Приют одинокого слона, или Чешские каникулы

На звук открываемой двери Оксана, вздрогнув, обернулась.

– Это ты?
– каким-то неестественным голосом спросила она и высморкалась в бумажную салфетку.

– Что с тобой?
– Вадим сел с ней рядом на табуретку и обнял за плечи.

– Да так, ничего, - шмыгнула носом Оксана.
– Просто нервы сдали. Ужас какой-то!

– Чем-то паленым пахнет, - Вадим потянул носом.

– Я ничего не чувствую. Тебе показалось.

– Ага, обонятельные глюки. У тебя, наверно, нос заложило. Определенно пахнет. Паленой бумагой. Может, ты случайно свечкой что-нибудь задела?

– Да ничего я не задевала, - раздраженно ответила Оксана.
– И ничем не пахнет. Иди спать.

– Можно я с тобой посижу?

– Нет. Прости, - добавила она уже мягче.
– Я хочу одна побыть. Подумать.

– О чем, если не секрет?

– О жизни. О нас с тобой. О... Генке.

Что-то не понравилось Вадиму в ее голосе. В нем явственно звенели нотки едва сдерживаемой истерики - явления, Оксане вообще не свойственного. Она упорно избегала встретиться с ним глазами.

– Послушай...
– Вадим встал и стоял, не зная, что сделать, что сказать.
– Ты уверена, что... Что мне не надо побыть с тобой?

– Ты еще спроси: «С тобой все в порядке?», - дернулась Оксана.
– Оставь меня в покое!

– Ксан, посмотри на меня, - он присел перед ней на корточки и взял за руку, но Оксана ее вырвала.

– Ты, Вадик, неправильно специализацию выбрал, - с нервным смешком сказала она.
– Тебе надо было прокурором стать. Или, на худой конец, следователем. В ФСБ. «Обезьяна, смотри мне в глаза!», - передразнила она его.
– Послушай, иди спать. Я посижу еще немного и приду. Если ты боишься, что я устрою пожар, то можешь сам свечку погасить. Я и в темноте не пропаду. Иди! Пожалуйста!
– в ее голосе снова задрожали близкие слезы.

Вадим встал и вышел, споткнувшись на пороге. Оксана сидела, низко опустив голову. Распущенные волосы упали на лицо, накинутая на плечи куртка сползла.

Миша, завернувшись в волчью шкуру, тихонько похрапывал на матрасе, часы цокали стрелками: часто секундной, реже - минутной. Вот басовито цокнула часовая. Снаружи было тихо, только снова и снова гулко падали с деревьев снежные шапки. Как бы действительно лавина не сошла, подумал Вадим.

Оксана не возвращалась.

Он ворочался на скользком диване, вертелся с боку на бок. Холод пробирал до костей. Не спасало и второе - Оксанино - одеяло. Сначала по телу пробегала дрожь, потом начало колотить. И он уже не знал: от холода или от чего-то другого.

В холле кто-то был!

Вадим сел. Зубы против его воли выбивали боевую дробь, по лбу стекали крупные капли пота.

– Кто здесь?
– шепотом спросил он.

Темнота в углу у двери на лестницу показалась ему гуще.

– Кто здесь?
– повторил он.

– Это я, - тихо ответил знакомый голос.

– Нет! Нет!!! Тебя нет!

– Вадик, что с тобой?

Рядом с ним, держа в руке свечной огарок, стояла Оксана. Капля растопленного воска упала ему на руку, и боль отрезвила. Это был просто сон. Он никак не мог прийти сюда. Он умер. Это был просто сон.

Заворочался на своем матрасе Миша, проворчал что-то и снова засопел.

– Тебе приснилось что-то?
– Оксана присела на край дивана.
– Ты кричал.

– Да... наверно. Скажи, ты веришь, что мертвые могут возвращаться? Что их души могут возвращаться на землю?

– Не знаю, - она пожала плечами.
– Наверно, могут. Только мы не можем их видеть. На самом деле, глазами. Но они как-то действуют на наше подсознание. На совесть. И она...

– Я понял.

Вадим обхватил голову руками и застонал.

– Ложись!
– Оксана мягко надавила на его плечи.
– Ложись! Постарайся уснуть. Не думай о плохом. Подумай о чем-нибудь хорошем. Я посижу с тобой.

– Нет, ляг со мной рядом. Обними меня. Ксана, мне страшно!

– Не бойся! Все будет хорошо. Скоро все закончится, мы вернемся домой.

Она легла рядом, прижалась лбом к его мокрому от пота лбу и стала осторожно поглаживать его по волосам. Сейчас Вадим казался ей маленьким испуганным мальчиком. Тем самым ребенком, которого она могла родить. Тем ребенком, которого у нее никогда не будет. Жалость, острая, как игла, жалость к нему и к себе, впилась, заставила глотать непрошеные слезы.

А Вадим... Вадим тоже чувствовал себя маленьким мальчиком. Нашкодившим мальчиком, которого мама не только не наказала за проступок, но и пожалела.

Его начал затягивать сон, вязкий, как сливовое повидло. Пови-и-дло... На плите стоит тазик, в котором варится повидло и булькает, булькает...

Он еще почувствовал, что Оксана встает, и хотел сказать ей, чтобы не уходила, не бросала его, но тут волны густого, вязкого сливового повидла сомкнулись над его головой...

* * *

31 декабря 1999 года