Приватная жизнь профессора механики

Наконец, проводив гостей, мы с женой улеглись на узенькой общежитейской кровати, и, согласно брачному кодексу, я должен был исполнить свои супружеские обязанности. Но я их всё не исполнял. На вопрос жены о причинах моего воздержания, я не скрывая, сообщил, что боюсь заразить её, не будучи уверен в своей 'стерильности'. Лиля пристально посмотрела на меня, и поняла, что перед ней стояла альтернатива - либо снова вцепиться мне в лицо, либо примириться с реальностью. Но, подумав, решила:

– А, чёрт с ним, давай!
– махнула она рукой, и я понял это, как руководство к действию.

Назавтра я купил в аптеке ещё триста тысяч единиц бициллина, новокаин, шприц, и Лиля сама вколола мне лекарство, правда, несколько преждевременно.

Тбилисские морозы

Мы договорились вместе поехать в Тбилиси. Лиля рассказала мне про увольнение Геракла и высказала мысль, что надо бы встретиться с Трили, может он предложит мне отдел, освободившийся 'из-под' Геракла. На фоне моих неудач в Тольятти, я счёл это предложение дельным. Официально попросил отгул в счёт предстоящего отпуска, и до начала нового семестра - 7 февраля, я был свободен.

Поехали мы через Москву поездом: было решено проверить меня на 'стерильность' в большом городе у платного врача. А такого я знал, по крайней мере, по табличке, вывешенной на бывшей улице Кирова (Мясницкой), напротив своеобразного здания ЦСУ, построенного по проекту великого Корбюзье. Табличка гласила - 'Д-р Альф, венерические заболевания'.

Приехав в Москву, мы сразу же зашли на Мясницкую, и я, отпустив Лилю погулять, не без трепета зашёл к доктору. Альф принимал прямо в своей квартире, ассистировали ему две женщины - пожилая и молодая, думаю, что это были его жена и дочь. Очереди не было, и я сразу прошёл в кабинет. Доктор оказался худющим стариком лет под восемьдесят, почти слепым, но страшным матюгальщиком. Пациентов своих он называл на 'ты', и говорил с ними сплошным матом, видимо те лучшего обращения и не заслуживали.

Я обрисовал ему симптомы моей болезни, но он прервал меня, как только я начал.

– Всё ясно - гоноррея! Лечился ли как нибудь?

Я, смакую подробности, описал, как мы сперва разводили бициллин водой из чайника на блюдечке, а получившуюся кашу пытались вколоть в 'мягкое место'. Ну, и как потом всё-таки вкололи миллион бициллина с новокаином, под обильный гарнир водки. Ну, и про заключительный укол в триста тысяч.

Доктор Альф прерывал мой рассказ такими матерными восклицаниями, что в комнату даже заглянула пожилая женщина и спросила, всё ли у нас в порядке. Альф отдышался и констатировал: 'в общем, всё правильно, хотя могли оба и подохнуть!'

– Завтра с ночи задержи мочу, а утром пораньше приезжай ко мне. Постарайся водку не пить или пить поменьше!

Остановились мы с Лилей у дяди - он поместил нас в своей художественной мастерской, которую ему недавно выделили. Это была маленькая однокомнатная квартира гостиничного типа, без кухни, но с туалетом и умывальником. Там оказалось очень удобно, так как мы были одни.

Водку я всё равно выпил, но, тем не менее, мочу задержал. Утром, часов в восемь, едва удерживаясь от 'протекания', я сел в такси и примчался к Альфу. На каждом ухабе, не в силах удержать, часть мочи я всё-таки терял. Сдерживаясь из последних сил, я поднялся-таки к Альфу и позвонил в квартиру. Дверь мне открыли, но к своему ужасу, я увидел в коридоре очередь из трёх человек. Понимая, что не удержу своей ноши, я попросил доложить, что пришёл больной с переполненным мочевым пузырём.

Альф принял меня без очереди. Подвёл к умывальнику и приказал наполнить по очереди три пробирки - в начале, в середине, и в конце процесса. Кажется, до этого он сделал мне массаж предстательной железы, надев резиновый напаличник и приговаривая: 'Это моя работа!'.

Альф выписал мне направление в лабораторию (которая почему-то оказалась на первом этаже прямо в доме, где жил доктор), сослепу переходя ручкой с бланка на клеёнчатую скатерть стола. А я в это время поинтересовался, почему он просит больных помочиться в умывальник, хотя рядом стоял унитаз.

– Ты что, с деревни приехал?
– Альф даже оторвался от писанины, - где ты видел, чтобы мужики в унитаз писали? Если есть умывальник, то мужик, если, конечно, он не дурной, всегда писает туда. Во-первых, не обмочит всё вокруг, а во-вторых, тут же подмоется, не отходя от 'кассы'!

Альф вручил мне три пробирки, направление, взял деньги (не помню уже сколько, но немного), и сказал:

– Если всё в порядке - иди домой и впредь веди себя умнее, если нет - зайдёшь ко мне снова!

Ёжась от стыда, я понёс пробирки в лабораторию. Подойдя к окошечку, я не обнаружил там приёмщицы, и робко, жалобным голосом попросил позвать её.

– Маня, тебя тут опять сифилитик от Альфа спрашивает!
– с нескрываемым презрением прокричала, кажется, уборщица.

Не торопясь и изобразив губами 'куриную гузку', Маня брезгливо приняла у меня пробирки и направление.

– Завтра зайдите за результатом!
– бросила она мне, и уже обращаясь к товаркам, продолжила - этот Альф совсем ослеп от старости - гляди, как он заполнил направление!

Весь день я нервничал, даже пошли в кино, чтобы отвлечься, а вечером зашли к дяде. Я рассказал ему о том, какова жизнь в Тольятти, как там хорошо и перспективно. Чувствуя, что я привираю, дядя ворчливо спросил, ужалив меня в самое сердце:

– Следующим, какой город будет - может Сыктывкар?

Утром я, дрожа от нетерпения, зашёл в лабораторию и назвал свою фамилию, прибавив: 'от Альфа'.

Маня вынесла результат анализа и передала бумажку мне в руки, как мне показалось, с уважением:

– Гонококков не обнаружено!
– доброжелательно сказала она. Я бережно принял от неё бумажку, вежливо поблагодарил, и, выпячивая грудь от гордости, вышел из лаборатории.

– А ну, попробуйте назвать меня сифилитиком, и узнаете, что я ещё и мастер спорта по штанге!
– бросал я немой вызов прохожим, но они бежали по своим делам, не обращая на меня никакого внимания. Справку же я заботливо сложил в паспорт, чтобы не потерять.

Вечером того же дня мы выехали в Тбилиси. А, уже подъезжая туда, мы были поражены, как видами из окон, так и разговорами, о том, что в Восточной Грузии небывалые морозы. Ночью было 22 градуса, такого не помнит никто! В городе, где преимущественно печное отопление, а топлива-то и в помине нет! Это вам не Шахты, где уголь рассыпан по улицам, а в домах всё равно мороз!

Воздушные линии электропередач, не рассчитанные на такие морозы, порвались от перенатяжения. Вода в трубах замёрзла и разорвала их. Дома температура в комнатах - минус 5 градусов!

Я сбегал в керосиновую лавку и принёс два бидона керосина. Достали из подвала старую печку-'буржуйку', вывели трубу в вентиляционный люк, и топили 'буржуйку' керосином, сидя всё время перед печкой и заливая туда керосин кружкой по мере выгорания. Детей отправили к родителям жены - у них был собственный дом на окраине Тбилиси с печью и дровами.

Днём я всё-таки сбегал к Трили на приём.

– Ра гатсухебс, бичо? ('Что беспокоит, мальчик?') - псевдоласково спросил он меня при встрече.