Приют одинокого слона

Он все время держит нас в напряжении, думал он. Ему нужен этот постоянный выхлоп эмоций. Нужно, чтобы мы постоянно раздражались, нервничали, злились. Чтобы мы ругались друг с другом. Но зачем?

Зачем? Этот вопрос преследовал его - постоянно, неотступно. "Ты никогда не делал зло ради... зла?" - вспомнил он. Но так не бывает! Это добро можно делать ради добра, а для зла всегда есть причина.

Горы показались как-то внезапно, вдруг. Надвинулись, заслонили небо. Блеклое солнце, которое всю дорогу словно играло с ними в прятки, потерялось окончательно. Здесь был снег - очень много снега. Дорога стала уже, она виляла и петляла, то поднималась, то спускалась. Иногда они ехали вдоль реки - узкой, но стремительной, странно зеленой.

В маленьком городке, похожем на рождественскую открытку, остановились.

– Извольте, Шпиндлерув Млин.
– Генка развел руками, словно показывал им свою вотчину.
– Я холодильник затарил, но все равно надо много чего купить. Если вдруг прогноз погоды сбудется, нас может на несколько дней отрезать от цивилизации. Не хотелось бы вводить вас в соблазн каннибализма.

Они зашли в небольшой, тесный магазинчик самообслуживания, где протиснуться между полками можно было только по одному. За кассой дремала пожилая благообразная пани с высокой подсиненной прической. Пахло в магазине... У Вадима томительно-сладко защипало в носу. Какой-то давно забытый, неуловимый запах - пряности, ваниль, кофе, конфеты, что-то еще... Такого запаха просто нет в повседневности, он где-то в другом измерении.

Накидав в допотопные проволочные корзинки с красными пластиковыми ручками всякой всячины, они подошли к кассе. Генка расплатился, завел с пани кассиршей какой-то учтивый неспешный разговор. Вадим снова подумал, что все это нереально: этот сказочный городок с узенькими заснеженными улочками, эти горы до самого неба. Нереальны они сами - все семеро.

Еще с полчаса они ехали по узкому горному серпантину. Навстречу не попалось ни одной машины. Полное безлюдье.

– Здесь что, вообще никто не живет?
– подавленная этим снежным безмолвием, испуганно спросила Лида.

– Ну почему же. Здесь живу я. И пара-тройка таких же одиноких слонов.

– Почему слонов? Может, волков?

– Ну, другие, может, и волки, а вот я - одинокий слон. Когда слону плохо, он уходит из стада и живет один. Пока не умрет.

– Фу, какие глупости!
– достаточно лицемерно скривилась Лида.

Дорога, а точнее, полузанесенная тропа, сделала широкий поворот. Они проехали по мостику, перекинутому через небольшой ручеек, и оказались у кладбищенского вида оградки из чугунных прутьев.

– Ну, вот оно, мое бунгало. Приют Одинокого Слона. Милости просим.

* * *

1 января 2000 года

Странно, но аппетит ни у кого не пропал, наоборот, шашлык смели в несколько минут и даже лук маринованный подъели начисто.

– Это на нервной почве, - объясняла с набитым ртом Оксана.
– С ы тость ассоциируется с безопасностью и благополучием, вот мозг и треб у ет.

– Мозг?
– переспросил, отдуваясь, Макс.
– А я думал, желудок.

– Сначала мозг, а потом уже и желудок.

– Я тебе говорю, это он, - на ухо Мише зашептала Лида.
– Смотри, как наворачивает. Явно совесть не мучает.

– Ты хоть рот вытри, - недовольно отстранился Миша.

– Сама вон тоже наворачиваешь по первому разряду.

– Что ты хочешь этим сказать?
– сощурилась Лида.

Миша, не говоря больше ни слова, встал и ушел на кухню, хлопнув дв е рью. Макс, глядя ему вслед, глупо захихикал. Будто и не он час назад сидел рядом с Лорой и держал ее за руку. Будто не он обвинял Лиду в ее убийстве. Будто не он хотел поведать Оксане свои тайны.

– Вадик, ходь сюда, - он подошел к небольшому шкафчику.
– Смотри, я Генкину хованку нашел. Давай надеремся. Опять же Лорку помянем.

– Там же не было ничего, - удивился Вадим.
– Мы же ночью смотрели, когда выпивка кончилась.

– Ха! А откуда я, по-твоему, винишко для маринада взял?

Макс открыл шкафчик, пустой, как ядерный полигон, поддел снизу заднюю зеркальную стенку и поднял ее. За ней оказалась небольшая ниша, плотно забитая бутылками. Он извлек одну.

– Коньячок-с. "Камю". Нехило, да? Только давай без баб. Устроим мальчишник.

Вадим подумал, что Макс пьян. Очень сильно пьян. И за хмельной ра з вязностью прячет свою боль. Если, конечно, это боль, а не что-то иное. И когда только успел?

Они взяли несколько свечей и пошли на кухню. Оксана, увидев у Макса бутылку, хотела было возразить, но только головой покачала. Миша сидел за кухонным столом на табурете, обхватив голову руками.

– Эй, третьим будешь?
– Макс грохнул бутылку на стол.

Миша долго смотрел на него, не зная, согласиться или послать в ст о лицу Херсонской области.

– Не откажусь, - наконец вяло отозвался он.
– Надо же помянуть.

Вадим нашел рюмки, нарезал на дольки пару яблок, поломал прямо в фольге маленькую шоколадку.

– Ну, - Макс приподнял свою рюмку, посмотрел сквозь янтарь коньяка на пламя свечи, - упокой, Господи...

Они выпили молча, и Вадим снова наполнил рюмки. Свеча вдруг начала коптить, пламя прыгало, трещало, воск, плавясь, сбегал вниз частыми сл е зами.

– Это она, - хрипло сказал Макс, опрокидывая рюмку так, словно это был не коньяк, а сивуха.

– Кто?
– не понял Миша.

– Лорка. Это она плачет. Наверно, она где-то рядом. Душа ее. Знаете, ребята, я давно знал, что так будет. С самого первого дня, когда узнал, что она колется. Боялся этого. И ждал. Каждый день ждал... Если бы я раньше знал, что это Савченко посадил ее на иглу, я бы точно его...