Привнесённая память

 И тут-то увидала Анна – вовсе не она маленькая стоит перед Василисой, а другая девчушка – дочь Женькина, беленькая да красивая.

 -Ишь, гордая какая! Запомни, ты – мое говно на лопате! Захочу, и сброшу! Поняла, хорошка моя? – внезапно голос матери сделался карамельно-сладким.

 Черные руки потянулись в люльку с мирно спящим младенцем. Нельзя покойнице брать девочку! Никак нельзя!

 Перед глазами тут же возникла измученная родами Женя, простонала:

 -Ты теперь за нее отвечаешь! Если баба Василиса и за моей крошкой явится, это на твою совесть камнем упадет!

 -Нет! Не отдам! – вскричала Анна.

 Не помня себя, схватила она малышку, завернула в первую попавшуюся под руки пеленку, впоследствии оказавшуюся наволокой с кружевной отделкой – именно ее испуганная Кучасова выхватила, не глядя, из груды белья, предназначенного для глажки. Метнулась к комоду, сунула в карман конверт с адресом и фотографией. Голос матери, продолжавшей изрекать ужасные, злые слова, преследовал, гнал, куда глаза глядят. Как была, в нательной рубахе, халате и тапочках, выбежала она на улицу. Тепло весеннего вечера окутало мягким покрывалом, но не успокоило, не согрело.

 В позднем троллейбусе Анна привлекла к себе внимание редких пассажиров.

 -Ваш ребеночек-то? – поинтересовалась бабка с плетеной корзинкой.

 Женщина молча кивнула.

 -Ох, лишенько, в такие-то годы родить! – ужаснулась старушка.

 -Да уж, хуже не придумаешь! Костлявая на пороге, а она туда же! – подхватила тетка в платке и добавила. – Мадонна хренова! Та хоть миллионерша, а ты-то! Кто дитя воспитает, если Бог приберет? Муж-то есть?

 Анна неопределенно мотнула головой. Неизвестно, за подтверждение или отрицание приняла ее жест собеседница, только всплеснула руками:

 -Я так и знала! Иль климакс подвел? Так в суд можешь на доктора подать, если, конечно, обращалась в поликлинику! Вон моей соседке опухоль пропустили, так уж год на том свете ангелочков хлебушком с руки кормит!

 -Ну, бабы, не языки - помело говенное! – процедил сквозь зубы дюжий подвыпивший детина. – Не видите, бабушка она, а не мать вовсе! Везде диво выискиваете! Нынче молодухи не родют, а уж такая-то рухлядь и подавно!

 -А че, я вон по телику видала, в Израиле одна в шестьдесят стала матерью, а мы чем хужей? – возразила бабка.

 -Не мы, а медицина нашенская! С ихним сервисом да за ихние деньги и мумия египенская родит, а с тобой кто возиться станет? – хмыкнул мужик.

 Разговор свернул на прелести отечественного здравоохранения. Анна вышла из троллейбуса. Вскоре она звонила в дверь по адресу, написанному Женей.

Открыл тот самый мужчина с фотографии. Увидев пожилую женщину в халате и тапках с ребенком на руках, вежливо спросил:

 -Вам подать? Погодите!

 И закрыл дверь перед носом, потом снова выглянул, протянул скомканную купюру. Анна машинально взяла деньги, но, помедлив, разжала пальцы. В последний раз поцеловала девочку, так и не получившую имени. Стащила халат, свернула в несколько раз, сверху пристроила сверток с ребенком. Положила туда же снимок. Бросила прощальный взгляд на малютку – и стала спускаться по лестнице. Долго шла, куда глаза глядели… Где-то, в каком-то сквере присела на лавочку. Впала не то в сон, не то в забытье. Увидела ослепительный белый свет, принявший форму огромного шара. Почему-то сразу догадалась – это Бог.

 Не тот, у которого просят милости, и не тот, который восседает на облаке и мечет молнии в непокорных. А настоящий, всамделишный – Дух Всеобъемлющий. Всевидящий, всезнающий, допускающий несправедливость и подталкивающий руки убийц. Не добрый, не злой, просто ПЛАНИРУЮЩИЙ. Дабы жизнь, Им созданная, протекала разнообразно, развивалась в выбранном направлении и, наконец, завершилась. А для завершения чего-либо нужны не любовь да благодать, а безжалостность, боль и смерть. Тут-то и поняла Анна Кучасова смысл последних слов своей матери: "Лидушка, а Бога нет!" Не увидела Василиса того Господа, какого ожидала, а только свет, ослепительно-чуждый, невыносимый.

 Режущее глаза неистовое свечение проникало внутрь черепа, давило, ломало височные кости. Въедалось в мозг, рвало податливые ткани, перемещало волны энергии. Последняя связная картина – личико спящего ребенка – мелькнула и утонула в темноте.

 Больше она ничего не помнила. Наутро открыла глаза уже тетя Икс в нелепой самошивной ночнушке. Снова шла и шла, пока не попала в тот самый двор Заславского района, откуда ее увезла патрульная машина.

 Пожилая женщина в домашних тапочках оказалась на другом конце города по отношению к дому Рыжовых.

16 Проклятье Василисы

 Запись прервалась – кончилась пленка. Послышалось шипение. Ника молча смотрела на отца, на него же уставилась и Людмила. Олег переводил взгляд с одной на другую, потом обратился к Мириам Аслановне – запись слушали в ее офисе:

 -Думаете, я – родной отец Ники?

 -С чего вы взяли? – Бекоева пожала плечами.

 -Та фраза о преподавателе и его жене… - Олег не закончил мысль - не захотел озвучить.

 -Вы, полагаю, не единственный преподаватель в университете! – с выраженным безразличием произнесла целительница.

 -Понимаю, вам до фонаря мои заморочки…

 -Простите, Олег Иванович, но вы несете полнейшую чушь! – перебила целительница. – Эти заморочки в данный момент - основополагающий фактор. Но только в смысле установления истины. В худшем случае вы всего лишь слетите с пьедестала благородного мужчины! Хочу спросить: Людмила, вы верите в то, что ваш муж мог заиметь на стороне ребенка от студентки?

 Рыжова вздрогнула от неожиданности. Ника испытующе уставилась на мать, словно от нее зависел исход своеобразной экспертизы на отцовство.

 -Честно говоря, нет, нет и нет! – убежденно произнесла женщина. – Узнай он о девочке, не стал бы скрывать от меня! Олег сантиментален, как персонаж мелодраматического сериала. И потом, я обязательно почувствовала бы измену, поскольку настроена на его волну, даже когда сплю!

 С минуту все осмысливали сказанное. Мириам вдруг широко улыбнулась:

 -Налицо все преимущества легкого цинизма! Что и требовалось доказать! Олег, вы знали Женю Рябоконь-Куликовскую?

 -В моих группах она не училась! Но кое-что помню – слава Богу, у меня-то нет амнезии. Нику мы удочерили в августе, после вступительных, потом я уехал в колхоз со своим курсом. А еще через месяц - в начале семестра - в вестибюле вывесили портрет девушки в траурной рамке. Рассказывали, она забеременела неизвестно от кого, взяла академ, а потом умерла от родов. Сирота, ни отца, ни матери, ребенка забрала родственница, то ли тетка, то ли бабушка. Все жалели бедняжку. Даже извечный спор возник среди преподавателей: рожать или учиться? – поведал Олег. – Но я и предположить не мог, что Ника – и есть дочь той студентки! Черт, вы сомневаетесь! Девочка моя, неужели ты думаешь, мы с мамой тебя обманули, и Анна Кучасова принесла нам младенца с доставкой на дом?

 -Ничего не говори, пап! Нет твоей вины – я знаю! – решительно произнесла Ника.

 -Дочка, ты словно пытаешься убедить себя! Готов сдать тест на отцовство! Видит Бог, больше всего хотел бы быть твоим настоящим, биологическим родителем. Но, увы, я – не он! И обманывать самых близких людей не желаю! И вас, Мириам, тоже! Клянусь благоприобретенной памятью Анны, никогда не принимал зачеты в машине, никогда не спал со студентками и никогда не имел внебрачных детей!

 Олег говорил горячо, убежденно – десяток прокуроров вынесли бы ему оправдательный вердикт! Мириам снова улыбнулась: