Приватная жизнь профессора механики

Маша жила в Красногорске (это почти Москва), в двухкомнатной квартире с мужем. Расписание прибытий его корабля Маша знала наизусть, да и он всегда звонил из Ленинграда, когда прибывал туда. Детей у них не было, и мы договорились встречаться дома у Маши.

– Конечно, Луиза тоже нет-нет да припрётся ко мне, когда ты будешь у меня, с этим надо смириться!
– вздохнула Маша - живёт-то она в моём доме.
– Но тебя жалко, ты же не двужильный - всех подряд обслуживать!

Я тоже вздохнул, соглашаясь с Машей, но уверял её, что ради любви к ней я готов обслуживать и ещё пару-другую баб, при условии, что они будут симпатичными. Мы посмеялись над моими словами, как над шуткой. Но очень скоро обстоятельства сложились так, что 'сказка стала явью'. Человек предполагает, а Господь располагает - вот Он и подбросил мне для испытания физических и нравственных сил ещё трёх (заметьте - не пару и не две пары, а среднее арифметическое между этими значениями!) дам, оказаться от которых было по разным причинам уже никак нельзя! Вот и получилось у меня - по бабе на каждый день недели! А виагру тогда ещё не продавали, так что приходилось, как в северокорейской 'чучхе', опираться только на собственные силы!

Мое новое изобретение - Тамара Грозная

Я говорил уже, что изобретений у меня было около трёх сотен. Время от времени я появлялся в Госкомитете по делам изобретений и открытий, в Контрольном Совете при этом Госкомитете. То заявка оказывалась спорной, то изменения вносить приходилось, то ещё по какой-нибудь причине.

Как-то начальство Госкомитета предложило мне поработать внештатником в Контрольном Совете - и подработать можно неплохо, и опыт по экспертизе изобретений приобрести. Я согласился и вскоре уже раз в неделю ходил на коллегии Контрольного Совета - выслушивать спорные дела и принимать окончательные решения. Доктор наук, а к тому же автор большого числа изобретений - это для экспертизы очень весомо.

Заседания коллегий происходили в здании Патентной библиотеки и начинались часов в пять вечера, чтобы изобретатели смогли прибыть после работы. Иногородних вызывали, и в случае чего, даже оплачивали проезд. Коллегия обычно состояла из трёх членов - одного штатного сотрудника-куратора и двух внештатных специалистов.

Куратор вызывал посетителей и пояснял им правила рассмотрения заявки. Обычно это были: один или несколько авторов, патентовед, и государственный эксперт, выносивший оспариваемое решение. Эксперт докладывал суть заявки и зачитывал решение; авторы и патентовед оспаривали его, а мы выслушивали и мотали на ус. Потом мы удалялись на совещание и решали, что делать - то ли выдавать авторское свидетельство и наказывать эксперта, то ли поддержать его отрицательный вывод.

Потом зачитывали своё окончательное решение и составляли протокол. Это только на словах решение было окончательным, а на деле жалобы продолжались бесконечно. Таких коллегий могло быть за вечер до пяти, времени для этого отводилось до семи вечера, после чего здание библиотеки закрывалось, и мы уходили домой. В дневное же время внештатники приходили в библиотеку - работали с патентной литературой, писали протоколы решений.

Штатным куратором у меня первое время был молодой человек по имени Олег, быстро ставший моим другом. Сидели мы как-то с Олегом и сочиняли решение, а в комнату вдруг входит нечто такое, от чего у меня отвисает челюсть и из рук выпадает лист бумаги. Мне показалось, что комната осветилась золотистым светом, исходящим от этого 'нечто'. 'Нечто' было необыкновенной красоты женщиной лет тридцати с ярко-золотыми волосами, небесного цвета глазами и ярко-розовыми губками. Кто видел этикетку от сыра 'Виола', тот может представить себе эскиз или абрис этой женщины. Но действительность была куда эффектней этого абриса: улыбка, выражение глаз, поза, голос - всё это завораживало.

– Кто это?
– только и спросил я у Олега.

– Это наша Тамара (опять, опять, опять - Тамара!), переводчица с английского из библиотеки. Фамилия у неё, как у шведского кинорежиссёра - Бергман. Не ты, Нурбей, первый, не ты последний из тех, кто терял сознание от одного взгляда на неё. Забудь и не пытайся!
– грустно посоветовал мне Олег.

Милое создание ворковало с сотрудницами отдела, периодически бросая взгляды на нового человека, то есть на меня. Поворковав, Тамара-переводчица вышла, а я стал выталкивать Олега из комнаты:

– Пойдём, познакомишь меня с ней!

Олег вышел один и минут через десять вернулся, загадочно улыбаясь. Он вывел меня в коридор и рассказал о разговоре с Тамарой.

– Тома, ты понравилась нашему профессору!
– затравливаю я её.

– Этот молодой и здоровый хмырь - профессор?
– удивилась Тамара. Женат, наверное?

– Не угадала - недавно развёлся, квартира в центре!
– продолжаю заводить я её.

– Врёшь, такого не бывает!
– раззадорилась красавица.

– Бывает, Томочка, только долго такое состояние не длится! Спеши, и он попадёт именно в твои сети!
– дразню я её.

– Замётано - знакомь!
– решилась Тамара, - зови его сюда.

– Да придёт ли, не знаю, - начинаю сомневаться я, - скромен уж очень!

Тамара аж вскочила от нетерпения.

– Тогда выведи его в коридор и стой с ним, а я пройду мимо и поздороваюсь, так и познакомимся. Он по-английски понимает?

– Я сказал, что понимаешь, так что готовься!
– и Олег выволок меня в коридор.

Минут через пять, появляется наша красавица, глазами так и сверкает. Заметив нас, останавливается, и с американским выговором(никогда не был в Америке, как, впрочем, и в Оксфорде, но думаю, что именно из Америки такой выговор!) здоровается:

– Хэлоу, Олег! Хау ду ю ду, профессор?

Олег, улыбаясь, кивнул, я же решил поздороваться по всей форме:

– Хау ду ю ду? Вэри глэд ту миит ю! Май нэйм из Ник!

– Ой, мне надо решение писать!
– забеспокоился Олег и убежал в комнату.

Мы отошли в конец коридора и начали общаться. Помню только, что разговаривая, мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Она не отводила взгляда, да и я не решался этого сделать. Мы не заметили, как к нам подошёл Олег и спросил:

– Вы домой пойдёте, а то уже пять?

Мы, оказывается, простояли так свыше двух часов! О чём говорили - не помню, я был как под гипнозом. Тамара была классным специалистом по очаровыванию, а я и не хотел ей противостоять. Мы прошли пешком от Патентной библиотеки до Киевского вокзала по Бережковской набережной. Было тихо, падал редкий снег; я не верил, что рядом со мной находится такое совершенство, и что оно, в принципе, может быть моим. Мне показалось, что я всю жизнь смотрел не туда, встречался не с теми, любил не тех! Вот - женщина моей мечты, чудо со снежинками на золотых волосах, на золотых и не накрашенных ресницах:

На Киевском Тамара простилась со мной, сказала, что живёт в Кунцево, и что у неё сегодня ещё много дел дома. Она дала мне свой домашний телефон, а я ей - служебный. Живу, дескать, пока в одной квартире с разведённой женой, мало ли что она может ответить по телефону. По глазам вижу, что Тамара сомневается. Тогда я подвёл её к фонарному столбу, вынул паспорт, и, извинившись, попросил прочесть запись. Она внимательно прочла, но только спросила:

– Почему же вы сказали, что зовут вас Ник? А можно я буду называть вас 'Нур'?

– 'Нур' - это ново, - подумал я, и согласился, хотя и заметил, что крещён Николаем, а стало быть, я - Ник, особенно по-английски.

Домой я шёл уже 'по уши' влюблённым в Тамару. Господи, опять и опять влюблён в Тамару. Это рок, это какое-то наваждение! Такого не бывает - это фетишизм чистой воды! В человека, наконец, влюбляюсь, или в имя?

Сегодня пятница - у меня день Контрольного Совета, просто я не остался на коллегию. Стало быть, никуда я уже не успеваю, и этот день, вернее ночь - для Ольги. Я иду домой и сплю с Олей. Она знает, что пятница - её день и ждёт его. В субботу днём я обычно приезжаю к Маше, та сообщает об этом Луизе. У Маши я нахожусь две ночи, а в понедельник рано утром уезжаю. Конечно же, всё это до приезда её мужа из плаванья (не приехал бы он только неожиданно, тем более - ночью!).