Привет, Галарно!
Шрифт:
Каждый раз, когда один из Дусе доплывает по каналу до отчего дома, бабушка Вирджиния Дусе бежит к садовой мачте и поднимает цветок лилии — это флаг Дюплесси [41] , здешний национальный флаг: капитан Дусе приветствует тремя паровыми свистками, вслед ему отзываются коровы церковного сторожа, дети прекращают игру, взлетают голуби, деревня оживает. Затем бабушка Вирджиния тянет нейлоновую леску вниз, крутя тугой ролик. Так они и проводят лето, не обращая внимания на стрелки часов и не заглядывая в календарь Канадского национального банка. Они живут по звуку сирен кораблей «Андриа», «Франкониа», они пускают слюну, когда, стоя на палубе и глядя в бинокли, увеличивающие изображение в двадцать раз, пытаются разобрать названия: «Ангелики», «Касинов», «Нофтилос», «Торолд», «Чешир», «Гайн Гойер», «Трансмичиган», «Узбе Кит», «Мари Коу», «Лондон Бэнкер», «Сонунаро» и все прочие. Эта чудесная молитва доносится из Ливерпуля, Марселя, Амстердама, Панамы, Осло и других дальних стран. Клан Дусе состоит из пятидесяти двух человек, трех поколений, занимающих
41
Морис Дюплесси (1890—1959) — основатель консервативной партии Свободный союз, премьер-министр Квебека (1936-1939, 1944-1959).
Ну а я предпочитаю для путешествий межконтинентальные ракеты. Корабли — это хорошо, конечно, но только медленно, как процесс выздоровления. Мариза — другое дело: она как будто сама состоит из пресной воды, ветра с реки и волн, которые разбиваются о желтые бетонные ледоколы, застрявшие в скалах и запорошенные песком. Я плохо представляю себя мирным капитаном в водах реки Сен-Лоран. Прекрасно, конечно, но это как бы жить в страхе перед настоящими просторами. Я вижу себя на равнинах Африки, как г-н Поль М. Стоун, две статьи которого я прочитал в июньском и июльском номерах «Ридерс Дайджест», когда лежал в постели и выходил из лихорадки. Вот так и знакомишься с разными людьми. Моя мечта — общаться и изучать старинные обычаи. Я выбрал бы племя, в котором девушки разгуливают в цветастых туниках, и таким образом мог бы вдохновенно «этнографировать», устремив взор на их черные, как подносы из эбенового дерева, груди. Будь я действительно образованным, я бы занялся изучением религий, лежал бы себе в гамаке где-нибудь в Амазонии и потягивал бы ром с кока-колой в окружении не слишком целомудренных девушек из того самого племени. Я бы нашел что проэтнографировать, лишь бы мне не мешали!
Но все это пустые мечты. «Франсуа, ты как флюгер», — говорила мне мама. Только одни флюгеры легко меняют мнения. Мариза тоже из их числа. Вчера она мне говорит:
—Франсуа, мне совсем не хочется, чтобы ты из-за этого болел и переутомлялся, тебе нужно отдохнуть. Но все же мне было бы очень приятно, если бы ты все же закончил свою книгу.
—Не волнуйся, все будет нормально. Теперь у меня голова уже не так болит при поиске слов. С каждым днем делается все легче. Успокойся, меня больше не будет бить лихорадка (я засмеялся), кроме творческой, конечно.
—И много у тебя получилось?
—Заканчиваю тетрадь. Но Жак сказал, что надо бы две.
—А можно мне взглянуть, что ты там написал? Одним глазком.
—Зачем тебе?
—Может, я начну о тебе иначе думать.
—Но я все тот же Галарно.
Как будто ей захотелось поменять обстановку. Может быть, ей в тот вечер разнообразия ради надо было заняться любовью с писателем?
—Если ты не дашь мне прочитать, я пойду в кино.
—Ага.
—Ты просиживаешь все вечера в своей столовке, с ручкой во рту.
—Так тебе надо, чтобы я написал книгу или нет? Это, кстати, была не моя идея.
—Ладно, пойду-ка я в кино.
—Я тебе это давно говорил.
—Тебе не кажется, что у нас здесь тесновато?
—Но у нас нет детей. А так, конечно, могло бы быть попросторнее.
—Ничего нового от адвоката?
—Он сказал, что это будет тянуться долго...
Хотя у меня и хороший адвокат. Он проводит много времени в разъездах между Оттавой и Монреалем, распутывая клубок разлук, адюльтеров, алиментов, заговоров с фотография ми-уликам и. Мне все это так в прошлом году осточертело, что я даже написал в «Ла Пресс» [42] . Я отправил письмо главному редактору газеты, в раздел «читательская трибуна». Я писал, что все эти бумаги, которые подают на рассмотрение в парламент, столь же абсурдны, как и сроки для получения развода, и что я, несмотря на неудачный опыт в Леви, хотел бы жениться вновь. И подписался своим именем. Только все это ничего не дало.
42
Крупнейшая канадская франкоязычная газета.
А
—All work, no pay? [43] Это несерьезно, Франсуа! Я прихожу за вами в шесть часов, ты запираешь свой дворец, и я веду вас есть фондю по-бургундски. Ты, конечно же, и понятия о нем не имеешь, а ведь это вкусно! А потом? Бог мой, потом — кино, театр, или же, если желаете, я поведу вас в парк Бельмон. Мне самому давно хочется сходить туда еще разок!
Мариза, разумеется, решила не упустить случая. Вечера тянутся один за другим, словно бредущее гуськом бесконечное индейское племя, и она постепенно впадает в неврастению. Это ей надо было бы писать книгу! Сти, мне-то ничего от того, что я работаю семь вечеров в неделю, наоборот, появляется время поразмышлять. Не знаю, какая муха укусила Жака. Обычно он не стремится меня развлечь, как раз таки наоборот. Приходя, он всякий раз приносит мне книгу, которую сам прочитал. А я даже не смог закончить последнюю: «Дневник» Андре Жида. Странный он какой-то чувак, вроде пугливой старой девы, анализирует свои чувства
и выписывает поэтому витиеватые фразы: «о которой», «о котором», и они следуют друг за дружкой, как утки на стенде тира. Но, интересное дело, в смысле когда пишешь сам, книги как-то по-особенному начинают на вас действовать: они либо становятся понятнее, либо просто падают у вас из рук, третьего не дано.43
• Работа задаром (пародия на идиому «All work, no play» - работа без отдыха).
Итак! Это был тот еще вечерок! Я — в темном костюме, Мариза — в вечернем платье с глубоким вырезом, так бы нырнул туда и зацеловал повсюду, а Жак явился в обычной рубахе, грудь нараспашку. Получалось, что у нас с ней — дурацкий вид. Поди угадай, во что одеться для выхода в свет нашему брату-монреальцу. Для начала мы распили на троих бутылку джина и, независимо от числа расстегнутых пуговиц, набрались до одинаковой кондиции. Жаку захотелось искупаться. Я отказался со словами: выходной сегодня не у тебя, а у меня. Ну, идем в твой чертов ресторан есть это самое фондю. А он все равно разделся прямо на глазах у Маризы и голый пошел к озеру. Озеро было в двух шагах, достаточно только перейти шоссе. Но, едва помочив ноги, Жак бегом вернулся обратно. Ясное дело, цуцик! Потом, в половине восьмого, мы ушли. В машине у меня от голода желудок сводило. Я был готов съесть что угодно. Фондю по-бургундски — это вкусно. Я не мог бы подавать его в «Короле», так как детям такое нельзя, а вот если с чесночным соусом — пальчики оближешь. Я даже списал рецепт, вот он:
Фондю по-бургундски на шесть персон: 800 грамм говядины (это что-то около полутора фунтов), 100 г сливочного масла (3/4 фунта), растительное масло в рюмке для бордо, мисочка томатного соуса, мисочка майонеза (но не марки «Крафт»; нужно, чтобы майонез был на яичной основе), мисочка соуса грибиш [44] (я толком не знаю, что но, во всяком случае, вплоть до того вечера я думал, что грибиш — это как бы телка, но поприличнее), мисочка мелко порезанного чеснока, тмин, каперсы. Порежьте мясо мелкими кубиками одинаковой величины примерно в 1,5 см (толщиной с мой большой палец), в фондюшнице доведите до кипения сливочное и растительное масло и оставьте ее затем на подогреваемой подставке. С помощью вилок с деревянными ручками можно накалывать сколько угодно кусочков мяса из фондюшницы со сливочным и растительным маслом. Если же у вас нет специальных вилок, выдайте каждому гостю по две обычных, поскольку о ту, что будет погружена в фондюшницу, можно и обжечься. Фондюшницу ставят посреди стола, и каждый обслуживает себя со своего места (признаться, это мало чем отличается от моих будней). Перед каждым гостем стоят две тарелки — одна с кусочками приготовленного мяса, другая — в которую нужно их обмакивать, с соусами по выбору, по идее должен подойти чили), чтобы создать вкус. Фондю хорошо запивать легким розовым вином или красным бордо; к нему подойдут также сырые овощи, салаты. На закуску — сыр и десерт. Это идеальный рецепт для непринужденной дружеской встречи».
44
Соус типа майонеза с зеленью.
Для непринужденной дружеской встречи это было то, что надо. Еще до того, как нам принесли фондю, Жак заказал две бутылки вина. Пока я списывал напечатанный на салфетке рецепт приготовления фондю, Жак начал клеиться к Маризе. Даже прижимался к ней коленкой. Если честно, мне это было неприятно, но к тому моменту я уже здорово набрался, так что не протестовал. Вообще, чем больше я пью, тем больше окружающее мне по барабану. Я начинаю вести себя, как Мартир: мое лицо не выражает ровным счетом ничего, только время от времени начинается нервный тик, и дергается глаз, ощущение такое, что нужно смахнуть с века соринку или вдруг яркий свет слепит. В кино они продолжали обжиматься, словно школьники. Видно было, что Мариза вот-вот с ним поцелуется, но я это пресек, положив руку: «Мол, перестань! Посмотри лучше на экран».
Я уже и не помню, что это был за фильм, что-то шпионское с невероятными трюками. Но что меня доконало, так это newsreel [45] : солдаты, расстреливавшие беззащитных прохожих. Они падали от пуль на наших глазах. Это были реальные люди, которых взаправду убивали на экране. Действие происходило в Конго. У меня мороз побежал по коже, не надо было мне настаивать на том, чтобы остаться на просмотр новостей после фильма. Я дрожал до самого дома, возможно из-за расстрелов, а может, потому, что Жак не хотел поднять крышу своего кабриолета. Я от этого вмиг протрезвел. Они оба явно расстроились, когда перед тем, как разойтись, я предложил им выпить кофе. К этому моменту было уже ясно, что Мариза созрела, чтобы броситься в объятия Жака.
45
Кинохроника (англ.).
—Ты уверен, что не хочешь спать, Франсуа?
—У тебя усталый вид, глаза слипаются. Доктор сказал...
—Нет, мне не хочется спать, особенно когда я вижу, пусть это даже кино, как погибают люди. А вам от этого как? Ничего?
—Ну, знаешь, Конго все же далеко...
—Ну да. Сан-Франциско тоже не близко, но там умирают в уличных стычках негры. Или вот Вьетнам. Видел в «Лайф» сожженные тела детей? У меня это как-то застревает в мозгах. Я вижу их глаза, Жак, понимаешь, глаза. А ты, Мариза, видела их глаза?