Приют изгоев

– Вот как… – печально произнесла Эйли и едва не сбилась с шага.

Сегин поддержал ее и сменил тему:

– Эту диадему вы привезли из-за Края Земли?

– Что? Нет. Мне ее вчера подарил Сабик.

– Никогда не видел ничего подобного, – как бы между прочим заметил Сегин. – Что это за металл?

– Это киммерий, – ответила Эйли, – его привозят из Ар-и-Дифа.

– И вам не про… не страшно к нему прикасаться?.. Ар-и-Диф… Его называют еще Жуткой Пустыней.

– Почему? У нас в Таласе многие вещи привозят из Ар-и Дифа.

– Странное, должно быть, место этот ваш Талас…

– У нас лучше, чем здесь, – убежденно сказала Эйли. Сегин усмехнулся.

– Ваши серьги так ярко сверкают от этой люстры, – сказал он, снова меняя тему.

– Представляете, – охотно ответила Эйли, – Сабик сначала хотел, чтобы ювелир огранил камни под бриллиант.

– Молоденьким девушкам неприлично носить бриллианты, – наставительно сказал Сегин.

– Да. – Эйли согласно кивнула. – Даже если они не из алмаза, а из горного хрусталя. Впрочем, мне бриллианты не очень нравятся…

– Теперь, прошу вас, реверанс на прощание и танец кончился, – шепотом подсказал Сегин. И добавил вполне искренне: – Благодарю вас, княжна, за доставленное удовольствие.

Эйли улыбнулась и выполнила положенное.

Проводив Эйли до возвышения, где сидела Императрица, и поблагодарив Ее и Сабика, Сегин вернулся к матери. Морайя была бледна от злости и растерянности.

– А ну-ка признавайся, мой сын, что ты сделал с Младшим Арканом? – потребовала она с ходу.

– С чем? – не понял Сегин.

– Я подарила тебе волшебный камень, – накаленным голосом сказала она. – Где он?

Сегин вспомнил.

– А! – Его лицо приняло виноватое выражение. – Боюсь, я его потерял, матушка.

– Так-то ты относишься к моим подаркам! – с укором произнесла Морайя.

Но в ее голосе не было горечи.

Младший Аркан исполнил свое предназначение. Он нашел девушку, предназначенную ее сыну судьбой.

Но сын уже был женат – а девушка оказалась сопливой девчонкой из-за Края Земли.

После двух недель отупляющей жары с востока пришла огромная черная туча и вместе с долгожданным дождем щедро насыпала града. После подсчета убытков староста большого товьяр-ского села Лайды пошел к хозяину поместья.

Именно поэтому двигаться с места совсем не хотелось. Поэтому Абраксас разрешил себе посидеть лишние полчаса, созерцая горы зеленого лука и пирамиды разноцветных сыров, послушать, что люди говорят.

Над площадью реяла стая серебристых, как капли ртути, шаров величиной с голову двухлетнего ребенка, и все, кто обернулся зачарованно смотрели на эти шары, не в силах оторвать глаз от гипнотического танца и мерцания серебристых зеркал. И только Абраксас чувствовал, нет – знал, что может отвести взгляд, может шевельнуть рукой, может встать и уйти.

Был он в этом отражении выше, чем на самом деле, и вместо обычной его одежды был на нем богато вышитый камзол, великолепный берет, вместо того обшарпанного, что он сейчас держал в руке, и рука его лежала на украшенном сверкающими камнями эфесе шпаги, спускающейся до самых каблуков великолепных ботфортов, а на плечи его был накинут Заговоренный Плащ Предков, спрятанный на самом деле в его поясе… Прямо не Абраксас, а парадный портрет из галереи предков.

Абраксас остался стоять среди по-прежнему неподвижной толпы, но словно бы совсем отдельно, будто один на площади и во всем городе. Он огляделся – нет, люди были рядом, в тех же позах. Только животные, кажется, не замечали ни шаров, ни неподвижных людей: лошади и волы жевали свое сено и овес; птицы клевали все, что попадалось им; собаки искали добычу и удивленно воровали куски мяса прямо с прилавков мясников; прошла полная достоинства сытая пушистая кошка с придушенным только что здоровенным куренком.

Площадь ахнула сотней глоток. Кто упал на землю, прикрывая голову руками, кто на четвереньках бежал под прилавок, кто прятался по-иному от страшного серебряного града – всем было ясно, что шары всей своей ртутной тяжестью сейчас ударят по живому, и не будет от них спасения…

А во всем городе уже слышался шум… Уже звонили колокола – но не набат, а что-то праздничное… Народ хлынул с улиц на площадь – и уже те, кто только что улепетывал, возвращались радостные, словно узнали благую весть… И все толпились за спинами серебристых плащей, и лица их сияли восторгом.

И вот в одно мгновение Абраксас будто вынырнул из отупляющей эйфории собственного всевластия и восторженности, охватившей его и весь город… Только что он принимал все это как должное – а сейчас ему было противно и стыдно.

Что же случилось? Что произошло?

Часы пробили полночь… Нет, час… И в тот же миг он отрезвел, очнулся. Почему? Он вспомнил тарелку с ерническим рисунком и поднял руку – тарелка все еще была у него в руке. При чем здесь эта ерунда? Он отшвырнул тарелку, и та с сухим звоном разбилась вдребезги.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ АБРАКСАС

МАГИЯ ВО СНЕ И НАЯВУ

После двух недель отупляющей жары с востока пришла огромная черная туча и вместе с долгожданным дождем щедро насыпала града. После подсчета убытков староста большого товьяр-ского села Лайды пошел к хозяину поместья.

Хозяин Лайды, господин Абраксас принял его, сидя в плетеном кресле на веранде, увитой диким виноградом. Это был человек лет тридцати, нрава тихого и внешности самой невидной, которого в округе не то чтобы не очень уважали, но, скорее, не замечали, как-то не принимали во внимание. Как и все окрестные помещики, он числился в ополчении, но никому из ополченцев-соседей ни разу не пришло в голову на общем сходе выдвинуть его в полковники, не говоря уж в генералы. Замечали его порой разве что мамаши засидевшихся девиц, но ни сам он, ни его хозяйство не были настолько привлекательны, чтобы ради них стоило начинать действовать активнее. К тому же и сам он не проявлял встречного интереса. Был он вдовец, и, хотя со смерти его жены минуло уже больше трех лет, детей у него не было, зато дом так и кишел приживалками – незамужними или вдовыми тетушками или кузинами то ли его, то ли его покойной жены.

– Господин, – начал староста, комкая в руках шапку, – меня общество к вам с просьбой прислало.

– Что такое? – лениво спросил Абраксас.

– Так ведь град побил и сады, и огороды, – сказал староста. – Уж не знаю, что и соберем. А на поле все легло и не встает. Перепахивать надо да сеять по-новому…

Все это Абраксас знал и без него. Староста мог бы и не распространяться о крестьянских бедах.

– Ясно-ясно, – лениво оборвал его Абраксас. – А ко мне зачем явился?

– Так ведь… У вас вроде семенной горох оставался. Не дадите ли в долг? Может, успеет вызреть до осени.

Староста из-под густых бровей поглядывал на хозяина и все теребил и теребил свою шапку.

Общество, как водится, прибеднялось. И всходов после побоя осталось не так чтобы совсем мало, да и сами крестьяне не так уж были бедны, чтобы не иметь возможности прикупить семян на стороне. Голодать, словом, зимой не придется, но вот как же не воспользоваться случаем да не выжалить у помещика побольше… Все это Абраксас, конечно же, понимал и потому ответил с прохладцей:

– Ты шапку-то не ломай, пригодится еще… Значит, так. В долг я вам не дам. Знаю я, как вы отдаете долги. Хотите – покупайте. – Он назвал цену.