Приют одинокого слона, или Чешские каникулы
Шрифт:
Да, ему было все равно, что будет дальше. Но выносить себя - как и остальных - он больше просто не мог. Физически не мог.
Что-то непонятное крикнул ему вслед портье, звякнул колокольчик на входной двери. Сочно и влажно хрустел под ногами снег. Искрилось в сосульках, плача от радости, солнце.
Взвизгнули тормоза - совсем рядом. Надо же, в такой деревне - и чуть не попасть под машину. Приступ судорожного хохота пробежал по всему телу, скрутил внутренности.
Это что, ругательства? Смешные какие-то. Вот что-то знакомое. «Круце писек!» Так Генка говорил. Так и не додумался спросить, что это значит.
– Ты зачем остановился, мужик?
– Макс с силой стукнул кулаком по капоту, даже не соображая, что говорит по-русски и что водитель вряд ли его понимает.
– Ты зачем затормозил? Ехал бы себе и ехал. И я вместе с тобой. Макс уехал на машине, весь размазанный по шине. Нет, пожалел. Остановился! Добрый, мать твою, скажите, пожалуйста! Эх, мужик, мужик!..
Он повернулся и пошел дальше по улице, глядя себе под ноги. Пожилой краснолицый чех в зеленой фетровой шляпе покачал головой, сплюнул, сел в машину и поехал себе.
Вот бы глоточек! Все равно чего - водки, коньяка, виски. Чтобы обожгло, чтобы мир жарко качнулся, расплылся на мгновенье и снова придвинулся вплотную во всей своей непостижимой яркости. В последний раз...
Макс стоял на мосту и смотрел на зеленую пузырчатую воду. На белые гривы перекатов, на матовое стекло заводи у горбатого серого камня. Шевельнулся неловко, столкнул ногой вниз целый сугроб - и он поплыл, не тая. Мерный шум воды завораживал. Она тянула к себе, как тянет высота, как тянет блестящий нож электромясорубки: эй, рискни, попробуй, сунь палец, посмотри, что будет...
Не об этом ли говорила Лорка? Это ли испытывала, когда висела над оврагом, цепляясь за камень?
Об этом ли писал в своем дневнике Генка?
...Он сидел, покачиваясь на стуле, грыз ручку. Самую обыкновенную допотопную ручку - чернильную, с пипеткой. Такою Макс писал то ли в третьем, то ли в четвертом классе. На спине Одинокого Слона красовался носовой платок, испачканный чернилами и кровью. Увидев Макса, Генка демонстративно спрятал тетрадь в зеленой обложке под какие-то бумаги.
– What can I do for you 19 ?
– насмешливо улыбнулся он.
– Мне нужна кассета.
– Нужна?! Скажите пожалуйста! А пивца холодного?
– Залей его себе в зад. Отдай кассету, или...
– Или что?
Генка все так же покачивался на стуле. Наверно, он делал это часто: Макс заметил на ковре под ножками стула да вытертых пятна. Или у прежнего хозяина тоже была такая манера?
– Или я тебя заставлю это сделать!
– теряя остатки терпения, заорал Макс.
– Напугал ежа голым...
– Послушай, я прошу тебя, давай договоримся по-хорошему, - последним усилием воли, он попытался взять себя в руки.
– Скажи, чего ты хочешь? Денег?
– Господь с тобой, милачку. Это я тебе могу дать денег. На конфеты. Или на бутылочку.
– Тогда что тебе надо?
– Самую малость. То, чего у меня нет.
– Интересно, чего это у тебя такого нет, что есть у меня?
Генка смотрел сквозь него, и глаза его стали похожими на темное матовое стекло - совсем как эта вода между камнями.
– Этого я тебе не скажу. Пока не скажу, - медленно проговорил он.
– Может быть, ты сам догадаешься. А не ты - так кто-нибудь другой.
– Едрить твою етита!
– снова вскипел Макс.
– Шутки шутишь? Загадочки загадываешь?
Он подошел к Генке вплотную и замахнулся.
Тот смотрел снизу вверх и продолжал улыбаться.
«Где тебе!» - словно говорил он...
Не отрывая взгляда от воды, Макс перелез через невысокое, всего-то по пояс, ограждение и встал на узеньком карнизе. Упала вниз и поплыла по течению еще одна снежная кучка. Вот здесь, у этих камней, глубоко, не видно дна. Вода вырыла настоящий омут. Впрочем, не все ли равно? Если не утонет, так сломает шею, ударившись о камни. Или утащит течение. И в любом случае холод прикончит его раньше, чем кто-нибудь попытается его вытащить. Даже снег вон плывет и не тает.
У него был верующий приятель, Пашка Сомов. Господь, говорил он, в этойжизни никого не наказывает. Он просто позволяет нам наказывать самих себя.
Он еще раз посмотрел вниз, закрыл глаза...
И тут чья-то рука крепко и больно ухватила его за плечо!
– Ты, кретин!
– крикнул Вадим, пытаясь перетащить его через перила.
– Что ты делаешь?
Макс рванулся, но Вадим держал его крепко.
– Живо лезь сюда, или я тебя вытащу, как репу. И репу же начищу!
Макс вдруг как-то весь обмяк и неловко, мешком, перевалился обратно на мост. Какие-то люди стояли поодаль и смотрели на них. Подошла пожилая женщина в яркой спортивной куртке, что-то сказала.
– Nerozum'im 20, - словно прося прощения, ответил Вадим.
Макса не держали ноги, словно он выпил литр грузинской чачи. Да нет, от чачи голова обычно ясная, а перед ним все плыло.
– Можешь идти?
– Вадим обхватил Макса за талию, нисколько не думая о том, что вид у них более чем двусмысленный.
– Скажи на милость, какого дьявола ты туда полез? Жить надоело? Это что, клуб самоубийц? Сначала Генка...
– Генку убили!
– возразил Макс.
– Перестань! Прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Это самое настоящее самоубийство. Просто чужими руками. Сначала Генка, потом Лора...
– Лору тоже убили!
– Может, да, а может, и нет. Не хватало только тебя. Пошло и неоригинально.
– Оригинальнее сесть?
– Так это... ты?
– Вадим остановился, словно наткнулся на что-то.
– Я так сказал?
– Тогда почему сесть?
– Ты видел, как на меня смотрел этот фигов клоун? Который из консульства. Он заранее уверен, что это я убил их обоих. И Генку, и Лору.