляр – этот самый, с которого я переносила правку в свой, – почище.
Я надеюсь, что Вы не сочтете присыл Вам этой грязной рукописи за недостаточное к Вам почтение. Напротив, это знак моего к Вам безграничного доверия».
64
Год
устанавливается, в частности, по письму Н. М. Малышевой К. И. Чуковскому. Там же. Письмо № 22.65
Старый Дом отдыха АН СССР в Подмосковье (теперь – на территории Москвы). Н. М. любила бывать там: в Узком часто отдыхал К. С. Станиславский, и Н. М. подгадывала свои приезды, чтобы быть поближе к Константину Сергеевичу. В Узком в 1924 году Н. М. познакомилась с В. В. Виноградовым.
До завершения рукописного варианта анализов русских романсов Н. М. читала эти «разборы» Ираклию Луарсабовичу при их личных встречах; обсуждение прочитанного очень волновало и вдохновляло Н. М., которая чутко прислушивалась к комментариям Андроникова как знатока историко-литературного контекста первой половины XIX века.
«Мне очень, конечно, хочется еще раз с Вами встретиться. Но 31-го мы едем в Узкое на 2 недели. А потом Вы уедете в Тбилиси. Надеюсь дожить до осени, и Вы, бог даст, доживете, – тогда давайте еще раз засядем за Глинку и почувствуем “силу гармонии”. – “Когда-бы вс так чувствовали” её, как Вы!
Спасибо Вам за внимание и за сердечную горячность, которую Вы обнаружили, слушая анализы романсов.
Н. М. постоянно перерабатывала и дорабатывала свои «разборы» романсов, добавляя новые к уже написанным: 15 анализов были готовы к 1969 году, о чем она и сообщает Андроникову в письме от 29 августа 1969 года:
«<…> А я сижу над „альбомом любимых русских романсов” (по совету давнему Корнея Ивановича). Уже написала 15 романсов (3 Глинки, 2 Даргомыжского, 7 Чайковского, 2 – Римского и 1 Рахманинова). Отдам в перепечатку, и в МузГиз, где всё еще не выходит сборник наш вокальный с моей статьей. – Помните? – Вашей крестницей?
Я хочу, чтобы романсы были напечатаны с нотами и с словесными моими анализами, и с небольшим моим предисловием. Я как-то уверена, что это возьмут. Нет ведь в литературе ничего о романсах доступного для обыкновенных певцов. <…>
– “И вот моя жизнь!” [ – ] сказала Лизавета Ивановна в [„]Пиковой Даме[”]…».
Целиком книга вышла в издательстве «Советский композитор» лишь в конце 1988 года. Книга Малышевой стала и замечательным фактом нашей словесности, так как не только показала русское поэтическое слово в его музыкально-драматической интерпретации, но и дала образец безупречного русского слога, простого и ясного в своей выразительной мощи [66] .
В письмах Малышевой к Андроникову затрагивается тема знакомства корреспондентов с прекрасным советским чтецом Владимиром Николаевичем Яхонтовым, которого Н. М. знала с юности. Она с горячностью отозвалась на статью Ираклия Луарсабовича и поделилась с ним воспоминаниями о далеких годах совместной концертной работы с Яхонтовым, об организации в 20-е годы «артистических бригад», краткими, но емкими штрихами обрисовала личные черты актера.
66
Для второго издания этой книги (М., 2001) Н. М. Малышева еще при жизни написала анализы еще 11 романсов.
«Красная Пахра [67] ,
20 августа [1969] [68]
Дорогой Ираклий Луарсабович!
Сегодня получили “Литературку” с Вашей статьей о Яхонтове. В. В. принес мне статью и сказал: “прочтите [69] , Ираклий пишет о Яхонтове, [70] блестящую статью”. Зная, что В. В. не очень щедр на такие похвалы, я тут-же и прочла статью. И сразу-же села Вам писать. Действительно [71] статья чудная. Я знала и любила Яхонтова, мы ездили с ним в концерты в первые годы революции. Ездили куда-то по области Московской, в Можайск, Серпухов, не помню, куда еще. Он читал обычно “Графа Нулина” и, кажется, первую главу [“]Онегина[”]. Мы ездили бригадой от оперной студии Станиславского. Ездил с нами иногда и Пантелеймон Романов [72] . Нас кормили, возили в санках вместо автомобилей, вываливали иногда из саней. Спали мы в каких-то общих комнатах. Яхонтов всегда вел себя отъединенно, помню, как спал где-то рядом с нами. Разговаривал мало и всё думал. Мы болтали по ночам, иногда и с ним.
Тогда он не был знаменит. Вс мы полу-голодали [73] . Таким он был, как на Вашем портрете, молодым и чудесным, но немножко странным. Это было лет 47 тому назад. Ну и спасибо! – как сказал-бы М. А. Цявловский. Спасибо за статью, и вообще спасибо за то, что Вы любите хорошее».
67
Дача Виноградовых в подмосковном поселке Ватутинки, на Красной Пахре. Дом построен в 1957/58 гг. по проекту выдающегося зодчего, академика архитектуры И. В. Жолтовского (1867–1957), выполнившего его еще при своей жизни «в подарок» чете Виноградовых, с которыми Жолтовских связывали десятилетия близкой дружбы. Поскольку обустройство нового дома оказалось сложным и долгим (см. ниже в этом письме), «на Пахру» из Абрамцева Виноградовы переехали лишь в последний год жизни Виктора Владимировича.
68
Год устанавливается как по времени выхода статьи И. Л. Андроникова, так и по содержащимся в письме указаниям на возраст Виноградовых.
69
Виноградовы с первого дня своего знакомства в 1924 году сохраняли форму на «Вы», употребляя в обращении обычно слово «милаша».
70
Запятая стоит в рукописи. Не стоит ее поправлять, поскольку она передает интонационную паузу в речи Виноградова.
71
Запятой нет в рукописи. Не стоит ее восстанавливать, поскольку слово «действительно» относится к прилагательному «чудная», составляя с ним единое смысловое целое, и не выступает здесь в функции обособленного наречия.
72
Пантелеймон Сергеевич Романов (1884–1938) – писатель, исполнявший как актер-чтец свои произведения.
73
Как рассказывала мне Н. М. Малышева, К. С. Станиславскому удалось «выбить» паёк: для сотрудников Оперной студии целый, для студийцев – один на двоих. «И это была удача: мы как-то были сыты». Н. М., в частности, делила паек с «Колей Печковским» – Николаем Константиновичем Печковским (1896–1966), бывшим в 1921–1923 гг. студийцем Станиславского, впоследствии замечательным советским певцом, народным артистом РСФСР, блистательным исполнителем партии Германа в «Пиковой даме» П. И. Чайковского.
Ираклий Луарсабович знал и любил Яхонтова и как человека, с которым его связывали долгие годы дружбы, и как незаурядную личность, и как актера, умевшего «объемно, зримо» воплотить на сцене полноту творческого замысла автора. Андроников тонко и точно обрисовал метод работы Яхонтова над произведениями русской и советской классики. «Актеров, – пишет Андроников, – <…> всегда привлекала смысловая сторона стихотворного текста; особенности стиховой речи, как правило, отступали у них на второй план или становились вовсе неощутимыми. Владимир Яхонтов объединил в своем творчестве обе тенденции. И новое звучание стиха превратилось в высокое и принципиальное явление искусства» [74] (с. 396). «Но все – и манера исполнения, основанная на внимании к слову, и строгий ритм, и особое музыкальное постижение слова, логическая выразительность фразы, богатство и своеобразие интонаций, невозмутимый покой, сочетавшийся с благородным пафосом, голос, блистательную мощь которого Яхонтов использовал редко, но зато уж так применял к делу, что воспоминание об этом “форте” и до сих пор вызывает сладостное волнение, – все это великолепие средств нужно было ему для того только, чтобы сделать литературу слышимой, зримой, чтобы окрылить мысль <…>» (с. 398). Андроников рассказывает, как в своем сценическом творчестве Яхонтов умело сочетал элементы смешного и патетического, «переходы из героики и патетики в план иронический, из лирики – в план гротескный. <…> Из двух элементов возникал третий – ассоциация. <…> Из этих ассоциаций в воображении аудитории постепенно возникала картина – монументальная, зримая, полная глубокого смысла» (с. 401).
74
См. публикацию ранней статьи Андроникова «Владимир Яхонтов» // Андроников И. Л. Я хочу рассказать вам… М., 1962. С. 377–397. Статья представляет собой предисловие к кн.: Владимир Яхонтов. Театр одного актера / Литературная редакция Еликониды Поповой. М., 1958. С. 3–24. Перепечатано без изменений в: Андроников И. Л. Я хочу рассказать вам… Изд. 3-е. М., 1971. С. 394–413. Цитирую по этому изданию с указанием страниц в круглых скобках.