Приют одинокого слона, или Чешские каникулы

Вадим сидел, уткнувшись лицом в сложенные ладони. Оксана машинально перекладывала из руки в руку зажигалку.

– Не знаю, что и сказать, - наконец выдавила она.

– Не знаешь - тогда молчи!
– неожиданно грубо перебил ее Макс.
– Скажи, за что ты хочешь меня утопить? Тебе мало того, что ты вытащила Генкин дневник? Конечно, ты и раньше меня не выносила, а после того, как прочитала, я теперь для тебя вообще пария. Да? Прокаженный?

Оксана молчала.

– Молчишь? Конечно, молчание - знак согласия.

– Нет. С дневником все получилось случайно. Хочешь верь, хочешь нет.

– Извини, не хочу. Ты же не веришь, что я был у Генки перед Лидкой. Почему я тогда должен тебе верить? И потом... Что ж ты не скажешь, что?..

Вадим подумал: сейчас что-то произойдет. Эта мысль промелькнула очень быстро, даже без слов. Он просто знал: сейчас что-то будет.

– Что ж ты не скажешь, что тоже была у Генки?

Даже в полутьме было видно, что Оксана покраснела. Вадим под столом ободряюще сжал ее руку: спокойно, я с тобой.

– Бред какой-то!
– сказал он.
– Интересно, а есть кто-нибудь, кто не был тогда у Генки?

– Я, говорят, был, - Макс искоса посмотрел на Оксану, которая сидела, сцепив зубы.
– Лидка была. Ксана была. Лора? Лора, выходит, тоже была. Иначе чего ее наверх понесло? Насчет тебя, Вадик, говорить не буду, не знаю. А Мишка, вроде, ковырялся с проводами на улице.

– Ну хорошо, была я у него, была, - вздохнула Оксана.
– Доволен? А вот кто потом там оказался, после меня - это очень интересно.

– И зачем же ты к нему пошла, можно узнать?
– Макс сделал вид, что не услышал последней фразы.

– Да затем же, что и остальные, - уже почти спокойно ответила Оксана. - Чтобы заняться совершенно безнадежным делом. А именно, попытаться договориться с шантажистом.

– Да, все пытались, - кивнул Вадим.
– Только у кого-то нервы не выдержали.

В этот момент открылись двери, двое мужчин в лыжных куртках, оживленно переговариваясь по-немецки, прошли мимо них в ресторан. Вадим посмотрел на часы и присвистнул удивленно: без пяти час. Вроде, только что они вышли из ресторана после завтрака, только что он втащил Макса на мост и привел в гостиницу, только что сели за столик. Что-то случилось со временем. Или с ними. Или со всем мирозданием.

– Что будем делать после обеда?
– вполне миролюбиво, даже почти радостно спросила Оксана, словно вынырнула из темного омута и вдохнула полную грудь воздуха.
– Может, выйти погулять где-нибудь рядом?

– Твое дело, - равнодушно отозвался Макс, допивая остатки «Бехеровки».
– Я намерен дойти до ближайшего лабаза и затариться пойлом. Предлагаю основательно бахнуть. Реальность, братья и сестры, - это иллюзия, вызванная отсутствием в мозгу алкоголя. Миха вон сидит в номере, страдает. Не дело это. Понимаю, неприятно, но надо этим переболеть.

Впрочем, полноценной пьянки, такой, чтобы завить горе веревочкой и хотя бы на время забыть обо всем, не получилось. Наоборот, стало еще хуже.

«Поляну» накрыли на колченогой тумбочке: три бутылки, лимон, ветчина и сыр. И гостиничные рюмки из толстого голубого стекла, которые горничная выдала с величайшей неохотой. Миша сидел на кровати, поджав ноги, и большей частью хмуро молчал, подолгу «грел» рюмку в ладони и все чаще ставил ее обратно почти нетронутой.

– Да брось ты, Миха!
– с жестяным, бренчащим оптимизмом пытался подбодрить его Макс.
– Ну оказалась баба сукой в ботах. Что уж тут поделаешь. Как говорят, где малина, там и крапива. Все они такие. Просто некоторые похитрее, поэтому и не попадаются. Брось! Помнишь кота Леопольда? Неприятность эту мы переживем. Жизнь-то не кончена. По-твоему выходит, мне и вовсе в петлю лезть надо, так что ли?

Миша все так же молча пожимал плечами, а Вадим вспоминал утреннюю сцену на мосту. Похоже, Макс уговаривал не столько Мишу, сколько себя.

– Ты подумай про Генку!
– настаивал Макс, опрокидывая рюмку и спешно закусывая тоненьким ломтиком ветчины.
– Вот где ужас-то! Нет, не то, что он нам устроил - тут Бог ему судья. Ты подумай, каково ему было, раз он на такое пошел. Мало того, что боль дикая. У меня дед от рака умер. Так он криком кричал. Представляете, лежит и кричит: «Убейте меня! Убейте меня!» Сделают ему укол, он уснет ненадолго, а потом снова: «Убейте меня! Убейте меня!» И так несколько месяцев. Так вот, даже это не самое ужасное. Самое ужасное - лежать и думать: я умру. Совершенно точно умру. И никакое чудо не поможет. От этого еще и рехнуться можно.

– Мне непонятно другое.
– Вадим поставил рюмку на тумбочку и лег, заложив руки за голову.
– С чего он взял, что может быть судьей нам? Он что, святой? Или решил, что перед лицом, так сказать, вечности, имеет право раздать всем сестрам по серьгам? Сочетая приятное с полезным.

– Наверно, решил заодно узнать, кто из нас пойдет дальше других, - наконец подал голос Миша.
– Между прочим, помните, он сам задавал себе этот вопрос. Ну, в дневнике. Только ответить, похоже, не успел. Слушайте, а давайте поиграем?

– В прятки? Или в салочки?
– усмехнулся Макс.

– Нет. Давайте позовем девчонок и сыграем в такую забавную игру. Каждый напишет на бумажке, кого он подозревает, и бросит в коробку. А потом прочитаем.

– А на фига? Что это даст? Если, к примеру, - я уточняю, к примеру!
– я убийца, то неужели я напишу себя?

– Да нет, просто интересно. Ведь у каждого, я думаю, есть своя версия.

– Лида с Ксаной не согласятся, - засомневался Вадим, которого Мишино предложение заинтересовало.

– Сейчас узнаем.

Миша встал, наспех завязал шнурки на ботинках и вышел.

– Не пойдут, - лениво протянул Макс.
– Давай-ка лучше дернем. Давай, Вадька, выпьем за хороших людей - ведь нас осталось так мало!

Вопреки ожиданиям дамы идею поддержали. Вернее, Оксана просто согласилась: мол, ладно уж, раз вам так хочется. Зато Лида прямо засветилась изнутри, словно лампочка в носу зажглась.

Решили писать одной ручкой по очереди на одинаковых бумажках, печатными буквами. Макс пожертвовал листками из своей записной книжки, разорвав каждый пополам. Вместо шапки взяли непрозрачный полиэтиленовый пакет из-под спиртного.

Первой ручку схватила Лида. Взяв свой листок, она отошла к окну, пристроила его на подоконнике, сверблюдилась, словно прикрывая его всем своим телом, и старательно начала что-то выводить.

– Сворачиваем вчетверо! Чтобы одинаково было, - заявила она, кидая листок в пакет.

– Делать вам нечего!
– проворчал Макс, - Фигней занимаетесь.

Но листок взял, быстро нацарапал на нем какое-то имя и опустил в «шапку». Один за другим они брали листки, писали на них и подходили к кушетке, где лежал пакет. Последней опустила записку Оксана.