Privatизерша
Шрифт:
— Я все соберу, не вставайте с постели, — приказала Ирма из спальной, деловито шаря в ящиках с бельем.
Как и всякой не рожавшей ни разу женщине, Рите казалось, что она вот-вот родит. Она не успеет спуститься с лестницы, а ребенок, пол которого был определен еще два месяца назад проклятым доктором, но не сообщался будущим родителям — из вредности, как казалось Рите, — начнет выходить. И что она тогда будет делать, представлялось плохо.
Державшие ее с одной стороны Ирма и охранник с другой — деловито сопели и вели роженицу вниз. У подъезда их встретили еще трое и проводили
— Я еду! — возмущенно прокричала Ирма и оттолкнула телохранителя, который собирался захлопнуть перед ней двери. — Вы, что ли, с ней сидеть будете? — Она стала выталкивать охрану из машины. — Ваших рож тут не хватало!
— Хозяин сказал… — начал было один из охранников, но вылетел наружу.
— Вредная сука какая, — пробормотал он, усаживаясь на переднее сиденье рядом с водителем. — Гони, Жека, гони, дорогой. Если что-то не так будет, нам всем лучше сразу на Марс. Я телевизор смотрел, там, говорят, один уже сидит на камне, не знает, что делать.
— Это Березовский.
И автобус вырвался из душной тесноты двора.
— В шестой роддом, — приказала Ирма, опустив стекло.
— Нет! — прокричала Рита. — К Качалину!
Ирма быстро подняла стекло.
— Вам нужно успокоиться. Клиника Качалина на другом конце Москвы. Час пик. Мы едем в шестой роддом.
— Мы едем в клинику Качалина в Солнцево! — закричала Рита. И позвони Артуру, сейчас, немедленно!
Ирма сидела не двигаясь.
— Ты оглохла?! Позвони Артуру и скажи мальчишкам, чтобы ехали в Солнцево!..
— Рита…
— Делай что тебе говорят, — обессилев, прошептала та.
Ирма опустила стекло и сказала:
— Куда мы ездили два последних месяца. Туда. Ясно?
— Это безумие, — возмутился водитель.
— Я знаю.
— Но все равно мы едем в Солнцево?
— Несмотря на то что это безумие, мы едем в клинику Качалина.
Стекло поднялось.
Их первая встреча… Марьино… первая любовь… это должно было случиться раньше. Лет на пятнадцать. В тот момент, когда они встали на ноги и впервые задумались о ребенке.
Но все планы перечеркнули двое скотов, в чью машину села Рита после проклятого девичника. Она выпила, и в этом состоянии вышла на дорогу. Ничего необычного, все, как всегда, в те дни, когда у них не было ни охраны, ни своего автопарка.
Рядом притормозил парень лет двадцати пяти, и он сразу согласился подвезти ее до дома. Она села и не успела даже провернуть в голове все забавные моменты девичника, не успела насмеяться над парнем, выскочившим перед ними топлес из бутафорского торта, как вдруг водитель сбросил скорость и резко остановился. Что происходит — Рита не сообразила сразу, а потом думать над этим не было необходимости. В машину запрыгнул второй и тут же прижал ее к сиденью. Она не помнит, где они очутились. Было тепло на улице, вокруг — ни души. Прекрасная обстановка для любовных игрищ.
Они насиловали ее два часа по очереди, и когда она очнулась, вокруг не было ни души. У нее разламывался от боли живот, открылось кровотечение, и в этом состоянии она забрела в первую попавшуюся больницу.
То,
что сказал ей после осмотра врач, Риту потрясло. Она была беременна несколько недель до того, как сесть в чужую машину. После чистки стало ясно, что забеременеть она в будущем, возможно, сможет, а вот выносить и родить — вряд ли.В состоянии, близком к сумасшествию, она солгала Арту насчет тетушки и провела несколько дней в санатории Зеленограда. И единственным, кто знал о случившемся, был Страх. Только ему Рита смогла довериться, когда поняла, что у них с Артом будет ребенок.
— Почему бы вам не рассказать правду мужу? Зачем вам понадобилось проводить его мимо истины? — допытывался он. — Над вами надругались, и я не вижу вины вашей, то есть объекта для прощения. Неужто придумать случайный секс умнее и это успокоит Артура?
— Я боюсь.
— Чего вы боитесь?
— Я не сказала ему правды сразу, мне казалось, что необходимость лгать или говорить правду никогда не возникнет… Но после разговора с Айзманом я встала перед выбором: одно из двух…
— Зачем же выбрали ложь?
— Она куда правдивее… А правда выглядела бы как раз по-другому.
Сейчас, ожидая схваток, Рита хотела видеть Арта. Если бы он был с ней, она не была бы так сильно напугана. Ей было страшно. Она хотела плакать. Но держалась, потому что рядом был посторонний… Слезы — это откровения, выдавливаемые из души. Она хотела бы поделиться ими с Артом, но не с Ирмой.
— Это конец, — прошептал водитель.
— Ты уверен?
— Пять минут назад я надеялся, что это всего лишь затор из-за какого-нибудь придурка. Но это не затор. Это пробка.
Телохранитель, выслушав это, побледнел. Он беспомощно огляделся по сторонам.
Это был конец.
Четыре ряда машин на развязке Боровского шоссе с Кольцевой в одну сторону, и столько же — в другую.
Он попытался открыть дверь, и не смог. В образовавшуюся щель можно было просунуть разве что руку.
Справа, через ряд, виднелось ограждение. За ним — десяток метров высоты. Слева… Слева не было видно ничего. Впереди — километр машин. Позади — километр. А в салоне — жена босса, собравшаяся рожать.
Свернув у Бутакова на МКАД, он погнал машину на юг. И через час встал. Радио уже давно передавало сводку происшествий, но он, погруженный в себя, обращал на них мало внимания. И лишь теперь, когда возможностью открыть для себя другую дорогу уже нельзя было воспользоваться, он услышал во второй или третий раз известие об аварии на Боровском шоссе. Кто-то из торопливых выскочил на встречную полосу, испортил внешний вид двух машин, и теперь несколько потоков машин, как тромбы в вене, остановили жизнь МКАД на этом участке.
Привычное дело. Никаких проблем. Некоторую часть своей жизни он посвящал пробкам, относился к ним как к дождю, без гнева, и встреча с новой была всего лишь маленьким дождем, всего лишь.
Чем заняться в пробке?
У него был Лонг-лит с перечнем того, на что можно убить часть жизни.
Терять время на розыск объездных путей не имело смысла. Это было бы действительно глупое времяпрепровождение. Легче найти отчисленного из РУДН негра в Африке, чем съехать с МКАД в районе разъезда.