Привет, сосед!
Шрифт:
— Как вы с этим живете? — шепчу я.
— Разве я живу? Я существую, Стефа. Как вещь. Очередная почти бесполезная вещь Вячеслава Борзых. Это же ждет и Демьяна, если сейчас он пойдет у него на поводу.
— Не пойдет, — уверенно отвечаю я. — Мы знаем, что Вячеслав Демьянович дал взятку врачу. Возможно, именно сейчас власть вашего мужа уже разлетается на осколки. Ведь Демьян — не вы и не Мирон.
Глава 29. Демьян
Серебрянская не очень-то жизнерадостно улыбается, когда я прошу ее светануть фейсом в камеру. Зато ее папа-депутат старается. Аж жалко мужика становится,
— Камеру не вырони, — фыркаю ему, поймав паузу, пока Серебрянский пожимает лапу моему папаше.
— Демьян, а почему ты эту клинику выбрал? — спрашивает он у меня в ожидании врача.
— Посоветовали. Что-то не так, Пал Степаныч? Можем в другую проехать, я не против.
Глаза Серебрянской округляются, а мой папаша опережает Серебрянского в ответе:
— Нет уж, здесь останемся. Нечего Арину в ее положении по городу мотать. Я узнавал. У клиники и правда хорошая репутация.
Его взгляд болотной пиявкой намертво присасывается ко мне.
— Здравствуйте! — Подходит к нам врачиха и, поворачивая ключ в дверном замке, спрашивает: — Вы у меня кто?
— Серебрянские!
— Борзых!
— И я, — добавляет Рыжий, вслед получив от меня подзатыльник.
— Дошутишься. Снимай давай.
— Вы с оператором, — улыбается узистка, впуская нас в кабинет, где уже все готово и включено. — Подготовились. На улице тоже ваши корреспонденты здание окружили? У всех выходов толпятся. Ждут.
— Мы люди авторитетные, — не упускает возможности попиариться мой папаша. — За нами всегда следят.
Серебрянскому, судя по всему, идея с прессой пришлась не по душе. Сразу в лице меняется. Депутаты вообще не любят давать комментарии репортерам без предупреждения и подготовленной речи. Любое случайно оброненное слово может против них сыграть.
— Арина же? — уточняет врачиха, расстилая салфетку на кушетке. — Идем сюда. А вы, пожалуйста, встаньте чуть-чуть поодаль. Хотя бы в шаге. Вы и оттуда прекрасно увидите плод.
Плод! Колобок бы ее голову в монитор засунула за такое оскорбление. А Серебрянская ничего, спокойно укладывается на кушетку и задирает кофточку, явно уже подумывая, чем закинется позже для расслабона.
— Гель немного прохладный, — объясняет узистка, грея тюбик в ладони. — Волнуетесь?
— Нет, — пожимает плечами Серебрянская.
— Обычно мамочки на УЗИ от нетерпения дрожат.
— Я не обычная мамочка. Я в здравом уме, — огрызается та.
Врачиха выдавливает на ее живот гель, включает экран и берет головку датчика. Акустической линзой размазав гель по коже, начинает водить в поисках того самого плода.
Серебрянский вытягивает шею, высматривая на экране хоть что-то похожее на мелкого человечка. А мой папаша начинает нервно дергать ногой и хмуриться.
Узистка ненадолго замирает, отвлекается на справку Серебрянской и снова смотрит на экран.
— Арина, а как вы узнали, что беременны?
— Меня затошнило, я сделала тест. Он показал две полоски. Я пошла к гинекологу, и там все подтвердилось. А что?
— Мне жаль вас разочаровывать, но вы не беременны.
— Что ты несешь, Пилюлькина?! — взрывается мой папаша. — Шары разуй! Или аппарат поменяй!
— Вячеслав, держи себя в руках, — обращается к нему Серебрянский. — Уважаемая, извините, мы просто все на нервах. У меня
это первый внук. Я очень волнуюсь. Может, у вас действительно проблема с аппаратом?Серебрянская сереет на глазах, и я пальцем поворачиваю камеру Рыжего на нее.
— На прошлой неделе новый установили, — отвечает узистка, отключает экран и кладет на живот Серебрянской бумажное полотенце. Вытаскивает из-за аппарата белый конверт и бросает на край кушетки — туда, где стоит мой папаша. — Ваша взятка, господин Борзых!
— Ты че несешь, недоучка?!
Серебрянская совсем обмирает на кушетке, а врачиха включает запись разговора на своем мобильнике, из которой четко слышно, как Вячеслав Демьянович Борзых предлагает ей провернуть одно дельце ценником с пятью нулями. А всего-то надо подменить аппарат УЗИ и показать на экране чужую беременность в десять недель.
— Это как понимать? — рычит Серебрянский, налившись краской от злости.
— Папа, я тебе все объясню, — скулит его заревевшая дочурка.
— А что тут объяснять, Пал Степаныч? — вмешиваюсь я.
— Заткнись, — шипит мне папаша.
— Нет, Вячеслав, дай ему сказать, — угрожающе говорит депутат.
— Несколько дней назад Арина встретила меня с моей беременной невестой. Разозлилась и решила встрять между нами. А тут и подельник появился. Не запылился. Он мою невесту голодранкой считает. Позорно ему такую сноху иметь. Вот и задумали эти двое всех нас вокруг пальца обвести. Отцу моему очень выгодно меня на вашей дочери женить. Я бы не удивился, если бы через неделю после свадьбы у нее случился выкидыш.
— Ты меня опозорил! — истерит соскочившая с кушетки Серебрянская.
— Нет, дочь, это ты солгала, а не он. Ты только что меня опозорила! Демьян, мне так стыдно за нее.
— Что ж, а мне стыдно за отца, — отвечаю под буравящим взглядом папаши. Забираю у Рыжего камеру и вынимаю из нее флешку. Протягиваю депутату: — Возьмите, Пал Степаныч. Чтобы через пару дней кто-нибудь от моего имени вас не начал шантажировать несуществующей записью.
Он берет флешку и поднимает взгляд на отца.
— Да-а-а, Вячеслав, не ожидал я от тебя такого. Привык все покупать и заигрался. Оказалось, не все в этой жизни продается. Ты бы брал пример с сына. Я бы на твоем месте таким наследником гордился.
Тот, даже поймавшись с поличным, не сдается. Поворачивается к узистке и напирает:
— Я вашу клинику по кирпичику разберу. А ты сама на панель работать поползешь. Частой пациенткой узистов станешь!
— Еще одно слово, Вячеслав, и тебя отсюда выведут в наручниках! — предупреждает его депутат. — Девушка, вы не беспокойтесь, никто ни вас, ни вашу клинику не тронет. Более того — получите спонсирование. За доблестный труд. А ты теперь, Вячеслав Демьянович, по уши в дерьме. Если на тебя поступит жалоба, тут же за решеткой окажешься. Без суда и следствия на нары!
Серебрянский выталкивает свою хлюпающую носом дочь за дверь и выходит сам. Рыжий тоже пятится к выходу.
— Ну и как ощущения? — Агрессивно наступает на меня папаша.
— Как после продолжительного запора, — язвлю, стоя на месте. — Радостное освобождение.
— Забудь о наследстве!
— А ты забудь о наследнике. Прощайте, Вячеслав Демьянович. Больше я вас не побеспокою.
До последнего стою, не двигаясь. Жду, пока он, поскрипев зубами, выйдет, прихватив с собой конверт. Поворачиваюсь к узистке. Бледная. Нервная. Но упертая.